# 114. Какие два решения имеются у вопроса о смысле жизни, что такое эгомания и каким главным ценностям и целям подчинены все поступки человека?

Ум Аристотеля был одним из самых ясных и цельных во всём древнем мире. Когда он применил его к человеческим поступкам, то сделал крайне важное наблюдение. Философ обнаружил, что все наши действия, цели и желания не имеют самостоятельного значения. Они всегда являются средствами для чего-то ещё, лежащего вне их самих. Неумолимая гравитация как будто притягивает каждый малейший шаг, который мы совершаем, к некоей центральной точке. Ради этой не осознаваемой нами первоцели мы и просыпаемся по утрам. Всё происходящее с человеком есть лишь промежуточные этапы на пути к ней.

Мы читаем скучный текст и пытаемся впитать содержащуюся в нём информацию, ведь это нужно нам, чтобы получить хорошую оценку на занятии и разобраться в вопросе. Так мы лучше подготовимся к грядущему экзамену и повысим средний балл. Хорошие результаты по итогам экзамена приблизят нас к тому, чтобы получить высшее образование. Оно необходимо для карьеры, которую мы выбрали. Получив хорошую работу, мы сможем обеспечить себя средствами к существованию. На эти деньги мы приобретём еду, которая нужна для питания тела. Мы сможем позволить себе жилье, разнообразные товары и услуги под наши многочисленные нужды. Часть из них важны для нашей профессии, часть – для отдыха. Всё это поможет нам создать семью и обеспечить её всем необходимым.

Или же с ранних лет мы можем тянуться не к семейной стезе, а скорее к разрешению интересующих нас познавательные проблем, к воплощению творческих замыслов в более широком контексте жизни. Этот текст, этот экзамен, это образование, этот съеденный нами ужин являются кирпичиками в строящемся здании. Они позволят нам поменять что-то в себе и мире и поставят нас лицом к лицу со следующим набором проблем и задач. А затем мы возьмёмся за что-то ещё – и так далее, до последнего вздоха.

Словом, жизнь являет собой головокружительный водоворот из целей и планов, и они связаны друг с другом неразрывными узами. Если посмотреть в его бурлящие воды внимательно, мы заметим, что часть наших потребностей и затей замыкаются в круг. Человек нуждается в еде, чтобы быть в состоянии добывать себе пищу, и он добывает ресурсы, чтобы иметь ещё больше ресурсов.

Одновременно мы увидим, что воронка не только замыкается сама на себя, но и сужается. Помимо кругового движения в ней присутствует движение вглубь. Ценности и цели человека выстроены в некоторую иерархию и помещаются друг в друга. Но куда ведёт этот путь? Зачем мы хотим иметь карьеру, положение и значимость в обществе, благосостояние, семью и детей? Зачем мы хотим узнавать, создавать и преобразовывать? За пределами наших частных проектов и проектиков, сколь бы важными они кому-то ни казались, есть что-то ещё.

Аристотель понял, что есть лишь один способ это выяснить. Нужно продолжить упрямо задавать вопросы «зачем?» и «почему?» и не сходить со следа, пока мы не упремся в нечто фундаментальное и непроницаемое. Нужно обнаружить то, к чему мы стремились бы ради него самого, а не видели бы в нём только средство для получения чего-то ещё. В своих поисках мы придём к определённому внутреннему состоянию, к некому конечному состоянию бытия. Оно уже не будет нужно ни для чего, кроме себя самого. Это будет первоценность, высочайшее благо. Мы должны ясно сознавать его, чтобы разумно выстроить собственную жизнь.

Лобовое столкновение

Аристотель двинулся в верном направлении и упорно не сходил с дистанции, но вблизи финальной точки философ совершил неосторожное движение. Его ум задрожал, споткнулся, сбился с прямого курса и попал… прямиком в счастье. В своём главном этическом труде «Никомахова этика» Аристотель заключил, что цель существования состоит в счастье, ибо оно есть единственное, к чему мы стремимся ради него самого. Достигая счастья, человек не воспринимает его как инструмент для последующей цели. Достигая же чего угодно другого, человек считает своё достижение лишь промежуточным итогом для движения дальше. Являясь целью в себе, целью самой по себе, счастье представляет собой оправдание, суть и высшее благо существования.

Да, это рассуждение было довольно убедительным, особенно когда прозвучало из уст столь тонкого логика и систематика. И всё-таки уже современники заподозрили, что в его решении что-то не так, причём не так по-крупному. Они не могли с достаточной ясностью сформулировать, в чём состоит загвоздка, но интуиция не подвела античных оппонентов. Ответ Аристотеля порождает целую плеяду внутренних противоречий и по злой иронии скорее отдаляет человека и от радости жизни, и тем более от искомого им центра бытия. После лобового столкновения со счастьем философия Аристотеля так и не оправилась.

В первую очередь, не понятно, почему люди столь часто пренебрегают счастьем, если оно представляет собой высшее благо и основной мотив? Списать это на недостаточную осведомлённость здесь не получится. Многие ясно сознают, что их решения не сделают их счастливыми. И всё-таки они упорно приводят их в исполнение. Они приносят собственную жизнь в жертву ради окружающих, ради своих убеждений, идей и замыслов. Ценой великих усилий и страданий они трудятся во имя чего-то, что самым очевидным образом не равняется их личному счастью. Это нечто куда большее и вместе с тем совсем иное по своей природе. Ничто не мешало бы махнуть рукой и выбрать более лёгкую и радостную стезю в жизни, но миллионы людей настойчиво следуют по другому маршруту.

Конечно, можно сказать, что приносимые жертвы и тяжёлый труд, в том числе акт добровольного лишения себя жизни, приносят специфическое наслаждение. И несомненно, это так. Но при этом выбор именно таких действий, а не иных, не был продиктован поиском наибольшего наслаждения, сладостных переживаний, эмоциональной гармонии. Это совсем не выбор в пользу радости, покоя и упоения, которые мы по справедливости ассоциируем со счастьем. Существуют способы получить их намного больше и вернее, нежели так. Выходит, есть какая-то сторонняя сила, иной центр гравитации, и он оказывается могущественнее потребности в счастье.

Дабы прочувствовать присутствие в себе этой первоценности можно поставить мысленный эксперимент. Представьте, что технологии осуществили очередной рывок вперёд и перед вами открылась возможность навсегда переселиться в виртуальную реальность. Вы уснёте, а ваше тело навеки вечные будет помещено в высокотехнологичную капсулу с как минимум столетней гарантией поддержания в вас жизни. Ваше тело будет неподвижно, но мозг продолжит жить активной жизнью.

Вы погрузитесь в специально созданную для вас счастливую иллюзию и при этом будете полностью уверены, что это реальность. В соответствии с последним словом науки, виртуальная реальность будет спроектирована так, чтобы максимизировать ваше удовлетворение от жизни. Это будет воплощённая мечта, подлинная сказка со стопроцентной правдоподобностью.

Кому-то подобное предложение может показаться привлекательным, но опросы показывают, что таких меньшинство. Лишь небольшое число людей гипотетически готовы были бы переселиться в виртуальную эйфорию. Ещё меньшее число согласились бы провести остаток своей жизни в сладостной наркотической коме. Да, в ней у нас будет возможность непрерывно и неустанно парить на небесах блаженства и переживать чистейшее счастье, на которое мозг только способен. Но почему же это не звучит столь заманчиво? Если в мире всё клином сходится на счастье, подобная реакция выглядит по крайней мере очень подозрительно.

В счастливой иллюзии или в наркотической коме нам негде развернуться. Там не с чем работать, некуда расти и двигаться. Это бесконечное счастливое кружение на месте. Жизнь в ней тесна, как тюремная камера. Вернее, она тесна, как гроб, в котором мы можем наслаждаться, но едва способны пошевелиться. Вот что пугает нас. В своей сущностной неподвижности и в своей тотальной несвободе пребывание в счастливой иллюзии напоминает смерть и небытие. Нечто внутри человека испытывает к этому глубокое отвращение, сколь бы много блаженства такой гроб нам ни сулил.

Творчество

Есть и более глубокая причина, почему счастье не является первоценностью и ключом к смыслу существования. У большинства живых существ просто отсутствует возможность его испытать. В их нервных системах нет соответствующих механизмов, а самое же главное – там нет никакого «Я», никакого получателя потенциальных переживаний. Устройство простейших организмов не предполагает объединения информации в центральной точке.

Что же сбило с курса столь великий ум, каким был ум Аристотеля? По крайней мере часть ответственности за это лежит на формировавшемся в то время античном антропоцентризме. Согласно ему, человек есть пуп земли и мера всех вещей и ничего больше и глубже нет. Он считался точкой отсчёта, с которой должно вестись познание всего. Сегодня, однако, мы знаем, что человек является плотью от плоти мира. Мы дети природы и не слеплены из какого-то особого волшебного вещества, радикально отличающего нас от всего остального. Об этом говорят как все данные науки за последние столетия, так и одна из магистральных линий в развитии мировой философии за две с половиной тысячи лет.

Счастье возможно лишь для крошечной части мира вокруг и при этом лишь в отдельных случаях. Потому оно не может являться ключом к нашему устройству. Оно есть частное проявление более глубинного слоя реальности. Чтобы добраться до подлинного фундамента, нам нужно исследовать всё доступное многообразие действительности внутри себя и вокруг и задаться принципиальным вопросом. Какое динамическое свойство объединяет всё это? Это свойство должно быть повсюду: и в электронах, и в атомах, и в молекулярных связях, и в звёздах на небе, и в бактериях, и в растениях, и в человеке, и в нашем обществе.

То, что мы находим по итогам такого умственного упражнения, есть энергия. Энергия пронизывает всё, и эта энергия является созидательной. Ей присуща способность к взаимодействию и самоорганизации, к образованию всё более и более сложных форм. В неживом мире она проявляется как эволюция неживой материи. С точки зрения науки, именно способность материи к самоорганизации и к усложнению форм (которую по всей строгости можно определить и как творческую способность) и создала весь мир. Так возникли и мельчайшие частицы вещества, и звёзды, и планеты, а также всё, что на них есть, включая нас самих.

Физические расчёты показывают, что самая ранняя форма материи появилась в первую микросекунду после рождения вселенной в ходе Большого взрыва. Это было сверхгорячее вещество, называющееся кварк-глюонной плазмой. Температура кварк-глюонной плазмы может превышать четыре триллиона градусов Цельсия, что было показано в экспериментах, где учёным удалось воссоздать это состояние вещества. За счёт способности материи к творческой самоорганизации в кварк-глюонной плазме возникли протоны и нейтроны, из которых в последующие минуты образовались ядра атомов.

Со временем гравитация и другие силы физического взаимодействия позволили атомам сформировать гигантские скопления. Так родились звёзды. В недрах звёзд под огромным давлением взлетела температура вещества. Это запустило мощные термоядерные реакции, благодаря которым родились тяжёлые элементы химической таблицы вплоть до железа. После гибели первых звёзд во взрывах сверхновых из вещества ядра и возникших при взрыве химических элементов образовались планеты. Затем по меньшей мере на одной из планет появилась жизнь.

Здесь нас не интересуют детали физики элементарных частиц, хотя всегда бывает полезно для полноты картины мира ознакомиться с ними хотя бы в самом общем смысле. Главным для нас является вывод: каждый малейший отрезок неживого мира пронизывает динамическая энергия, творческая энергия, универсальная способность к самоорганизации и эволюции. Неизбежно, что эта энергия, создавшая человека, наполняет всех нас.

Человек есть неотъемлемая часть мира даже с самой грубой точки зрения, с точки зрения химического состава тела. Мы на 99% состоим из всего лишь шести химических элементов. В порядке убывания это кислород, углерод, водород, азот, кальций и фосфор. Все элементы в данном списке, за исключением водорода, возникли в недрах звёзд или образовались в процессе их гибели во взрыве сверхновой. Таким образом, наше родство со звёздами, как и со всем вокруг, не является поэтической метафорой. Это не красивый образ, а нечто совершенно буквальное: мы плоть от плоти мира. Мы ведём свою родословную от раскалённых звёздных недр, мы состоим из их разрушившихся тел и когда-нибудь разделим их судьбу. Так в подлинном знании наука и поэзия сплетаются воедино и оказываются тождественны.

Ещё проще увидеть творческую сущность бытия на примере живой природы. С самых первых шагов эволюции на планете, определяющей чертой каждого существа является неугасаемая потребность в расширении себя вовне. Организмы поглощают энергию окружающей среды, и за счёт этого растут и развиваются. Затем они продлевают себя в будущее путём размножения. Потребность жизни в саморасширении и творческой организации внутреннего и внешнего мира является изначальной и беспредельной. Бактерия, в распоряжении которой имелись бы бесконечные пищевые ресурсы и надлежащие условия, заполнила бы своими копиями всё мироздание.

Как и любая энергия, жизнь всегда распространяется до самых последних доступных ей пределов, пока не упирается в ту или другую стену. Тогда она начинает медленно её продавливать. Это касается не только микроорганизмов, но и популяций высокоразвитых животных. Их численность всегда возрастает до максимальных возможных значений, в прямой пропорции к доступности территориальных, пищевых и иных ресурсов в их среде обитания.

Счастье

Может показаться неуместным мерить всё сущее таким человеческим, слишком человеческим словом, как творчество. Однако если отвлечься от специфики нашей жизни и посмотреть в суть творчества как процесса, мы поймем, что оно бесконечно глубже и шире, нежели homo sapiens. Творчество никогда не было и не может быть чем-то сугубо человеческим. Оно не может являться прерогативой какого-либо вида существ и быть чьей-то собственностью.

Все формы жизни, включая нас, возникли лишь в силу того, что бытие есть эта динамическая и творческая энергия. Для животных основная форма творчества и саморасширения есть размножение, которое обеспечивает развитие вида путём эволюции поколений. Человек же способен на более тонкие и масштабные формы созидания. Тем не менее сущность и того, и другого едина. Творчество есть сам способ существования мира, в каждом его отрезке, в каждую малейшую долю секунды и потому оно не может быть никем присвоено.

Не менее беспочвенна человеческая гордыня и претензия на эксклюзивность в случае процесса познания. Сейчас наука обнаруживает своеобразную когнитивную деятельность и способность к обучению даже у одноклеточных организмов, и ранее мы уже об этом говорили. Познание, таким образом, представляет собой универсальное свойство жизни. Вполне вероятно, оно присуще материи как таковой, в виде её способности к информационному взаимодействию.

Когда в процессе познания нам удаётся установить, что отдельные компоненты внутренней и внешней среды особенно важны для выживания и развития, мы их запоминаем. Эти явления запечатлеваются в нашей информационной модели в особом статусе. Они становятся потребностями и ценностями, что в действительности есть одно и то же.

Система ценностей человека довольно пластична и подвластна изменениям. Мы можем поменять их очередность и приоритет, можем добавить новые или исключить существующие. У животных же система ценностей записана эволюцией в генотипе. Её костяк составляет классический список из питания, размножения, безопасности и территории, и он поддаётся лишь незначительным трансформациям.

Потребностей очень много и все они разные. Как следствие, весьма полезно было бы их объединить для совместного анализа в рамках единого познавательного механизма, в едином познавательном пространстве. Хорошо, если бы в мозге имелся общий индикатор удовлетворённости или неудовлетворённости главных потребностей живого существа. Таковым индикатором стали эмоции. В высокоразвитых формах эмоции существуют у всех млекопитающих, однако их более примитивные аналоги имеются и у множества других существ, включая рыб и некоторых моллюсков.

Главенствующая роль эмоций всегда была в том, чтобы сообщать о мере общего расхождения ожидаемого и нужного нам с действительным. Отрицательные эмоции есть красная лампочка, сигнализирующая о расхождении, а положительные – зелёная. Они говорят о том, что всё хорошо. В этом смысле положительные эмоции и счастье как особый коктейль из них есть одна из высших ценностей жизни.

При всём при этом роль счастья второстепенна. Будучи индикатором, счастье лишь сообщает о состоянии нашей жизни, но не является ни смыслом, ни причиной нашего бытия. С его помощью мы лишь получаем поощрительный сигнал от своей лимбической системы.

Человек, который считает счастье альфой и омегой и стремится именно к нему, подобен водителю, который хочет, чтобы лампочка движения по заданному курсу всегда горела успокаивающим зеленым светом. При этом до самого маршрута ему нет никакого дела. Его не беспокоит, куда едет машина, едет ли она вообще и в каком состоянии двигатель. Главное, чтобы лампочка светилась.

Это означает перевернуть всё с ног на голову. Счастье – это просто лампочка с красивыми переливами. Это индикатор общего состояния жизни, а потому его роль – сугубо вспомогательная. Будучи древним и примитивным, сей механизм постоянно снабжает нас ошибочными показаниями. Тогда человек с радостным увлечением разбирает свою жизнь на составляющие и вкушает счастье в полнейшей деградации, пикируя в пропасть. С другой стороны, порой он может быть несчастен, хотя у него всё в порядке. Значит, неисправен сам индикатор и следует заняться его починкой.

Словом, не стоит ориентироваться лишь на свечение лампочек на приборной панели, сколь бы завораживающим оно ни было. Нужно чаще смотреть в окно, на дорогу, на существо дела. Счастье не цель и не источник нашего движения. И вернее всего оно достигается, когда мы следуем правильным курсом, то есть естественным курсом созидания и познания, принадлежащим к существу жизни.

Смысл

Сущность бытия есть бесконечное творчество, пластичная и динамическая энергия. Показателем того, что она распространяется свободно, является счастье, хотя этот показатель и бывает крайне ненадёжным. Однако остаётся вопрос, куда и по какой траектории нам лучше свою силу направить? В том многообразии вариантов, что мы наблюдаем в каждый момент своей жизни, необходимо сделать выбор. Так заявляет о себе потребность в смысле, в прояснении главной траектории нашего движения.

Согласно классическому определению, смысл представляет собой роль, которую нечто играет в более широком контексте действительности. Деталь в механизме может иметь тот смысл, что приводит в движение шестерёнку. Смысл шестерёнки в том, чтобы перенаправлять кинетическую энергию от одной вращающейся оси к другой. Смысл этого в том, чтобы запустить работу всего устройства. Устройство нужно нам для охлаждения температуры в помещении, а это требуется, чтобы пребывание собравшихся в нём было комфортным.

Смысл даёт нам объяснение, для чего нечто существует, причём существует именно в качестве инструмента. Он сообщает, для чего мы делаем то, что делаем. «Для чего» же в свою очередь означает «куда», то есть в каком направлении высвобождается созидательная энергия человека.

К проблеме смысла есть два общих подхода. В рамках первого из них и наиболее интуитивно понятного мы можем искать смысл своей деятельности, жизни и творчества вне их самих, в некоем результате. Это можно назвать внешней концепцией смысла. Мы приравниваем себя к органу космического тела или к предметам обихода, вроде гвоздя или кружки. Они крайне функциональны и их смысл находится вне их. Он в том, чтобы сыграть свою маленькую роль на какой-то большой сцене. Так и человек всегда искал для себя оправдания в чём-то внешнем, в будущем, в некоей системе более высокого порядка, ради которой он был исполнил свою особую роль.

Творчество и жизнь воспринимаются как способ что-то поменять, упорядочить и преобразовать реальность в соответствии с имеющимися у нас планами. Мы всегда действуем для чего-то ещё. Мы стремимся сделать мир другим, причём как внешний мир, так и внутренний. Смысл тогда может быть найден лишь в тех переменах, которые мы производим в более обширном контексте действительности.

Когда мир, наконец, становится другим, мы обращаем внимание на следующую затею, а после – ещё на одну. Сперва мы желаем одного, затем другого, затем третьего. Мы строим машины, создаём семьи, рожаем детей, пишем книги, проясняем заботящие нас вопросы мироустройства, приносим пользу обществу и облегчаем бремя человеческих тягот. Мы озабочены малыми и большими проектами, и им нет конца.

Этот неутолимый творческий дух человека, устремлённый вперёд, по большей части воспевался и поощрялся в человеческой истории. На заре возникающей нейробиологии академик Павлов выделил описанное здесь целеориентированное творческое стремление в качестве основы высшей нервной деятельности. Он считал эту глубинную тягу настолько фундаментальной и для людей, и для животных, что назвал её даже не инстинктом, а рефлексом – рефлексом цели. В одноимённой работе Павлов пишет (1916 г.):

«Жизнь только того красна и сильна, кто всю жизнь стремится к постоянно достигаемой, но никогда не достижимой цели или с одинаковым пылом переходит от одной цели к другой. Вся жизнь, всё её улучшение, вся её культура делается рефлексом цели, делается только людьми, стремящимися к той или другой поставленной ими себе в жизни цели».

Это звучит поистине прекрасно и воодушевляет жить и трудиться. Однако так лишь с определённого ракурса. В подобном понимании смысла человеческой жизни имеется неустранимый логический изъян, и он в конечном итоге порождает в жизни людей много излишних внутренних и внешних конфликтов.

Дело в том, что внешняя концепция смысла игнорирует стихию времени, непостоянство и пластичность реальности. Она выносит за скобки тот неудобный факт, что любое наше достижение, любое стечение обстоятельств ход времени стирает в ноль. С мерным хрустом время перемалывает наши дни и годы, затягивает в себя людей и народы, идеи и цивилизации, планеты и звёзды, даже целые галактики. Мы привыкли измерять всё своим аршином, в масштабе лет и столетий, но на этих просторах и миллионы лет есть не более чем секунда. Галактика здесь не крупнее песчинки.

Если мы ищем оправдание своей деятельности в цеплянии за то или иное желаемое стечение обстоятельств, то строим смысл жизни на чем-то предельно эфемерном, по сути, на «ничто». Время поглощает любой достигнутый результат, а потому в плодах творчества нельзя найти ни его смысла, ни опоры. Под таким углом наша жизнь становится бесконечным и безнадёжным перепахиванием реальности ради чего-то, что впоследствии будет изменено ею до неузнаваемости. Я делаю это ради того, оно происходит ради чего-то следующего и так далее во веки веков без конца и без края. Мы оказываемся в вагоне поезда, который никуда не едет. Следовательно, и мы никуда не едем.

Внешний смысл в условиях конечности

Аристотель понял, сколь абсурдной выглядит логическая чехарда, где единица существует ради двойки, двойка ради тройки, а тройка ради четвёрки в бесконечной числовой последовательности...

Источник: m.vk.com

Комментарии: