ПСИХОДЕЛИКИ И НЕЙРОНАУКА

Наука постепенно реабилитирует психоделики - в последнее время возрождается интерес к экспериментальным исследованиям псилоцибина и других психоактивных веществ. Полезно вспомнить, с чего все началось: в 1960-х опыты по расширению сознания стали кладезем новой информации для психотерапевтов и нейробиологов. В частности, именно благодаря им выяснилась роль серотонина в функционировании мозга - а из этого открытия выросла вся современная психофармакология.

В середине ХХ века преобладающими гипотезами в психологии и психиатрии были гипотезы о том, что настроение, желания, чувства, память, поведение и личность обусловлены окружающей средой, детскими переживаниями, взаимосвязью вознаграждения, наказания, вытеснения и подкрепления подсознательного ума и, в числе прочих, психосексуальными механизмами. Считалось, что активность мозга по своей природе является электрической. До 1940-х и в начале 1950-х точка зрения, что сознание находится под влиянием, если не обуславливается, действия химических веществ, производимых в мозге, была совершенно чужда медицинской среде. Важные события, которые повлияли на изменение существующих парадигм и породили нейрохимию и нейрофармакологию и привели к непосредственному развитию психофармакологии как научной дисциплины, на самом деле сосредоточены вокруг открытия и исследования психоактивных эффектов диэтиламида лизергиновой кислоты (ЛСД), N, N-диметилтриптамина (ДМТ), псилоцибина и других психоделических веществ.

Возможно самым важным открытием среди исследований психоделических средств было определение роли серотонина в психических процессах. Серотонин, химическая структура которого была определена в 1949 году, как стало известно с конца 1800-х годов, присутствует в свернувшейся крови. Здесь нам открывается его кровоостанавливающая роль: при повреждении тканей он помогает предотвратить кровотечение. В случае травмы серотонин освобождается из тромбоцитов, вызывая локальное сужение сосудов и стимулируя дальнейшую агрегацию тромбоцитов, помогая сформировать сгусток и остановить кровотечение. Серотонин также был открыт в тканях мозга в начале 1950-х, что указывало на его потенциальную роль в функционировании мозга и сознания. Обнаружение серотонина в мозге было произведено независимо и одновременно группой ученых в Соединенных Штатах и другой группой ученых в Эдинбурге, Шотландия, во главе с сэром Джоном Х. Геддамом. Однако в формировании ранних теорий относительно участия серотонина в процессах сознания особое значение имели эксперименты Геддама с ЛСД, проведенные на себе.

Сэр Джон Х. Геддам, британский фармаколог, принимал участие в первоначальных исследованиях серотонина. Четыре раза в 1953 году Геддам принимал ЛСД, чтобы узнать о его воздействии на свой организм. Без сомнения, частично благодаря этим экспериментам на себе и частично его лабораторным экспериментам с ЛСД и серотонином Геддам стал первым, кто предположил наличие связи между ЛСД и серотонином, и затем допустил, что влияние ЛСД на функции серотонина были ответственны за психоделические эффекты ЛСД. Его рукописные заметки о самостоятельном эксперименте с 86 микрограммами ЛСД от 1 июня 1953 года выглядят следующим образом:

«9:48 Моя рука выглядит странно, будто это чудовищный рисунок руки, который корчится, пока я не сфокусирую на нем взгляд. У нее удивительные цветовые контрасты. Я вижу будто бы более чем реальный рисунок, что вызывает довольно странные чувства - как будто она принадлежит кому-то другому. Все в комнате стоит довольно нестабильно». Метедрин не ликвидировал воздействие на ощущения. Он продолжает: «Доказательства наличия HT (серотонина) в некоторых частях мозга могут быть использованы в поддержку теории о том, что психические эффекты диэтиламида лизергиновой кислоты появляются из-за интерференции с HT (серотонином)». Таким образом, в личности сэра Джона Геддама произошло слияние личного опыта употребления ЛСД и научного осмысления, что и дало толчок зарождению химической нейронауки.

«Эндогенный ДМТ играет важную роль в таких состояниях сознания, как восторженное состояние, мечтание, творчество, клиническая смерть»

Независимо от него, Д. Вулли и Э. Шоу в Нью-Йорке предложили, «-что психические нарушения, вызванные диэтиламидом лизергиновой кислоты, должны быть отнесены к вмешательству кислоты в действие серотонина в мозге». Кроме того, они утверждают, что «Геддам также знал о психических эффектах диэтиламида лизергиновой кислоты и действии серотонина в мозге. Мы предположили, что он думал о том же самом, что и мы, об отношении серотонина к психическим нарушениям, вызванным веществом». В отличие от Геддама, относительно Вулли или Шоу нет доказательств, что они принимали ЛСД.

Позже они написали: «Эти фармакологические открытия указывают на то, что серотонин играет важную роль в психических процессах, и что подавление его действия вызывает психическое расстройство. Другими словами, отсутствие серотонина является причиной расстройства. Если же дефицит серотонина в центральной нервной системе является результатом нарушения метаболизма, а не вызван фармакологическими средствами, можно ожидать проявления тех же самых психических расстройств. Возможно, такой недостаток отвечает за естественное появление заболеваний- Таким образом, мы выдвигаем следующие предположения: серотонин, вероятно, играет роль в поддержании нормальных психических процессов; нехватка серотонина, вызванная метаболизмом, может способствовать появлению некоторых психических расстройств; серотонин, или его производное длительного действия, может облегчить психические расстройства, подобные шизофрении».

В этих ранних отчетах можно узреть источник текущих исследований и разработок современных психотерапевтических препаратов, которые породили миллиардную фармацевтическую промышленность, направленную на изменение действия серотонина и других нейромедиаторов в головном мозге с целью лечения психических заболеваний.

ДМТ также сильно повлиял на эволюцию нашего представления о нормальных и экстраординарных состояниях сознания. В 1961 году лауреат Нобелевской премии Джулиус Аксельрод сделал замечательное открытие: ткань млекопитающих (легкое кролика) имеет способность синтезировать ДМТ.

Это открытие было подвергнуто всестороннему исследованию в начале 1970-х, когда стало известно, что ткань человеческого мозга, подверженная биопсии, может выполнять ту же биотрансформацию. Открытие того, что ткань человеческого мозга может производить, по крайней мере, в лабораторных условиях, небольшое количество ДМТ, привело к бурному обсуждению относительно возможной роли ДМТ в человеческом сознании. Тем не менее, аналитические технологии того времени не были столь чувствительны или надежны, как сегодня. В то время как некоторые исследователи смогли подтвердить наличие ДМТ в человеческих тканях и жидкостях, другие потерпели в этом неудачу. Некоторые ученые в то время считали, что результат лабораторных наблюдений Аксельрода и других исследователей был скорее лишь артефактом, чем объективным явлением. Вопрос оставался неразрешенным почти 30 лет.

Тогда, в 1999 году, Майкл Томпсон и его коллеги в медицинском институте Майо в Рочестере, штат Миннесота, используя методы молекулярной биологии - клонирования и секвенирования - обнаружили человеческий ген, который кодирует фермент, синтезирующий ДМТ из триптамина. Открытие Томпсона возобновило многочисленные обсуждения и в полной мере укрепило гипотезы о том, что эндогенный ДМТ играет важную роль в таких состояниях сознания как восторженное состояние, мечтание, творчество, клиническая смерть и другие. Точка зрения о том, что наличие ДМТ в тканях млекопитающих является всего лишь артефактом, не свойственным объекту, и искажает результаты исследования, оказалась несостоятельной.

Со времен Геддама исследования психоделиков, серотонина и других нейротрансмиттеров и их рецепторов продолжается ускоренными темпами. Основываясь на ранних теориях Геддама, Вули и Шоу о роли серотонина в фармакологии ЛСД, в 1980-х Ричард Гленнон и его коллеги из Высшей фармацевтической школы Университета содружества Вирджинии были первыми, кто определил, что серотониновый рецептор 2- (сейчас называется рецептор типа 5-HT2A) является основной мишенью, связывающей такие психоделические агенты как лизергамид, фенилалкиламин и индолалкиламин. В течение следующих двух десятилетий были обнаружены дополнительные центры связывания; в настоящее время различают 40 или более дополнительных рецепторных участков психоделических препаратов. И хотя 5-НТ2А до сих пор считается общим рецептором для воздействия психоделических препаратов, все больше исследователей приходят к выводу, что активности только в этом рецепторе недостаточно для объяснения всех эффектов психоделиков [-].

Очевидно, одновременное действие психоделических средств на многие или даже все 40+ ныне выявленных рецепторных участков, при том, что каждый психоделический агент имеет уникальное рецепторное связывание и профиль активации (фармакологический «отпечаток пальцев»), формирует множество субъективных ощущений, вызванных этими веществами. Таким образом, хотя термин «психоделический» часто используется как упрощающий термин, психоделические вещества хотя и вызывают похожие субъективные эффекты у людей, но не производят одинаковых субъективных эффектов, о чем люди, принимавшие эти средства, с готовностью сообщают. Эффект от ЛСД совершенно другой, нежели чем от мескалина, который, в свою очередь, отличается от действия ДМТ, который отличается от TMA-2, который отличается от псилоцибина, который отличается от действия 2C-B, и т.д.

Хотя, как правило, для изучения этих материалов используются данные, получаемые лабораторным путем (in vitro) и посредством изучения поведенческих моделей животных, эти подходы ограничены тем, что они, как правило, размывают качественные, эмпирические различия между психоделическими препаратами - различия, которые легко могут определить люди. Данные лабораторных исследований, полученные из пробирок, и данные, полученные путем исследования на животных, могут дополнить, но никак не заменить человеческий опыт, который, несомненно, является непременным условием испытания психоделических эффектов.

Проблема определения единых критериев для определения психоделических веществ и переживаний, которые они вызывают, конечно, не является новой. Как говорил Александр Шульгин: «если существует путаница в выборе термина для описания класса препаратов, которые мы будем называть [психоделические средства], то при согласовании описания их действия мы придем к совершенной неразберихе». Один из подходов, предложенный в 1970-х годах, заключался в определении психоделиков как средств, имитирующих эффекты ЛСД.

Хотя это определение замыкается само на себе, оно поставило психоделический опыт в самый центр обсуждения. Лестер Грин Спун и Джеймс Бекалар предложили следующее: «Препарат будет считаться психоделическим или нет, в зависимости от того, насколько и каким образом он напоминает ЛСД; о сходстве нужно судить по культурной роли препарата, а также по диапазону его психофармакологических эффектов. С этой точки зрения группа психоделических препаратов имеет четко определенный центр и размытую периферию-».

«Исследования с применением психоделиков обеспечивают более глубокое понимание функционирования мозга и продолжают оказывать влияние на психофармакологию»

Связывание молекулярного действия препарата с поведением животных и с переживаниями человека остается заманчивой, но не полностью реализованной целью. Большая часть прогресса, которая была достигнута в этой области, стала возможной благодаря работе Александра Шульгина, который разработал, синтезировал и дал характеристику более 200 новым психоделическим веществам в своей частной лаборатории. Соединения Шульгина были использованы многими другими учеными по всему миру для изучения рецепторного связывания и активирования препарата в лабораторных условиях, для компьютерного моделирования веществ и картирования форм рецепторов, для исследования электрической активности нейронов, для исследования поведения животных и др. Разработки Шульгина также внесли значительный вклад в разнообразие психоделического опыта человека.

Из обзора литературы, приведенного выше, и из других источников становится ясно, что большая часть современных исследований нейротрансмиттеров и препаратов, влияющих на их функцию в мозге, прослеживается от экспериментов и работ ученых, изучающих механизмы действия ЛСД, ДМТ и других психоделических соединений.

В свете этих открытий в нейрохимии предположения психологии и психиатрии в отношении происхождения и природы сознания и психических заболеваний должны были подвергнуться пересмотру. Для психологии и психиатрии стало необходимым включить наблюдения нейробиологии в модели психического функционирования. Нейрохимия и нейрофармакология начали играть доминирующую роль в исследовании сознания и в лечении психических заболеваний к концу 1950-х годов и в 1960-е годы. Например, для психотерапевтических практик стало обязательным использование психоактивных препаратов, которые были получены на базе экспериментальных открытий нейрофармакологии, как основной подход для психологического лечения. Таким образом, появилась психофармакология как медицинская и научная дисциплина. Хотя все еще остается многое, что может быть улучшено, эффективность этих препаратов, несомненно, спасла бесчисленное количество жизней.

Несмотря на то, что клинические исследования психоделиков на человеке были временно приостановлены в конце 1960-х и 1970-х, исследования их основной химии, фармакологии и нейробиологии продолжались. В научных кругах исследование с химическим синтезом и фармакологическим исследованием психоделических средств было сосредоточено в лабораториях вышеупомянутого Ричарда Гленнона и Дэвида Николса в фармацевтическом колледже Университета Пердью в Уэст Лафайетт, Индиана, Джорджа Агаджаняна в школе медицины Йельского университета в Нью Хейвене, штат Коннектикут, что в значительной мере содействовало нашему пониманию воздействий психоделиков на нейронную сигнальную систему и систему мозга. Другие ученые, имена которых мы не будем упоминать вследствие их многочисленности, использовали различные поведенческие модели животных для изучения этих веществ.

Текущие академические исследования, ориентированные на изучение психоделиков, проходят в различных фармацевтических и медицинских институтах и в отделениях медицинской химии, неврологии, фармакологии, психологии и психиатрии. Если заинтересованный студент усердно изучает научную литературу, (PubMed, пожалуй, самый полезный для этого инструмент), потенциальные возможности исследований могут быть выявлены в учебных заведениях по всему миру.

Для человека, серьезно заинтересованного в подобных исследованиях, особенно если они касаются психоделических средств, научная степень доктора наук или медицинского доктора крайне необходима для академического или клинического исследования. Несколько лет постдокторской подготовки в конечном итоге могут привести к роли главного исследователя фундаментальной научной работы или руководителя клинического исследования, занимающегося исследованиями на человеке. В любом случае, после получения степени бакалавра и поступления в аспирантуру количество возможностей в данной сфере увеличится, будь то роль члена команды при проведении исследований с психоделическими средствами при университете, фармакологической компании, Национальном институте здоровья или частном исследовательском фонде.

Как описано выше, психоделические средства использовались в течение последних нескольких десятилетий, чтобы ответить на механистические вопросы о рецепторах, нервных процессах и поведении животных. Исследования с применением психоделиков обеспечивают более глубокое понимание функционирования мозга и продолжают оказывать влияние на психофармакологию и развитие лекарств для лечения психических заболеваний. Тем не менее, до недавнего времени исследования возможного обогащения жизни людей посредством психоделического опыта находились в стадии стагнации. За последние несколько лет наблюдается возрождение клинических исследований с применением психоделических средств на добровольцах. Сегодня стали признавать, что их применение оказывает положительное влияние на терапию и личностный рост.

Комментарии: