Не будете прорабатывать лингвистическую травму от гендерных языковых практик — отключим газ

Не будете прорабатывать лингвистическую травму от гендерных языковых практик — отключим газ, или о небинарной морфемике патриархального языка и веганской этичной горизонтальной квир-френдли сейф-спейс парадигме существительных

Давеча заметила новый для себя символ в обозначении представителей той или иной профессии во множественном числе, которым пользуются обитатели соевых плантаций и им сочувствующие. Некоторые из вас точно видели „редактор_ок“ и "дизайнер:ок" — вчера я с широко распахнутыми глазами лицезрела „специалист*ок“.

Любопытно, что в русском языке я мало наблюдала (или почти не видела) вариант с внутренним маюскулом (Binnenmajuskel*), который был распространен в немецком языке по крайней мере еще в нулевых: SpezialistInnen. Начало морфемы, а именно суффикса женскости, пишется с большой буквы — это и есть внутренний маюскул. По-русски это выглядело бы так: специалистКи.

Употребление привычного нам варианта „специалисты“ в отношении неограниченного круга лиц вне зависимости от их пола — это, как считают приверженцы теории пересечения (они же интерсекционалы), приверженцы гендерной лингвистики и идеалисты другого толка, есть угнетение женщин в том плане, что их меньше видно. Видимость, видите ли, низкая, как и проявленность оных в языке. Но ежели добавить суффикс женскости и какой-нибудь символ, который будет означать, что речь идет не только о женщинах (в варианте „специалистки“), но об обоих полах („специалист_ки“, „специалист:ки“, „специалист*ки“), то вот тогда заживем. Я уже как-то высказывалась отдельно, что такой абсолютный сепироуорфизм, полагающий аксиомой то, что язык влияет на или определяет сознание, среди в том числе лингвистов (что не может меня не печалить) есть чистой воды ненаучный, недиалектический и в целом мракобесный подход. (К слову, утверждала я это еще несколько лет назад, будучи более центристской и либеральной, чем я есть сейчас; за что, кстати, успела получить на орехи от либеральной коллеги.)

Вопросы к гендерной лингвистике и апостолам ея прозападным исследователям, которые меня в связи с этим интересуют — пока полушуточно, но как знать:

1. Ограничен ли чем-нибудь набор символов для этого морфемного расчленения или его размер потенциально бесконечен?

2. Есть ли какая-нибудь зависимость между количеством гендеров и количеством этих символов?

3. Ну хорошо, допустим, сейчас с помощью насаждения суффиксов женскости и новой орфографии мы повысим видимость и проявленность женщин, отчего те станут менее угнетаемыми. А как быть с тем, что данная орфография и морфемика бинарны? Как небинарным-то людям проявляться в морфемике? Как будет выглядеть веганская этичная горизонтальная квир-френдли сейф-спейс парадигма существительных? А парадигма прилагательных и артиклей в тех языках, где и во множественном числе представлена (ой, простите, оговорилась, правильно будет так: видима и проявлена) категория рода (например, в чешском [1])?

Чем больше гендеров, чем шире этот квир-спектр, тем больше граммем будем встраивать в парадигму этого косного, патриархального языка, повышая количество граммем до потенциально бесконечного числа? Появится новая грамматическая категория, а именно категория гендера (не путать с существующей категорией рода)? Языки начнут массово приобретать всё больше агглютинации, грамматическая категория гендера начнет проявляться в спряжении глаголов, в склонении именных групп — объектов, — так что языки начнут походить на какой-нибудь баскский [2]? Оно, конечно, я малость разошлась в полете своей мысли (и вообще всегда хотела хоть чуточку прикоснуться к баскскому языку), но как знать, авось еще и застану зарождение новой грамматической категории в этом дивном новом мире.

В „научно-консенсусных“ профессиональных трудах по гендерной лингвистике еще в 2010 году на совершенно серьезных щах рассуждали о теории вежливости, о том, что небинарные гендерящие практики представляют собой опасность для индивидов и социальных групп и наносят им лингвистическую травму. Нисколько не преувеличиваю с „лингвистической травмой“, причаститесь этих тайн сами [3]: „The final chapter is more theoretical in nature. Using findings from the preceding chatpers as a starting point, it sets out to view gendering practices in the light of politeness theory, i.e. as a face-threatening acts or as acts that potentially clash with the self-image of a person or a social group. In a final step, this discussion is related to the poststructuralist discussion of linguistic wounding“.

Вот провалиться мне сквозь землю, если спустя несколько лет индустрия по пестованию (ой, простите, горизонтальной фасилитации) квир-френдли терапевт_ок не начнет получать десятину от людей, которым требуется составить терапевтический план на N+1 сессию для прорабатывания лингвистической травмы, полученной ими в детстве от родителей. Если только такого уже не происходит.

Шутки шутками, но для поста я хотела было проверить гендерно верное написание слова, которого узус мне никогда не предъявлял, но которое вполне выводится моим языковым чутьем немецкого, а именно слово Gendertherapeut (гендерный терапевт). В Google Trends [4] и корпусах DWDS [5] этого слова еще нет, однако просто в гуглопоиске оно уже находится [6]. Некоторые немецкоязычные товарищи уже умудряются устраивать метаспоры на тему того, что, говоря о языковых гендерных практиках (тех, которые хорошие, — важно не перепутать их с плохими, наносящими лингвистическую травму), неправославно использовать Denglisch в лице глагола gendern — надлежит пользоваться глаголом geschlechtern [7], в котором немецкий корень.

Вообще я не планировала так растекаться мыслию по древу — оно само получилось, я вошла в раж, покорнейше извините. Зато смотрите, какой прекрасный образец наукообразного и не менее наукоемкого продукта я нашла — гендерный словарь авторства некоей швейцарской лингвистической коммерческой компании по названию Genderator [8]. Если взглянуть на конфетную обертку, то словарь весьма симпатично сделан, выглядит прилично. Если конфетку развернуть, то мы предстанем перед бездной того, что называется Geschlecht ber?cksichtigende (»gendergerechte«) Bezeichnungen (перевод: „обозначения, учитывающие пол (гендерно верные)“). Словарь дает массу моветон- и бонтон-примеров: так не говори, а сяк — говори. Переведу пару противопоставленных примеров. Моветон: „На рынке IT-труда не хватает специалистов по безопасности“ („Auf dem IT-Arbeitsmarkt mangelt es an Sicherheits-Spezialisten“). Бонтон: „На рынке IT-труда не хватает квалифицированной рабочей силы, специализирующейся на безопасности“ („Auf dem IT-Arbeitsmarkt mangelt es an Fachkr?ften, die sich auf Sicherheit spezialiert haben“).

Иными словами, интерсекционалы уже диктуют нам, как правильно говорить, или как следует орудовать саперной лопаткой на минном поле инфантильных обидок, чтобы не дай бог не оскорбить чувства очередной снежинки и не нанести ей лингвистическую травму.

***

В далеком 2009 году я, будучи студенткой-третьекурсницей филфака СПбГУ, слушала факультативный спецкурс Наталии Анатольевны Слюсарь по психолингвистике предложения. Спецкурс был очень хорош, сугубо по делу, и Наталия Анатольевна дала мне многое. Я не помню, чтобы мы поднимали там вопросы гендера, но именно после него я вдохновилась на чтение литературы по вопросу гендерной лингвистики. Будучи курсисткой сколь алкающей знаний, столь же и ответственной, я честно, внимательно прочла чью-то англоязычную монографию, вникая в примеры и пытаясь уловить ее лейтмотив. Закончив читать, я подумала: „Что это, черт подери, было? Что за ненаучные сопли, размазанные по тарелке?“

Спустя четырнадцать лет я, вероятно, рационализируя, прихожу к выводу: слава богу, что я ответственно готовилась к экзамену по теории языкознания на первом курсе, для чего прочитала неоднократно мною рекомендованный учебник Маслова по введению в языкознание. По всей видимости, сама того не осознавая, благодаря этому учебнику, курсу по теории языкознания и вообще всей постсоветской филологической школе я получила в семнадцать лет тот диалектический фундамент, встать на который у гендерной лингвистики спустя два-три года уже не было совершенно никаких шансов. Даже несмотря на то, что либерализм студенческого сообщества по крайней мере тех времен усердно капал на мозг курсистов, и мой в том числе.

*Majuskel — заимствование из латинского языка, означает „немногим бОльшее“.

Источник: vk.com

Комментарии: