Новое есть смерть старого, или краткая апология смерти

Очередные новогодние размышления

Закатная постэпоха продолжает свой неспешный ход, но кажется, что зомбисоциум сдвинулся с мертвой точки и заковылял куда-то. Ступор сменился беспорядочными метаниями. Государство, переживающее системный, прежде всего идейный кризис, в обнимку с транснациональными корпорациями, этими ульями, существующими исключительно ради сверхцели краткосрочного профита, связали общество стареющих пассивных потребителей канатом сомнительных и часто антиконституционных регуляций и потащили в сторону аккуратненьких (где-то не очень) цифровых клеток. Все это под саундтрек какофонической истерии по поводу очередной (сколько за прошлый век таких было?) тяжело переносимой простуды. В результате мы стали свидетелями в равной степени как морального банкротства национального государства, так и подлинной ценности гражданского общества, в котором большинство готово безоговорочно сдать в утиль свои права и свободы ради утешительной опеки Большого Брата. Ну а с ТНК и так все было давно ясно. Однако похоже, что с нажимом все-таки перестарались и коллективное государство дает заднюю, испугавшись за показатель главной шкалы из ряда тех, что эта самоорганизующаяся система призвана оптимизировать – стабильности. Теперь совместные усилия по тяганию каната, опутавшего общество пассивных потребителей, в сторону стойла могут выродиться в перетягивание оного между государством и ТНК.

Помните такую показательную рефлексию западного цивилизационного тупика со стороны искусства, как зомби-фильмы? Традиционно, со времен режиссера Ромеро, ходячие вечноголодные мертвецы еле-еле ковыляют. Но последние годы дали нам новую породу мертвяков, преследующих свои жертвы подобно бешеным спринтерам. Кажется, в мейнстриме это началось с фильма "28 дней спустя", но закрепилось со снятого Снайдером ремейка ромеровской "Ночи живых мертвецов", как бы предвосхищая грядущие перемены. Такое ощущение, что сейчас мы и наблюдаем превращение смурного ромеровского зомби в беснующуюся мертвечину снайдеровского розлива. Похоже, что это необходимо для того, чтобы она наконец израсходовала батарейку витальности и удобрила, наконец, своей тушкой почву.

Таковы итоги уходящего года и предчувствия событий грядущего. Постэпоха настолько масштабна по той причине, что это целый парад исторических завершений. Самое глобальное из них - уход логоцентризма. Самое скромное - давно предрешенный коллапс русской ЛКС. Но на пороге смерти/перерождения и весь Западный мир, не только его сомнительная периферия в лице РФ. И здесь он не случайно опережает мир Восточный, который тоже находится в системном кризисе, но скорее постольку, поскольку пал под западное влияние, и насколько пребывает в зависимости от логоцентрической культурной парадигмы.

Причина кроется, как обычно, в метафизике. Запад наиболее полным образом воплотил логоцентрические потенции в жизнь, и помогла ему в этом сложившаяся в глубокой античности метафизика, отличительной чертой которой была и есть особая модель времени. Для нас это может показаться контринтуитивным, ведь восприятие времени сидит настолько глубоко в культурной "прошивке", что им просто пользуешься, не подвергая рефлексии, но оно не универсально. Если архаические и даже постархаические, попавшие под влияние логоцентризма, культуры Востока всегда воспринимали время как кольцо вечного возвращения, и последствия логоцентризма лишь привнесли слабый поступательный вектор в разрезе индивидуальной духовной судьбы, то метафизика Запада сложилась под знаком бегущего вперед времени, от начала к неизбежному концу. Это глубинное восприятие времени во всем, что нас окружает, от архитектуры и организации пространства до музыки. На примере последней это особенно очевидно. Строгие рамки западной музыкальной традиции - от вступления до грандиозного финала или коды, и свободная циклическая канва вариаций в восточной - начинай с любого места, когда угодно заканчивай.

Это отражается в логоцентрических религиях через эсхатологию. И здесь христианство со своими бесчисленными гностическими и эсхатологическими сектами на много очков впереди иных книжников. Да, эсхатология есть и в исламе, и в иудаизме, но ни в первом, ни во втором она не дала столь богатые социокультурные всходы как в христианском мире, который будто подстегивался кем-то идти к неким концам и рубежам. В обоих упомянутых религиях есть масса элементов, уравновешивающих эсхатологию. Кстати, поэтому они оказались намного устойчивей и живучее. Ислам, к примеру, компенсируя стремление человека к магическому через развитую ритуалистику и эрзац-трансовые состояния оставляет в себе эту архаическую цикличность, а также строго регулирует свою культурную и социальную сферу через внушительный набор четких установок и богословских наставлений.

Метафизику отражает и сама история. Западный мир пережил невероятный процесс изменчивости от одной революции до другой, где старое спешило умереть и освободить дорогу для нового. Метафизическая основа при этом сохранилась. Запад как будто запрограммирован умереть, ибо так видит течение времени.

Но в этом хитрость метафизической диалектики. За смертью всегда идет новая жизнь. Удобрив своим пеплом почву, старый мир способствует быстрому росту нового. Поэтому именно на Западе был достигнут эволюционный прорыв в сфере ментальности – эпилептоидный волюнтаризм манихея дал дорогу шизоидной креативности личности на уровне ядра культурных систем, а не отдельных прецедентов.

Настало время для очередного завершения, и на этот раз оно будет чуть ли не самым глобальным. Пусть циклический мир и дальше вращается на своей карусели, играя в игру с нулевой суммой, – его вечность в масштабах эволюционного процесса все равно лишь иллюзия. А вот миру поступательного движения пора подводить итоги, или как любят нынче говорить в его пределах – время платить по счетам. И в этом нет ничего страшного. Напротив, некий высший смысл, заложенный в самое основание.

Что значит для человека смерть своей культуры? Здесь по большому счету два варианта. Если ты укоренён в ней, это не меньше чем конец света, сопровождающийся вавилонскими плачами. Если же ты достиг состояния полуотпадения, то можешь абстрагироваться, переждать бурю в чужой гавани или вообще начать строить собственную на обломках старого мира. Смерть культуры не есть смерть человека, как бы она не пыталась убедить нас в обратном. И бояться этого не стоит, надо просто без опасений сделать шаг вовне. Тем не менее, надо понимать, что это смерть многого внутри нас, как и любое настоящее изменение. Но есть ли у нас выбор? Разве что между унылым прозябанием с риском физической смерти в результате психического упадка и состоянием повышенной творческой активности, полным надежд на будущее.

Новый Год – это и традиционно, и с культурологичекой точки зрения праздник изменений. Но как прозорливо высказался коллега Семён Петриков, любое настоящее изменение всегда подразумевает встречу со Смертью. Я не пытаюсь сказать, что смерть Западной макрокультурной системы произойдет в следующем году, этот процесс растянется на десятилетия, хоть и входит, похоже, в активную фазу. С русской ЛКС все будет быстрее, но тоже весьма не стремительно. Однако в грядущем году всем желаю сделать правильный выбор. Изменяться значит играть со смертью, но иногда куда опаснее оставаться прежним.

Михаил Куликов

Источник: vk.com

Комментарии: