Наука на паузе: почему бюджетные ножницы снова подбираются к казахстанским ученым

В апреле 2020 года президент Казахстана публично зафиксировал ориентир, который до того десятилетиями оставался декларацией: довести расходы на науку к 2025 году до уровня не менее 1% от ВВП. Для страны, где доля научных расходов долгие годы колебалась в диапазоне 0,12–0,18%, это звучало как стратегический разворот. Чуда действительно не произошло, но за прошедшие годы были сделаны шаги, которые научное сообщество восприняло как редкий признак институциональной устойчивости. Возврат базового финансирования для научно-исследовательских институтов, регулярные конкурсы на грантовое и программно-целевое финансирование, рост общего бюджета науки создали ощущение, что система пусть медленно, но выходит из хронического режима выживания.

Статистика подтверждает этот сдвиг. В период 2023–2025 годов совокупный бюджет науки увеличился в 3,5 раза и достиг 646 млрд тенге. Для сравнения: еще в конце 2010-х годов годовое финансирование науки с трудом превышало 150–180 млрд тенге. Рост позволил Министерству науки и высшего образования ежегодно объявлять конкурсы, а научным коллективам — планировать работу не на несколько месяцев, а на трехлетний цикл. Впервые за долгое время в систему начали заходить молодые исследователи, для которых наука перестала выглядеть гарантированной зоной бедности.

Однако именно на фоне этой относительной стабилизации становится особенно заметной новая угроза. Данные, опубликованные на портале «Открытые бюджеты», фиксируют резкое сжатие финансирования по бюджетной программе 217 «Развитие науки» уже с 2026 года. Если в 2025 году на нее предусмотрено 225,9 млрд тенге, то в 2026-м — 181,5 млрд, а в 2027-м — всего 77,6 млрд тенге. Таким образом, сокращение начинается не в отдаленной перспективе, а буквально со следующего бюджетного цикла. В 2026 году снижение составит 1,24 раза по сравнению с 2025-м, а в 2027-м — почти трехкратное падение.

Особенно чувствительным выглядит сокращение по ключевым инструментам поддержки научной занятости. По программно-целевому финансированию запланировано уменьшение в 3,48 раза, по грантовому — в 2,91 раза. За сухими коэффициентами стоят вполне конкретные последствия: меньше конкурсов, меньше поддержанных проектов, меньше контрактов для исследователей. Система, которая только начала работать как конвейер воспроизводства научных кадров, рискует снова превратиться в набор разрозненных краткосрочных решений.

Формальное объяснение, данное Комитетом науки, выглядит корректным, но малоутешительным. Согласно ответу, Республиканская бюджетная комиссия одобрила выделение 377,3 млрд тенге на развитие науки на ближайшие три года. Эти средства предназначены для финансирования конкурсов на 2024–2026, 2025–2027 и 2026–2028 годы. При этом сам Комитет науки признает, что не смог заложить средства для конкурсов на 2027–2029 и 2028–2030 годы. Именно это и формирует провал в показателях будущего бюджета.

Иными словами, речь идет не о разовой оптимизации, а о системной паузе в планировании. Конкурсы, которые должны объявляться заранее и обеспечивать непрерывность научной занятости, просто выпадают из горизонта бюджетного видения. Заявления о том, что при формировании бюджета на 2027–2029 годы будут поданы дополнительные заявки, выглядят скорее намерением, чем гарантией. Практика последних лет показывает, что отсутствие средств в среднесрочном плане почти всегда означает потерю времени, кадров и проектов.

Особенность научной сферы заключается в том, что она не переносит резких остановок. В отличие от инфраструктурных проектов, науку невозможно «заморозить» без последствий. Исследовательские коллективы формируются годами, а распадаются за месяцы. Потерянный проект — это не только утраченные деньги, но и утраченные компетенции, публикации, международные контакты, репутация. Для Казахстана, где и без того численность исследователей на тысячу занятых в экономике в несколько раз ниже, чем в странах ОЭСР, подобные провалы особенно болезненны.

Ситуацию усугубляет и правовой контекст. Отраслевое соглашение между МНВО и профсоюзами на 2023–2026 годы прямо определяет сокращение работников науки как массовое при увольнении более десяти человек в месяц и требует двухмесячного уведомления. При этом трудовое законодательство накладывает дополнительные ограничения на увольнение работников предпенсионного возраста и отдельных категорий женщин с детьми. В условиях резкого сокращения финансирования это превращает руководителей НИИ и университетов в заложников бюджетных решений, за которые они не отвечают.

Риск здесь не только социальный, но и управленческий. Администрации научных организаций оказываются между формальными обязательствами перед коллективами и фактическим отсутствием ресурсов. Руководители проектов лишаются возможности продолжать исследования, даже если они демонстрируют научный и прикладной результат. Система управления наукой, которая только начала выстраиваться по проектной логике, снова сталкивается с угрозой ручного латания дыр.

Долгосрочные последствия еще более тревожны. Казахстан уже сталкивался с утечкой научных кадров в 1990-е и начале 2000-х годов. Тогда этот процесс был обусловлен общим экономическим кризисом. Сегодня ситуация иная: глобальный рынок научного труда открыт, мобильность выше, а конкуренция за молодых исследователей жестче. Молодые ученые, владеющие английским языком и имеющие опыт участия в международных проектах, не будут ждать, пока бюджетные циклы стабилизируются. Они уедут туда, где финансирование предсказуемо.

Потеря молодых кадров опасна не только количественно, но и качественно. Именно эта группа формирует новые исследовательские направления, работает на стыке дисциплин, встраивается в международные сети. Их уход означает старение научного сообщества и консервацию тематики. В условиях, когда государство декларирует приоритеты технологического суверенитета, цифровизации и прикладных исследований, подобный сценарий выглядит парадоксально.

Пока большинство научных работников не осознает масштаб возможных последствий. Формально конкурсы еще идут, проекты еще финансируются, заработные платы выплачиваются. Но бюджетная логика устроена так, что решения принимаются заранее, а последствия проявляются с задержкой. Когда сокращения станут видимыми, времени на реакцию уже не останется. Именно поэтому профсоюзы и научное сообщество пытаются поднять вопрос сейчас, а не постфактум.

Потенциал коллективного влияния у науки в Казахстане есть. Национальная академия наук, отраслевые академии, профсоюзы, руководители ведущих университетов и НИИ способны сформировать консолидированную позицию. Вопрос не в конфронтации, а в выстраивании предсказуемой бюджетной траектории. Наука не требует резкого роста расходов, но она требует стабильности и горизонта планирования.

Заявленная цель в 1% ВВП к 2025 году уже не будет достигнута. По текущим оценкам, доля расходов на науку остается значительно ниже этого уровня. Однако даже движение в сторону этой цели возможно только при отсутствии резких откатов. Сокращение финансирования в 2026–2027 годах перечеркивает не только текущие проекты, но и саму логику стратегического развития.

В конечном итоге речь идет не о ведомственном бюджете, а о способности государства удерживать и воспроизводить интеллектуальный капитал. Наука — это долгий процесс с отложенной отдачей. Она не дает быстрых политических дивидендов, но формирует фундамент для экономической и технологической устойчивости. Потерять этот фундамент можно быстро, восстановить — десятилетиями.

Поэтому надежда научного сообщества сегодня связана не с абстрактными обещаниями, а с конкретными бюджетными решениями. Если Министерство науки и высшего образования и правительство смогут скорректировать среднесрочные планы и закрыть провал конкурсов на 2027–2030 годы, система сохранит инерцию. Если нет — Казахстан рискует снова войти в цикл деградации научной среды, из которого он с таким трудом начал выходить.

Источник: vk.com

Комментарии: