СИМУЛЯКР ОБЛИЧАЕТ СИМУЛЯКРА

Критический анализ интервью А.Г.Дугина на странице инфо-агентства «Научная Россия»

Павел Фукс, философ-публицист

Общественная наука России, в очередной раз, стала свидетелем откровений одного из представителей официоза философской мысли Александра Дугина: после своей провальной попытки рассуждать о философском суверенитете Русского государства в октябре 2025 года (1) философ делает ещё одну попытку, на этот раз — оправдать наличие титулов «русского» философа, социолога и политолога. На странице того же инфо-агентства, в интервью об искусственном интеллекте, (2) он выражает такие мысли, которые, с точки зрения современной русской общественной науки, вызывают лишь сожаление и сочувствие. Дело в том, что в своём интервью известный российский философ допускает не просто фундаментальные философские ошибки, обнажающие его приверженность той самой западной дуалистической традиции, критиком которой он себя позиционирует, но и уводит проблематику вопроса в сторону от того явления, которое, с лёгкой руки кибернетиков, называют «искусственным интеллектом», не являющегося таковым по определению. Понятия и категории являются фундаментом философии, научная состоятельность которой обеспечивается точностью понятий. Однако, такие «мелочи» для мыслителя, видимо, слишком мелки и не достойны внимания. В данной статье будут оглашены лишь несколько тезисов философа, которые требуют анализа и критического возражения. Оставлять подобные заявления «зависшими в воздухе» — означает полное согласие общественности с подобным отношением и к философии, и к философскому суверенитету, и к проблеме глобализации.

1. Дугин и проблема интеллекта

Тезис Дугина: "Искусственный интеллект — это симулякр человеческого интеллекта, возможный потому, что интеллект обычного человека тоже имитация"

Начать, всё-таки, следует с того, что А.Дугин демонстрирует непонимание объективной природы интеллекта как такового, хотя философ государственного масштаба должен быть знаком хотя бы с определением понятия «интеллект». Одно из определений, в своё время, дал академик Н.М.Амосов, — совокупность средств и способов управления сложными системами путём оперирования с их моделями (3). Это определение «интеллекта» позже было расширено авторским коллективом ВПСССР, — самоизменяющийся, самонастраивающийся алгоритм выбора и преобразования информации, в результате чего в системе возникают информационные модули, ранее субъекту неизвестные и, в готовом виде, в него не поступавшие (4). Применяя такое определение к человеку, мы говорим о той компоненте психики, которая отвечает за осмысление жизни, когда индивид устанавливает взаимосвязи во всей совокупности смысловых единиц «это» – «не это». Такая способность даётся каждому человеку Вседержителем в виде Различения. Данное определение раскрывает интеллект не как мистическое качество «подлинности», а как объективную функцию, реализуемую в различных материальных носителях — биологических, технических или социальных. Принципиальное различие интеллектуальных систем друг от друга определяется материальным носителем, частотными диапазонами обработки информации и системами кодирования. А.Г.Дугин же совершает категориальную ошибку, смешивая понятие «интеллект», как способность к управлению, с понятием «нравственность», как системой ценностных ориентиров. Нравственность, в свою очередь, функционально представляет собой совокупность нравственных стандартов, каждый из которых является алгоритмикой. Её можно сравнить с набором операторов условного перехода, определяющих направление обработки информации — то, что можно, отчасти, отнести к области формальной логики. Поэтому, высокоразвитый интеллект может сочетаться с любым типом нравственности — добронравием, злонравием, безнравственностью, что делает дугинскую иерархию «подлинного» и «неподлинного» интеллекта теоретически несостоятельной. И, если поступательно развивать связь определений, то исследователь выходит на видовые объективные закономерности, когда психология становится ключом к пониманию познавательно-творческой деятельности. Однако, вместо обращения к типологии строя психики, Дугин предлагает субъективную иерархию, основанную на философском образовании, чем демонстрирует свою приверженность классическому толпо-«элитаризму»: «мы, философы, лучше них и потому имеем право». Очевидно, что Дугин, невольно, воспроизводит западную дуалистическую схему, восходящую к платоновскому противопоставлению философов-правителей и обитателей пещеры (5). Эта линия проходит через гностическое деление на пневматиков и гиликов, ницшеанскую оппозицию сверхчеловека и последнего человека, хайдеггеровское различение Dasein и Das Man. Все эти конструкции объединяет одно: толпо-элитаризм. Философ с множеством наград и научных званий мог бы проявить свои познания в истории западной философии и, применяя диалектические навыки, сопоставить, к примеру, картезианское lumina naturale с пониманием Божьего Промысла. Ведь путь к познанию доступен каждому, а подлинная человечность в русском смысле лежит не через эзотерическое знание для избранных, но через доступ к объективной мере, которую каждый может воспринять через религиозное чувство, собственное прозрение и стремление к познанию истины. Дугин же, провозглашая критику Запада, остаётся заложником его дуалистической философской концепции, при этом отчего-то называя себя русским философом. (5)

2. Ложная дихотомия: логика и риторика у А.Г.Дугина

Тезис Дугина: "Скачок в эффективности ИИ произошёл благодаря переходу от строго логического мышления к риторическому"

Далее в своих размышлениях о развитии кибернетики Александр Дугин объясняет успех больших языковых моделей переходом от логического к риторическому мышлению, утверждая, что ИИ достиг эффективности, «разрешив себе врать и ошибаться». Такая интерпретация обнажает непонимание философом самой природы мышления и повторяет классическую, дуалистическую ошибку, восходящую к платоновскому противопоставлению диалектики и

риторики. А.Дугин выстраивает ложную оппозицию между строгой, но неэффективной логикой силлогизмов и гибкой, естественной риторикой с её энтимемами и тропами, игнорируя при этом объективную структуру психики: мышление представляет собой диалог сознания и бессознательных уровней, который объединяет нравственность как алгоритмическую систему, управляющую всеми информационными потоками в психике.

Противопоставление логики и риторики, как взаимоисключающих принципов, представляет собой ещё одну категориальную ошибку «русского» философа. Логика определяется как наука о способах доказательств и опровержений, обеспечивающая проверяемость и воспроизводимость выводов. Риторика использует сокращённые алгоритмы, образное мышление и вероятностные оценки. Это не противоположности, но функционально дополняющие друг друга инструменты подобно тому, как взаимодействие левого и правого полушария мозга обеспечивает целостность познавательного процесса и оптимального течения биохимических процессов в организме. Формально-логический и образный способы мышления

дополняют друг друга, в смысле принципа дополнительности Бора — полноценное познание невозможно с использованием только одного из них. Но здесь западный философ Дугин открывается русской общественности не как продолжатель сократовской диалектики, представляющей собой творческий процесс выработки нового знания, через разрешение неопределённостей, а как приверженец аристотелевской диалектической логики, основанной на противоречиях и формальной логики как метода проверки готовых суждений. Дугин сводит всё мышление к механистическим операциям и их имитации, игнорируя диалектический характер подлинного познания Правды-Истины.

Не выдерживает критики и дугинское утверждение о том, что LLM «отказались от логики», поскольку оно представляет собой явное искажение действительности. Дело в том, что вероятностные методы — это математически строгий подход к работе с неполной информацией, широко применяемый в квантовой механике, статистической физике и теории информации. Успех больших языковых моделей объясняется не отказом от рациональности, а синтезом различных типов алгоритмов — символьной и коннекционистской обработки, интеграцией формальных и вероятностных методов. Это расширение, а не деградация рациональности. Здесь А.Дугин сужает исходные данные и создаёт ложные дихотомии, что без навыков диалектики может порождать лишь дьявольскую логику с утверждением заранее предопределённых выводов.

3. Философское обоснование рабовладения: от Пифагора к Дугину.

Тезис Дугина: "Подлинным интеллектом обладают лишь те, кто глубоко занимается философией или религией. Все остальные и есть искусственный интеллект"

Выше было упоминание о том, что Дугин буквально воспроизводит древнегреческую элитаристскую схему Платона, который, в свою очередь, наследовал её у пифагорейцев. Такая схема получила впоследствии своё развитие у богословов католицизма. Пифагорейская система ступенчатого посвящения делила общество на три уровня: простонародье с фрагментарным, калейдоскопическим мировоззрением; аристократическую элиту, с более целостным миропониманием и узкий круг посвящённых в тайны бытия. Знаменитая древняя клятва молчания «не разглашать несказанное» (6) была не мистическим ритуалом, а практическим механизмом предотвращения распространения эффективных мировоззренческих технологий, обеспечивающим монополию избранных на подлинное знание. Спустя некоторое время, Платон систематизировал эту иерархию в концепции идеального государства, где философы-правители, способные созерцать идею Блага, получали право управлять производителями и стражами. Аристотель довёл логику до предела, разработав концепцию «естественного рабства», согласно которой одни люди, по природе, предназначены повелевать, другие — повиноваться. К этому следует добавить томистскую концепцию синдерезиса с подчинением философии теологии, а также введение Фомой Аквинским категорию сверхразумных истин, доступных только через церковное откровение. Это философское обоснование рабовладельческой системы зижделось на мнимом различии в интеллектуальных способностях, превращая социальную иерархию в, якобы естественный, закон природы. Все последующие философские концепции предоставляли модификации этого мировоззренческого фундамента, с уровня которого формировались социальные доктрины в условиях развития технологий. Данная традиция образует то, что в современной социологии называется толпо-элитаризмом — социальной системой, основанной на принципе «мы лучше, чем они и потому имеем право». Механизм её воспроизводства включает управление доступом к знаниям через системы явных и тайных посвящений, «зомбирующее» образование для масс и эзотерическое знание для элиты: от пифагорейских посвящений и платоновских философов-правителей через аристотелевское естественное рабство к средневековой церковной монополии на истину, ницшеанскому сверхчеловеку, хайдеггеровскому Dasein и Das Man.

4. Демократизация творчества: подлинный страх правящих «элит».

Тезис Дугина: "ИИ занял ту сферу, которой люди, освободившись от физического труда, должны были бы заняться"

Интересны размышления Дугина и о способностях диффузных моделей создавать аудиовизуальный контент. В этом тезисе содержится два аспекта, один из которых отражает деградацию массовой культуры, — когда на фоне низкопробного и пошлого «искусства» языковые модели демонстрируют способности «человека нормального», владеющего базовым образованием хотя бы на том уровне, которое было частично реализовано в эпоху СССР. Другой аспект, под маской заботы о подлинном творчестве, выражает в действительности опасение правящих «элит», — народные массы могут получить эффективные инструменты для выработки альтернативных мировоззренческих концепций общественного устройства. Ведь объективная природа творчества радикально отличается от того образа, который конструирует Дугин. Подлинное творчество представляет собой создание принципиально нового, через выход за пределы существующих алгоритмов. И такой выход возможен благодаря наличию трёх уникальных способностей человека: поступательного развития своего потенциала, по мере интеллектуального становления; воли, как способности преодолевать программные ограничения (культурные стереотипы); и религиозного чувства, с помощью которого осуществляется прямой контакт с Вседержителем. Искусственный «интеллект» принципиально ограничен отсутствием доступа к этим процессам — он способен лишь комбинировать известное, но он не может создавать подлинно новое. И этот страх правящих «элит» связан не с заменой человека искусственным интеллектом в творческой сфере, что объективно невозможно, а с тем, что ЯМ (7), как инструмент, может радикально усилить творческие возможности широких масс. Историческая параллель с изобретением печатного станка Гутенберга поможет нам с аналогией. В пятнадцатом веке книгопечатание расширило доступ к знаниям, что сопутствовало протестантской Реформации и научной революции (8), несмотря на отчаянные попытки элит сохранить монополию на знание через инквизицию и цензуру. В двадцать первом веке искусственный «интеллект» выступает уже в качестве механизма управления самим процессом культурного производства, высвобождая время от рутинных операций и предоставляя мощные инструменты для творческого синтеза и производства созидательных идей. Осознавая эту угрозу своему господству, глобальные «элиты» реализуют двойную стратегию. С одной стороны, проводится цифровизация массового образования (а точнее, образованщины), в результате чего такое безобразие сводится к минимальным навыкам чтения, письма и простейшей арифметики с калькулятором, исключая при этом у подростков развития системного мышления, логики и способности к самостоятельному производству знаний. Не даются в школах и навыки психологического самоконтроля, без которых невозможен процесс самообучения. Целью таких псевдообразовательных реформ становится не подготовка кадровой базы для России будущего, как мировоззренческого лидера глобализации, а воспитание толерантности и бездумной законопослушности. У выпускников создаётся иллюзия успешности через завышенные самооценки, на фоне реальной, интеллектуальной несостоятельности и инфантильности потребителя. С другой стороны, через СМИ, культивируется страх перед искусственным «интеллектом», как захватчиком человеческой сферы, что должно предотвратить осознание его истинного потенциала как инструмента освобождения.

1 Интервью в «Научной России» от 17.10.2025

2 Интервью в «Научной России» от 15.11.2025

3 «Алгоритмы Разума», Николай Михайлович Амосов, 1979

4 «Достаточно общая теория управления», ВПСССР, 2017

5 Платоновское представление об онтологической градации бытия, о типах реальности — чувственном и сверхчувственном — и их подви­дах: тени на стенах — это простая кажимость вещей; статуи — вещи чувственно воспринимаемые; каменная стена — разделительная линия, разделяющая два рода реальности; предметы и люди вне пещеры — это истинное бытие, ведущее к идеям; ну а солнце — Идея Блага. (Платон, “Государство”).

6 Настоящим пифагорейцам надлежало хранить в тайне учения своего сообщества. Это правило молчания (также

называемое «пифагорейской тишиной»), имело как практический, так и духовный смысл.

7 ЯМ - языковая модель

8 Реальные цели иезуитского ордена по формированию будущего класса буржуазии, который должен впоследствии

снести трудно контролируемые монархии, в рамках данной статьи не рассматриваются

4. Демократизация творчества: подлинный страх правящих «элит».

Тезис Дугина: "ИИ занял ту сферу, которой люди, освободившись от физического труда, должны были бы заняться"

Цифровые технологии — это помощники, автоматизирующие рутинные операции и освобождающие человеческое время для подлинно творческой деятельности. В этой парадигме ЯМ предоставляет лишь материал для творческого синтеза, расширяет возможности анализа, но цели и смыслы определяет сам человек на основе своего миропонимания, с чем сегодня в обществе весьма большие проблемы. На их решение должна быть нацелена реформа образования, суть которой в том, чтобы дать подрастающему поколению целостное мировоззрение, учить детей учиться, овладевать знаниями, достаточными для освоения и раскрытия своего творческого потенциала, в том числе и задействуя ЯМ. При такой постановке задачи с уровня государства, учитель обретает роль духовного наставника и проводника в жизни, что требует особой квалификации и особой профессиональной подготовки учителей. Повышение социального статуса, материального положения и общественной значимости профессиональных учителей — лишь следствие разумной государственной политики, но не повод для законотворчества. И только концепция развития сможет обеспечить реальное творчество масс, усиленное инструментами языковых и диффузных моделей. России нужна иная школа, способная дать каждому ребёнку и подростку методологию познания, вывести будущее поколение из платоновской пещеры. Именно это должно было стать предметом мысли в интервью философа агентству «Научная Россия» — выработке человечной культуры и преображению всей цивилизации в направлении человечности, миссию которой и взяла на себя Русская цивилизация. Однако «патриотичные» мысли Александра Дугина вокруг интеллекта остались лишь в виде теней платоновской концепции.

5. Философия искусственного интеллекта

Тезис Дугина: "AGI (сильный ИИ) способен воспроизводить reasoning — делать выбор, хотеть. Момент сингулярности может наступить быстро"

Фундаментальная проблема всей западной философии, проводником которой в России является А.Дугин, — неспособность мыслить за пределами дуалистических оппозиций. Его тезис о том, что AGI (сильный искусственный интеллект) способен «воспроизводить reasoning — делать выбор, хотеть», воспроизводит классическую ошибку наделения нечеловеческих сущностей атрибутами субъекта. В качестве наглядного примера категориальной подмены можно привести историческую параллель с марксистской политэкономией, где капитал представлен в политэкономической теории Маркса как сила, которая «эксплуатирует», «подчиняет» и «уничтожает»: инструмент представлен как субъект. Хотя, в действительности, капитал представляет собой лишь средство для реализации определённой концепции управления — либо аристотелевской экономики (хозяйствования для блага общества), либо хрематистики (накопления ради накопления). Субъектность же, всегда остаётся за человеком, определяющим цели в использовании капитала и несущим ответственность за последствия своей деятельности. Дугин воспроизводит эту категориальную подмену применительно к языковым моделям. Приписывая технической системе способность к «выбору» и «хотению», он превращает программно-аппаратный комплекс в потенциального субъекта с собственной волей. Но если уж заслуженный философ обращается к теме субъектности, мы раскроем для читателей то, о чём официоз философской науки говорить не желает. С точки зрения методологии управления субъектность определяется способностью к реализации полной функции управления: выявление фактора среды, как субъективной потребности, целеполагание по собственному произволу, формирование концепции управления на основе предвидения последствий, несение ответственности за результаты. Искусственный «интеллект» не обладает ни одной из этих характеристик: ему не «давит на психику» никакой фактор среды — разработчики задают параметры распознавания; он не формирует вектор целей по субъективному произволу — программисты определяют функцию потерь и критерии оптимизации; он не разрабатывает концепцию достижения целей — он оптимизирует лишь одно из решений, в рамках концепции, которую задаёт создатель промпта. Языковые модели также не несут ответственности за последствия — это всегда ответственность человека.

То, что Дугин называет «reasoning» в контексте ЯМ, представляет собой выполнение сложных алгоритмических процедур в рамках заданных ограничений. Это принципиально отличается от подлинного мышления субъекта, которое включает способность самостоятельно определять проблему, формулировать цели и выбирать допустимые средства их достижения на основе внутреннего нравственного критерия. Технические системы, какой бы сложностью они ни обладали, остаются инструментами реализации человеческих целей. Наделение же языковых моделей субъектностью выполняет специфическую идеологическую функцию: оно отвлекает внимание общества от реальных субъектов управления — корпораций, государств, закулисных центров управления, которые используют ЯМ для реализации своих концепций. Подобно тому, как марксистская демонизация капитала скрывала действительных владельцев концептуальной власти, цели которых достигались через институт мировых денег, также и страх современной правящей верхушки перед «восстанием машин» затмевает реальную угрозу — использование искусственного «интеллекта» как инструмента усиления контроля человека над человеком.

6. Симулякр обличает симулякра.

Тезис Дугина: "Искусственный интеллект — симулякр. Как дьявол — 'обезьяна бога', так и ИИ — извращённый клон философа

Используя средневековую христианскую метафору дьявола как злонамеренного имитатора божественного творчества, Дугин невольно описывает собственную интеллектуальную позицию — философа, воспроизводящего западные дуалистические шаблоны без способности выйти на методологию триединства. Но что заставляет Дугина прибегать к схеме эзотерического элитаризма, когда противопоставляя «философов как носителей подлинного интеллекта» и «обычных людей, представляющих уже искусственный интеллект» он, с небывалой лёгкостью, воспроизводит перед читателями древнюю модель разделения общества на посвящённых и профанов? А ведь иерархия, пронизывающая западную философию от Пифагора до Хайдеггера, всегда осуществлялась через пару «эзотеризмэкзотеризм»: учение для избранных противопоставляется упрощённым доктринам для масс. Ответ на этот вопрос «господин» Дугин должен дать себе сам. Нам же стоит обратить внимание на то, что в его утверждении, «философы, а не программисты, должны воспитывать ИИ», авторитет российской политологии и социологии легитимирует корпоративную монополию на управление под видом заботы о духовной подлинности. При этом, ловко комбинируя западные метафоры, — христианский дуализм Бога и дьявола, хайдеггеровское различение подлинного и неподлинного существования, платоновскую иерархию философов и масс, — он не достигает целостного понимания природы технических систем.

Интервью в онлайн-газете «Научная Россия» следует рассматривать, как послание интеллектуальной элиты РФ от лица Дугина всему русскому обществу. Но ведь очевидно, что языковые модели, как инструмент, работают по строгим правилам вывода без противоречий в пределах заданной логики, обрабатывают данные с поиском устойчивых паттернов, не подвержены эмоциональным «встряхиваниям» калейдоскопического мышления и психологических травм, авторитарности и элитарности мышления, коим обладает большинство интеллигентской прослойки современной России. Дугин же, лишённый подлинной диалектики, воспроизводит внутренне противоречивые конструкции: ЯМ одновременно объявляется у него и инструментом, и субъектом с собственной волей, симулякром философа и угрозой, требующей философского контроля

Завершается интервью дугинской концепцией «русского ИИ», а если содержательно — его методологическим банкротством, когда универсальная категория объективной меры превращается российским метафизиком в предмет националистической мобилизации. Подлинно русская философская традиция состоит вовсе не в монополизации истины, а в понимании объективных закономерностей, определяющих жизнь каждого индивида и общества. Поэтому, называя искусственный интеллект «симулякром философа», Александр Гельевич неосознанно, невольно создаёт точное самоописание: философ, воспроизводящий западные формы мышления без подлинного философского содержания, оказывается функциональным эквивалентом технической системы, комбинирующей заданные паттерны. В терминологии достаточно общей теории управления мы имеем дело с виртуальными структурами в виде философских и методологических школ на территории России, работающие на реализацию концепции внешнего управления. И в этом случае хотелось бы предостеречь общественных деятелей и тех, кто называет себя философом: с точки зрения концепции гибридных войн, философский методологический приоритет является одним из фундаментальных обобщённых средств управления. В связи с этим, повторно вопрос: в чём русскость философии Дугина?

7. Историко-философский контекст в интервью российского философа

То, что «русский, патриотичный» философ «случайно» является последователем и почитателем творчества И.Ильина и М.Хайдеггера, имена которых напрочь связаны с идеологией гитлеровского нацизма, от которого им не отмыться во веки веков, можно оставить без комментариев и особых акцентов. Но обратиться следует к выстроенной Дугиным иерархической системе «философы — обычные люди — искусственный «интеллект», где не предлагается ни одного точно раскрытого понятия, которое бы позволило объективно провести границы между интеллектами. А без этого любая философская система вырождается в графоманство — построение фикций, обладающих значимостью только для самих «исследователей», их кураторов и их поклонников. Дугин был приглашён на интервью как философ, позиционирует себя как философ, однако апеллирует философ в интервью не к философским категориям, а к трём околофилософским суррогатам.

Первый суррогат — авторитет Хайдеггера, чьи категории «подлинного» и «неподлинного» существования принимаются как истина в последней инстанции. В своё время В.Г.Белинский дал классическое определение, точно характеризующее эту позицию: «Толпа — собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету». Философ, рассуждающий по авторитету Хайдеггера, оказывается функционально неотличим от «обычного человека», живущего по преданию масс-медиа и кураторов философских концепции в России.

Второй суррогат — хайдеггеровское разделение на «подлинное» и «неподлинное» без определения параметров, позволяющих независимому наблюдателю воспроизвести это различение. М.Хайдеггер, размышляя о существовании «подлинного» (Eigentlichkeit) и «неподлинного» (Uneigentlichkeit) модусов существования, не предложил критериев, по которым можно объективно отличить один модус от другого. Дугин, не задумываясь о сущности хайдеггеровских понятий, слепо повторяет за ним эту порочную схему, как в своё время В.Ленин слепо повторял за авторитетами марксизма положения учения. Но В.Ленин всё-таки строил государство нового типа, поэтому с точки зрения философской науки, ему простительно. Но это непростительно А.Дугину, чьё отношение к строительству государства весьма сомнительно. По всей видимости, для Дугина является само собой разумеющимся, что, называя в интервью фамилию немецкого философа, его рассуждения приобретают превосходную интеллектуальную величину и не вызовут сомнений у носителей «неподлинного интеллекта», или, как их называл Н.Михалков в своей киноповести по пьесам Чехова — чумазые.(9)

Третий суррогат — иерархическая элитарность, противопоставление «мы, философы» и «они, обычные люди». Термин «элита» объективно неоднозначен даже в словарном значении и подразумевает субъективизм выбора: определённого набора параметров отбора, значения «лучшего» по каждому параметру, упорядоченности параметров по приоритетам. Без общепринятой определённости всего этого однозначное понимание термина «элита» невозможно, ведь элитность во мнении одного является «позором человечества» во мнении другого. Исторически все иерархии, духовные и светские, публичные и мафиозные, основанные на таинствах и тайных знаниях, представляют собой разновидности толпы, отказавшейся от свободы критического суждения. Участники таких иерархий, включая их верхушку, оказываются «толпарями, неправомерно отождествляющими должностное взаимное подчинение с иерархией личностного достоинства людей». Дугин, противопоставляя философов массам на основании обладания «эзотерического знания» (хотя на самом деле он таковыми не обладает) (10), воспроизводит эту древнюю схему корпоративного элитаризма без объективных оснований.

Подводя итоги, можно сказать, что отсутствие категории объективной меры в дуалистической философской концепции делает невозможным ответ на самые простые вопросы, которые патриотичный философ Дугин по всей видимости, для себя не ставит. И действительно интересно: какова объективная структура связи между мышлением и языком, определяющая различие между хайдеровским Rede (подлинной речью) и Gerede (болтовнёй)? Приверженцам западной «диалектики» остаётся лишь заменить объективную меру ссылками на авторитет, корпоративной принадлежностью к философскому сословию. Результат — калейдоскопическое мировоззрение, в котором при каждом «встряхивании» образуются новые узоры из одних и тех же элементов: христианского дуализма, хайдеггеровских категорий, националистических мотивов, и прочей философской отсебятины, не имеющие устойчивого соответствия с объективной реальностью. Как ни крути, но сама история философии предоставляет каждому индивиду убедиться в наличии закономерности: всякая система, построенная на замене объективной меры авторитетом, вырождается в схоластику — формальные упражнения интеллекта в комбинировании принятых догм. Дугин демонстрирует в интервью именно схоластическое мышление: он комбинирует элементы хайдеггеровской философии, христианской метафизики, националистической идеологии и чего-то ещё такого лубочного nach russischer Art (11), но он не способен выйти к объективному анализу природы технических систем, требований метрологической состоятельности, критериев различения субъектности и инструментальности. Поэтому его постмодернистская философия логично завершается тривиальным саморазоблачением: мнимый носитель «подлинного интеллекта» оказывается функционально неотличим от технической системы, механически комбинирующей заданные паттерны мышления.

9 Экранизация чеховских новелл в постановке Н.Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино».

10 см. Аналитическую записку ВПСССР «Суверенная философия»: что это такое и какая философская культура необходима России, ноябрь 2025.

11 с немецкого: по-русски, в русской традиции

Источник: vk.com

Комментарии: