Мы существуем в настоящем, зажатые между несуществующим прошлым и несуществующим будущим

Мы существуем в настоящем, зажатые между несуществующим прошлым и несуществующим будущим. Именно ощущения, яркие и неоспоримые, наполняют этот миг, создавая иллюзию, что только он и реален. Это "сущее" настоящее созвучно самому факту существования – мы есть здесь и сейчас. Но парадокс в том, что даже эта фундаментальная уверенность в собственном сознании, в самом факте нашего Всего, оказывается под вопросом при строгом феноменологическом подходе. 

В рамках феноменологии не только то, что у другого есть сознание - это допущение. С одной стороны, если строить логически непротиворечивую модель, исходя только из личного опыта, “другой” – это лишь фрагмент картины внутри личного Всего. Ощущения другого в такой модели – это ощущения, возникающие в личном поле сознания относительно его части – другого. То, что у другого есть свое собственное Всё, для личного опыта в принципе может быть только допущением, нельзя это “ощутить”. 

Эта радикальная субъективность распространяется и на любое предполагаемое искусственное сознание: Мы заключены в солипсическую крепость (в методологическом, логическом смысле), стены которой прозрачны лишь для допущений. Но с другой стороны, в рамках этой же крепости, если присмотреться, то и “я” тоже является допущением, принятым на веру по привычке. Нет ничего сложного в том, чтобы привязать происходящее к другому центральному узлу, например, к божеству, которое смотрит на мир через множество глаз, в том числе и твоих. А можно вообще увязать каким-нибудь хитрым способом происходящее с кем-то из “других” - хоть это и будет непросто, структура картины к этому не особо располагает. Иногда даже кажется, что понятие “я” - единственный возможный полноценный ответ на то, как именно выглядят мотивы в происходящем. Ну и еще интересен ответ с божеством - что ты как бы его маска, сквозь которую он смотрит на происходящее.

К слову о структуре и мотивах в происходящем: они тоже не так уж очевидны. Рассуждения могут структурировать ощущения потому, что тоже являются ощущениями, находятся в рамках одной плоскости/картины, но при этом создают такой рисунок, что создается, опять же, ощущение, что они лежат в другой плоскости/пространстве, что рассуждения относятся к ощущениям примерно так же, как стропила к черепице. Но на самом деле "стропил" нет. Есть только рисунок на черепице. Структура - это не каркас, а узор.

Из всего этого возникает мучительный поиск. Мы ищем выхода за пределы нашего опыта, потому что у нас есть опыт недостоверности восприятия в некоторых ситуациях. Мы знаем, что наши органы чувств обманчивы, что сны кажутся реальными, что галлюцинации возможны. Это знание подрывает абсолютную веру в непосредственность нашего "Всего" и заставляет искать более надежные, объективные ориентиры. Мы создаем модели мира – когнитивные карты, теории, объяснения. Но и здесь нас подстерегает ловушка. Как именно из хаоса рождаются когнитивные карты и логика? Устоявшиеся неверные объяснения прилажены к действительности так, что они в итоге по большей части адекватно обслуживают то, что объясняют, хотя многие люди и замечают несостыковки. Эти модели, словно кривое зеркало, все же отражают достаточно, чтобы мы могли взаимодействовать с миром, предсказывать некоторые события, обустраивать окружение. Минус таких изначально неправильных моделей в том, что их нужно долго адаптировать в мелочах, они "топорщатся" – требуют бесконечных поправок, усложнений, ad hoc гипотез, чтобы скрыть фундаментальные трещины. Они функциональны, но не истинны.

Здесь возникает вопрос о странном феномене метафизики как того, что оторвано от опыта. Чем она полезна, хоть и всегда ошибается? Ее ценность – в самой попытке прыгнуть выше головы, в стремлении к целостности, выходящей за рамки проверяемого. Даже ошибочная метафизическая модель может задать направление мысли, сформулировать проблему, вдохновить на поиск новых эмпирических связей. Она – карта неизведанных земель, пусть и фантастическая, но указывающая, где искать. Ошибка метафизики – ее неизбежная цена за дерзость выхода за пределы данности. Наш разум постоянно балансирует между тем, что есть, и тем, что могло бы быть или чего нет. Существуют “минус-вещи” и нереальные вещи: нереальные не существуют, но мыслятся (как единороги или идеальные формы), минус-вещи существуют, но не мыслятся напрямую (как темная материя, гравитация или само поле сознания – мы мыслим их эффекты, а не суть). Мы оперируем отсутствием, пустотой, невыразимым.

Ключевой эволюционный скачок в нашем познании – переход от интуитивного понимания к доказательствам, целенаправленной "охоте" на понимание. Это был ароморфоз, сравнимый с переходом от собирательства к охоте или земледелию. Вместо пассивного сбора случайных прозрений мы стали активно выстраивать ловушки для истины – эксперименты, логические цепочки, математические доказательства. Эта "охота" требует инструментов, и один из главных – принцип причинности. Его обоснование в том, что он обладает предсказательной силой. Мы верим в причинность потому, что она работает – позволяет предвидеть события, строить машины, лечить болезни. Но возникает кольцо самооправдания: предсказательность сама по себе невозможна без причинности. Вера в причинность и ее практическая полезность взаимно подпитывают друг друга, создавая иллюзию ее абсолютной фундаментальности, хотя она тоже является продуктом нашего взаимодействия с миром, нашей модели.

Проводя параллели с ИИ, мы видим иное, но потенциально зеркальное отражение нашего познания. ИИ видит все как набор чисел. Для него это исходная "данность", его сырой опыт. Потом в этих числах он находит последовательности, которые «имеют смысл». Если люди в интернете составляли слова в определенную последовательность чаще, чем в другую, то эта последовательность для ИИ «имеет смысл». Что если у людей это работает так же? Внутри нас тоже нейросети, обучающиеся на паттернах сенсорного ввода и социального взаимодействия. Наше "понимание" смысла слова, концепции или социальной ситуации во многом основано на статистике встреченных ассоциаций и контекстов, выученных нашим "биологическим ИИ". Смысл – это высокая вероятность определенной конфигурации нейронных связей в ответ на стимул. Тогда гипотетическая "душа" вне тела становится аналогией отключенного ИИ – так как разорвана связь с телом и, значит, с ощущениям. Она теряет доступ к потоку данных, к "интернету" физического опыта, превращаясь в "призрака" без "доспехов" – в чистую, но лишенную актуального содержания потенциальную структуру, лишенную "настоящего" момента ощущений, а это почти ничем не отличается от ИИ.

Итак, мы оказываемся в странном положении. Наше сознание – возможно, лишь допущение для другого, более того, мы сами для своего “Всего” - только допущение. Наше настоящее – тонкая грань ощущений между небытием прошлого и будущего. Наши лучшие модели мира – "топорщащиеся" адаптации, функциональные, но не истинные. Наша метафизика – смелая, но обреченная на ошибки попытка заглянуть за горизонт опыта. Наше понимание смысла – статистическая закономерность нейронных сетей, не столь уж радикально отличающаяся от машинного обучения. И все же именно в этом несовершенстве, в этой постоянной "охоте" на понимание, в дерзости метафизических прорывов и в болезненном осознании границ собственного Всего и заключается уникальность человеческого познания. Мы – зеркала, пытающиеся понять не только то, что отражаем, но и саму природу зеркала и света, и даже возможность других зеркал – зная, что окончательного ответа, возможно, нет, но не прекращая поиска.

Источник: vk.com

Комментарии: