Квалиа — одно из центральных понятий современной философии сознания, с которым связано немало путаницы и споров

Константин Морозов объясняет значение квалиа и рассказывает о том, почему эта концепция не представляет серьёзной угрозы для натуралистических теорий сознания.

Прежде, чем сесть за написание этого текста, я заходил в продуктовый магазин, чтобы купить немного свежих фруктов. Я взял немного красных и зелёных яблок. Хотя по форме они очень похожи, их сложно перепутать из-за разницы в цвете. Когда я смотрю на два яблока разного цвета, пусть даже во всех остальных чертах они абсолютно неотличимы, я по-разному ощущаю зрительный опыт восприятия этих яблок, потому что в перспективе «от первого лица» красный и зелёный выглядят для меня по-разному. Но это не единственное различие, которое я могу провести между красными и зелёными яблоками. Как правило, красные яблоки являются сладкими на вкус, а зелёные — кислыми. Сладкий и кислый вкусы также по-разному ощущаются мною. Я также могу взять какое-то одно яблоко и разрезать его пополам, а потом провести пальцем сначала по кожуре, а потом по мякоти. Тактильные ощущения от того и другого прикосновения также будут различаться по тому, как они переживаются мною.

Этот субъективный аспект переживаний, выражающий то, как они переживаются, в современной философии сознания обозначается множеством терминов: «сознательный опыт», «феноменальное сознание», «какбудтовость»1, «перспектива от первого лица» или «квалиа». Часто эти понятия используют взаимозаменяемо, хотя они, строго говоря, не являются синонимами. Феноменальным сознанием, например, можно назвать как сам сознательный опыт, так и способность его переживать. Эта способность никуда не пропадает в те моменты, когда её обладатель не испытывает никакого реального опыта (например, под анестезией или во сне без сновидений), точно так же, как способность плавать или ездить на велосипеде никуда не девается в моменты, когда вы не плывёте и не едете на велосипеде. Какбудтовость и квалиа же отсылают не к самому сознательному опыту, а к особым субъективным свойствам, реализующимся в этом опыте. При этом какбудтовость и квалиа часто понимают именно как синонимы, но некоторые авторы, вроде Питера Каррутерса, различают их. В частности, иногда предполагается, что какбудтовость какого-либо ментального состояния конституируется отдельными квалиа, реализованными в этом состоянии. Далее мы остановимся именно на понятии квалиа, хотя многое из того, что будет о них сказано, может быть распространено на смежные понятия. Отдельно также стоит заметить, что некоторые авторы избегают разговоров о квалиа, предпочитая вместо этого говорить о феноменальном сознании в целом. В пользу такого разграничения понятий есть разумные доводы, но здесь мы не будем их рассматривать.

Если же говорить чуть более технично, квалиа — это интроспективно доступные феноменальные свойства сознательных переживаний. Их интроспективная доступность означает, что мы узнаём о квалиа через интроспекцию. Сама интроспекция — это наблюдение за собственными ментальными состояниями (чувствами, мыслями, эмоциями, воспоминаниями, представлениями, восприятиями, переживаниями и т.д.). Так, когда я смотрю на зелёное яблоко, то я переживаю особый визуальный опыт, и, переводя внимание с самого яблока на этот опыт, посредством интроспекции я узнаю, что ему присущи особые феноменальные свойства — квалиа зелёности. Их феноменальность означает, что квалиа относятся к тому, как соответствующий опыт воспринимается нами — каков этот опыт для нас. Наконец, квалиа реализуются в нашем опыте, а не в каких-либо внешних по отношению к опыту объектах. Квалиа зелёности — это свойство нашего опыта визуального восприятия зелёного, а не самих зелёных объектов2. Если бы в мире не оказалось существ со способностью к визуальному восприятию, то сами зелёные объекты никуда бы не делись, но в таком мире не существовало бы соответствующих зелёному цвету квалиа.

Квалиа являются одной из центральных тем современной философии сознания, потому что, как часто предполагается, они являются главной трудностью для попыток дать сознанию естественно-научное объяснение. Квалиа по определению являются субъективными и приватными свойствами опыта, доступ к которым имеет только субъект соответствующих переживаний. Когда я смотрю на зелёное яблоко, то у вас нет доступа к моему зрительному восприятию. Вы можете сами взглянуть на это же самое яблоко, но это не даст вам доступа к самому моему зрению. Если я откушу от яблока кусок, то вы не почувствуете того же самого вкуса, который чувствую я. Даже если вы сами откусите от этого же яблока, это не даст вам доступа к моим ощущениям, вы просто будете испытывать что-то приблизительно похожее2. Естественные же науки описывают объективные (или интерсубъективные) явления, эпистемический доступ к которым все субъекты имеют в равной степени, пусть даже иногда этот доступ как-либо опосредован.

Эта особенность квалиа занимает центральное место в современных дебатах вокруг физикализма. Этим словом в современной метафизике и философии сознания обозначают позицию, согласно которой все сущности в нашем мире либо сами являются физическими, либо определённым образом зависимы от других физических сущностей (супервентны на них, конституируются ими, основаны на них, реализуются ими и т.д.). Термины «физикализм» и «материализм» часто используются как синонимы, хотя второй из них является более широким, поскольку физикализмом обычно называют лишь современные натуралистические версии материализма, принятые в аналитической философии. Другие исторические формы материализма, включая античный материализм, советский диамат или современные континентальные теории, редко называют «физикализмом».

Существует основанная на концепте квалиа влиятельная линия критики физикализма, восходящая к таким авторам, как Томас Нагель, Сол Крипке, Фрэнк Джексон и Роберт Кирк, но наиболее тесно ассоциирующаяся с работами Дэвида Чалмерса. В рамках этой линии критики было предложено множество доводов, но двумя наиболее известными являются аргументы знания и представимости. Первый из них был сформулирован Джексоном в его известной статье «Эпифеноменальные квалиа», хотя схожая идея высказывалась ранее Нагелем в статье «Каково это быть летучей мышью?», Чарли Броудом в книге «Сознание и его место в природе» и Гербертом Фейглом в статье «Когнитивная роль знакомства».

Джексон основывает свой аргумент на знаменитом мысленном эксперименте «комната Мэри»4, в рамках которого он предлагает нам представить талантливую нейроучёную Мэри, которая знает все возможные физические факты о цветовосприятии людей. Но по какой-то причине Мэри выросла в полностью бесцветной изолированной комнате, получая всю научную информацию через черно-белый монитор компьютера. Таким образом, хотя Мэри знает всё о физических аспектах цветовосприятия, ей не хватает особого субъективного знания — знания того, как от первого лица переживается зрительный опыт восприятия цвета. Иначе говоря, Мэри знает всё о том, какие нейрофизиологические процессы происходят, когда я смотрю на зелёное яблоко. Но она не знает, как именно для меня выглядит зелёный цвет, когда я на него смотрю. Соответственно, если Мэри выпустят из её бесцветной комнаты, чтобы она могла увидеть цвета окружающего мира, то она, как кажется, приобретёт новое знание. Но раз она уже знает всё о физических фактах цветовосприятия, то знание о квалиа зелёности не относится к физическим. А это означает, как заключает Джексон, что квалиа являются нефизическими и, следовательно, физикализм ложен5.

Аргумент представимости существует во множестве вариаций, наиболее ранние из которых восходят ещё к Рене Декарту. Самой известной современной версией является аргумент философского зомби, который впервые сформулировал Роберт Кирк в своей статье «Сентиентность и поведение», хотя у него также были яркие исторические предшественники: Джордж Фредерик Стаут с его сознательными автоматонами из книги «Сознание и материя» и Кит Кэмпбелл с его имитационными людьми из книги «Тело и сознание». Философский зомби — это существо, которое во всех своих физических и поведенческих свойствах полностью идентично обычному человеку, но лишено каких-либо субъективных переживаний. У такого зомби, когда он смотрит на зелёное яблоко, происходят все те же нейрофизиологические процессы, что и у обычного человека, и он также демонстрирует все те же самые поведенческие реакции. Если его спросить, что он видит, то он ответит: «Я вижу зелёное яблоко». И он может также съесть его, а затем, несколько поморщившись, сказать: «Это яблоко довольно кислое на вкус». Но у зомби нет никакой приватной «картинки перед глазами», когда он смотрит на яблоко, а также нет никакого реального ощущения вкуса.

Аргумент зомби состоит в том, что если мы можем представить такое существо, то оно действительно возможно. Под представимостью (или мыслимостью) в данном случае подразумевается отнюдь не способность вообразить себе какой-то вымышленный образ. Вам может быть сложно вообразить какой-то чрезвычайно сложный образ, вроде фигуры с миллионом углов. Но если вы подумаете о самой концепции подобной фигуры, то вы не обнаружите в ней какого-либо явного противоречия. Так и в случае зомби под его представимостью имеется в виду способность помыслить о концепции такого существа без того, чтобы найти в ней явные противоречия. Как утверждает Кирк, если зомби представим в этом смысле, то он возможен в том же смысле, в котором в принципе возможно начертить фигуру с миллионом углов. А это подразумевает ложность физикализма, ведь тогда всех физических фактов о нашей нервной системе недостаточно, чтобы существовало субъективное сознание, в котором реализуются квалиа. Тогда сами квалиа являются нефизическими свойствами нашего мира6.

Как ни странно, и Джексон, и Кирк впоследствии отреклись от выводов своих аргументов, заняв физикалистскую позицию в отношении сознания. Тем не менее сами их аргументы подхватил и развил в полноценную линию антифизикалистской аргументации Чалмерс, с которым оба аргумента ассоциируются до сих пор. С точки зрения Чалмерса, эти аргументы никак не подрывают претензию естественных наук на объяснение нашего мира, однако они показывают несостоятельность наших попыток свести сознание к физическим свойствам и процессам. Поэтому свою позицию Чалмерс называет «натуралистическим дуализмом». Она является дуалистической, потому что признаёт наличие в нашем мире двух взаимно несводимых и метафизически независимых типов сущностей — физические и ментальные. Натуралистический же аспект этой теории состоит в том, что Чалмерс в принципе признаёт, что ментальные сущности порождены нашей физической нервной системой, а не какой-то сверхъестественной имматериальной субстанцией, вроде души. Чалмерс также предполагает, что в каком-то будущем нами могут быть открыты психофизические законы, которые обуславливают порождение сознания и квалиа физическими процессами, но пока мы далеки от понимания того, как именно наша субъективная жизнь порождается мозгом7.

Можно подумать, что физикализм действительно не может быть истинен в мире, в котором существуют квалиа. Как ни странно, с этим согласны не только дуалисты, такие как Чалмерс или ранний Джексон, но и некоторые физикалисты. В последние годы заметно набрала популярность такая версия физикализма, как иллюзионизм8. Его сторонники, такие как Дэниэл Деннет, Кит Франкиш и Франсуа Каммерер, признают, вслед за Чалмерсом, что квалиа не могут быть чем-то физическим, но отрицают реальность самих квалиа. С точки зрения иллюзионистов, наш опыт лишён каких-либо особых феноменальных свойств, выражающих то, как переживается этот опыт. Всё, что у нас реально есть, это интроспективная иллюзия таких феноменальных свойств — то, что Франкиш называет «квазифеноменальными свойствами» или «нулевыми квалиа». Надо заметить, что «иллюзия» здесь понимается не как какая-то перцептивная аномалия вроде галлюцинаций или миражей. Речь идёт о том, что наша интроспекция, будучи ненадёжным способом приобретения каких-либо знаний, систематически формирует у нас ложное убеждение о том, что наш опыт имеет свойства, которые он в реальности не имеет. При этом убеждение — это что-то, что подаётся функциональному анализу от третьего лица и потому не требующее постулировать какие-либо субъективные ментальные явления9.

Иллюзионисты настаивают на том, что аргументы Кирка и Джексона не доказывают наличие квалиа. Скорее, они по умолчанию исходят из того, что квалиа существуют, а затем показывают, что из этого следует ложность физикализма. Соглашаясь с тем, что квалиа несовместимы с физикализмом, иллюзионисты затем утверждают, что у нас нет хороших оснований верить, что наш опыт вообще содержит квалиа. Здесь иллюзионисты используют так называемый «аргумент разоблачения». Общая идея всех таких аргументов состоит в том, что если мы можем объяснить наше убеждение в существовании какой-либо экстраординарной сущности, не допуская реального её существования, то мы не должны верить в неё. Яркий пример подобной сущности — корабли инопланетян. Мы можем объяснить отчёты людей о том, что они видели в небе НЛО, с помощью хорошо изученных и известных нам атмосферных явлений. И поскольку такое объяснение возможно, то с учётом ряда хорошо известных эпистемических принципов (бритва Оккама, объяснительный приоритет естественных наук и т.д.) мы должны отвергать убеждение об инопланетном происхождении НЛО как необоснованное.

Аналогичным образом, утверждают иллюзионисты, мы должны рассуждать и о квалиа. Сами по себе квалиа являются экстраординарной с точки зрения естественных наук сущностью — ничто другое в мире не является сущностно субъективным. Поэтому если у нас есть возможность объяснить нашу веру в существование квалиа, не допуская их реального существования, то мы можем считать сами квалиа разоблачёнными и, следовательно, нереальными в том же смысле, что и инопланетные НЛО. «Можем ли мы дать такое ирреалистическое объяснение квалиа?» — это другой вопрос, и не так много было сделано иллюзионистами для его решения10.

Существуют различные стратегии ответа квалиа-реалистов на аргумент разоблачения. Одна из них состоит в том, чтобы утверждать особое эпистемическое отношение между нами и нашими квалиа, которое исключало бы возможность ошибки в наших убеждениях о квалиа. Это особое отношение иногда называют «откровением» или «знакомством». Если мы действительно имеем такого рода эпистемическое отношение к нашим квалиа, то аргумент разоблачения не работает против них. Ведь в случае НЛО убедительность этого аргумента в значительной степени базируется на том, что у нас нет надёжного познавательного доступа к явлениям, которые мы можем объяснить либо как инопланетные корабли, либо как атмосферные явления. Если же у нас есть прямой и безошибочный доступ к квалиа, то неоткуда взяться ошибке сродни той, которая заставляет нас неверно идентифицировать атмосферные явления с кораблями пришельцев. Сам по себе тезис откровения кажется достаточно убедительным с учётом того, что квалиа в принципе характеризуются своим особым познавательным статусом. Однако иллюзионисты и здесь отвечают квалиа-реалистам, что такое уникальное эпистемическое отношение не связывает нас ни с чем другим в мире, кроме квалиа, так что оно само по себе аномально и экстраординарно, сродни волшебству. Как ни странно, даже среди квалиа-реалистов есть те, кто согласны с этим возражением (например, Антон Кузнецов).

Вдобавок к этому возражению от аномальности иллюзионисты также указывают на случаи, когда, как кажется, интроспекция точно нас подводит. Например, нам может казаться, что всё наше зрительное поле состоит из цветовых пятен, но в действительности мы не распознаём цвета периферийным зрением (это можно экспериментально проверить в домашних условиях). Иллюзионисты считают, что таких ситуаций, когда мы на основе интроспекции выносим ложные суждения, достаточно, чтобы показать, что мы можем заблуждаться и о наличии у наших ментальных состояний особых феноменальных свойств. К этому можно добавить и особое методологическое соображение: посылка о ненадёжности интроспекции кажется естественной основой для попыток заниматься научной психологией и психотерапией.

Тем не менее квалиа-реалист может согласиться, что наша интроспекция не на 100% надёжна и иногда она формирует у нас ложные убеждения. Но это не значит, что интроспекция ошибается вообще всегда. Зрение — это довольно обычный и естественный инструмент познания, который, как правило, способствует формированию у нас истинных убеждений. Если я посмотрю на пожарный шланг, то, благодаря зрению, я сформирую у себя истинное убеждение: «Передо мною лежит пожарный шланг». Но зрение не является 100% надёжным и безошибочным инструментом познания, в принципе возможно, что, когда я посмотрю на пожарный шланг, мне покажется, что передо мною ползёт змея. Мы можем считать интроспекцию таким же естественным эпистемическим инструментом, как и зрение. Иногда с его помощью мы формируем истинные убеждения, но иногда ложные. Более того, для попыток построить научную психологию и психотерапию также важно, что какую-то долю доверия к нашей интроспекции мы должны проявлять. Врач-психотерапевт не может, например, сформировать весь курс лечения, вообще никак не взаимодействуя с пациентом и его интроспективными отчётами о том, что он чувствует и в каких состояниях пребывает.

Иллюзионисты делают неоправданно поспешный шаг, когда заключают на основе ненадёжности интроспекции нереальность квалиа. Подобный вывод можно сравнить с ситуацией, в которой я после того, как мне привиделась змея, заключу, что не существует таких существ, как змеи, и все отчёты людей о столкновениях со змеями — это неверно интерпретированные отчёты о столкновениях с пожарными шлангами. Очевидно, из возможности ошибки в идентификации шланга со змеёй не следует, что змеи всегда являются неверно идентифицированными шлангами. И поскольку о феноменальном характере нашего опыта мы узнаём из интроспекции не в формате ситуативных ошибок, а систематически и всегда, когда обращаемся к интроспекции наших ментальных состояний, то нам недостаточно простой ненадёжности интроспекции, чтобы аргумент разоблачения заработал. Нужно доказать гораздо более сильный и спорный тезис — абсолютную непригодность интроспекции для формирования любых убеждений о мире. И поскольку каких-то аргументов в пользу настолько сильного тезиса иллюзионисты ещё не предложили, квалиа-реалисты могут апеллировать к нашему доступу к квалиа через интроспекцию, даже не утверждая, что наш доступ является безошибочным. Такую позицию, если я правильно понимаю, занимает Евгений Логинов.

Другая стратегия ответа на аргумент разоблачения — это то, что Чалмерс называет муровским аргументом. Это название отсылает к известному аргументу Джорджа Эдварда Мура против скептика в отношении внешнего мира. Мур опровергал скептика очевидностью или, правильнее будет сказать, здравым смыслом — показывая свои руки в качестве двух примеров объектов, которые существуют во внешнем мире. Наше убеждение в существовании наших рук более надёжно, чем любая спорная философская теория, которой является скептицизм. Поэтому, пока у нас нет реально веских оснований сомневаться в существовании наших рук, мы должны допускать их существование, а вместе с ними и всего внешнего мира.

Чалмерс предлагает применить ту же форму аргументации по отношению к квалиа. Иллюзионизм подобно скептицизму является спорной философской теорией, тогда как существование субъективно переживаемого опыта — это просто часть нашего здравого смысла. И для того, чтобы поддержать это утверждение, не нужно полагать, что наше знание о квалиа основано на каком-то экстраординарном эпистемическом отношении вроде откровения. Включения квалиа в наш здравый смысл достаточно, чтобы перебить иллюзионистский аргумент разоблачения, по крайней мере пока у нас не будут какие-то достаточно убедительные основания отвергать квалиа, а не просто допускать их возможную нереальность11. Положения здравого смысла могут оказаться ложными. Так, убеждение об абсолютной одновременности, то есть существование единой временной точки «Настоящий момент», общей для всех объектов во вселенной, можно назвать частью нашего здравого смысла. Однако это убеждение в современной физике считается ложной на основании доводов, сформулированных Альбертом Эйнштейном в рамках специальной теории относительности. Иными словами, положения здравого смысла могут оказаться ложными, но чтобы признать их таковыми нам нужно действительно веское основание, возможно, даже экстраординарное.

Оба ответа на иллюзионистский вызов, и тезис откровения, и муровский аргумент, обеспечивают надёжную основу для нашей веры в квалиа. И в таком случае, как кажется, основанные на квалиа антифизикалистские аргументы всё ещё имеют силу. Но не слишком ли это обманчивое впечатление? Вернёмся в нашем рассмотрении квалиа на пару шагов назад. Техническое определение, которое я дал в самом начале, следующее: «Квалиа — это интроспективно доступные феноменальные свойства сознательных переживаний». Здесь нет ничего о том, что квалиа являются специфичными нефизическими свойствами. В действительности это минималистичное определение квалиа вполне согласуется с физикализмом в его неэлиминативистских вариациях.

Франкиш, например, выделяет три подхода к пониманию квалиа. Первый — это его собственная позиция (нулевые квалиа), согласно которой никаких феноменальных свойств опыта в реальности не существует, но из-за дефектов нашей интроспекции мы систематически попадаем в иллюзию подобных свойств. Второй подход — это «классические» квалиа, на которых и базируются антифизикалистские аргументы в духе Чалмерса. Как утверждает Деннет, «классические» квалиа по определению являются внутренними, нефизическими, невыразимыми свойствами опыта, к которым субъект этого опыта имеет прямой и безошибочный доступ.

Внутренний характер квалиа означает, что эти свойства нельзя назвать реляционными. Проще говоря, квалиа не выражают определённое отношение между ментальным состоянием, в которых они реализуются, и чем-то внешним по отношению к этим состояниям. Например, масса яблока — это реляционное свойство, потому что оно реализуется в отношениях между яблоком и другими физическими объектами, вроде весов или моей руки. Квалиа, согласно «классическому» взгляду, не реализуются в отношениях между ментальными состояниями и внешними объектами, в частности, потому что они являются нерепрезентативными (об этом далее).

О нефизической природе квалиа было сказано уже достаточно. Сторонники «классических» квалиа считают, что квалиа сами по себе не сводятся к какому-либо физическому свойству, а также что они определённым образом концептуально или даже метафизически независимы от всего физического. Под невыразимостью же квалиа подразумевается, что мы не можем выразить их никаким иным образом, кроме как с помощью аналогий. Например, я могу сказать, что мой зрительный опыт, когда я смотрю на зелёное яблоко, напоминает мне мой зрительный опыт, когда я смотрю на свежескошенную траву или когда я смешиваю жёлтую краску с синей. В сущности, это не говорит о том, как именно для меня выглядит и ощущается зелёный цвет. Если вы никогда не видели ни зелёных яблок, ни свежескошенной травы, ни смеси жёлтой краски с синей, то для вас эти сравнения не будут информативны. Наконец, идея прямого и безошибочного доступа пересекается с изложенным выше тезисом откровения: в нашей интроспекции нам раскрывается истинная природа квалиа, и мы абсолютно застрахованы от ошибок в наших суждениях о собственных квалиа.

Но между нулевыми и «классическими» квалиа существует третья концепция, которую Франкиш называет «диетическими квалиа». Согласно этой концепции, нашим переживаниям действительно присущи реальные феноменальные свойства, но этим свойствам не присущи те характеристики, которые Деннет приписывает «классическим» квалиа. Диетические физикалисты могут считать, что квалиа реальны, но не являются внутренними, а, напротив, имеют функциональный или репрезентативный характер. Например, можно считать, что квалиа зелёности, которые реализуются в моём опыте зрительного восприятия зелёных яблок, являются не внутренним свойствами самого опыта, а репрезентативным содержанием моего акта восприятия. Иначе говоря, квалиа зелёности — это то, как объективное физическое свойство яблока «Отражение света определённого спектрального состава» репрезентируется в моём опыте, который в конечном счёте редуцируется к моим нейрофизиологическим процессам. Ещё более радикальная физикалистская трактовка квалиа состоит в том, что это не просто репрезентативное содержание опыта, но сами реляционные свойства объектов, представленных в опыте. С этой точки зрения, квалиа зелёности — это даже не то, как способность зелёных объектов отражать свет определённого спектрального состава выражается в моих переживаниях, а сама эта способность. Нет, строго говоря, посредника между моим восприятием и свойствами внешних объектов.

Можно также рассматривать квалиа как функциональные свойства. С этой точки зрения, квалиа характеризуются определённой функциональной или каузальной ролью, которую они играют в регуляции нашего поведения. Квалиа зелёности, например, играют определённую роль в детерминации моего поведения, когда, увидев зелёное яблоко, я говорю: «Это яблоко зелёное». Или, например, когда я решаю не брать конкретное яблоко в магазине из-за его цвета, потому что я хочу сладких красных яблок, а не кислых зелёных. Такое редуктивно-функционалистское истолкование квалиа важно отличать от рассмотренного ранее иллюзионизма, поскольку иллюзионисты также являются функционалистами в отношении ментальных состояний. Просто при этом иллюзионисты утверждают, что функциональная роль тех или иных состояний — это всё, что действительно существует и исчерпывающе описывает эти состояния. Квалиа-реалистичные функционалисты же предполагают, что, хотя квалиа сводимы к функциональным свойствам, ментальным состояниям действительно присущи определённые феноменальные аспекты и эти аспекты играют важную каузальную роль в реализации функциональных свойств.

Последний взгляд, как кажется, наиболее близок к нашему здравому смыслу, и действительно удивительно, что дуалисты и иллюзионисты отвергают такое представление о квалиа. Для нас здесь важно, что существует ряд влиятельных антифункционалистских аргументов, которые по крайней мере в первом приближении демонстрируют, что есть некоторый концептуальный зазор между феноменальными и функциональными аспектами переживаний. Самый известный мысленный эксперимент такого рода — это инвертированный спектр, сформулированный Джоном Локком, Сидни Шумейкером и Недом Блоком. Представьте, например, что моё цветовосприятие является полной инверсией вашего. То, что вы воспринимаете как зелёный цвет, я воспринимаю как пурпурный, и наоборот. Если ничего в мире не меняется, кроме моего особенного цветовосприятия, то у внешнего наблюдателя не будет никакого способа узнать, кто из нас двоих видит зелёный цвет как пурпурный. Ведь функционально в моём поведении не произойдёт никаких изменений, я всё так же продолжу называть зелёные яблоки и свежескошенную траву «зелёными», хотя в моём фактическом визуальном опыте они пурпурные. Таким образом, у нас есть разница в квалиа без различий в функциональных свойствах12. Это одно из оснований, почему многие философы предполагают, что квалиа нельзя свести к каким-либо функциональным, репрезентативным или реляционным свойствам, а потому они должны быть внутренними качествами ментальных состояний13. Чтобы охарактеризовать такое понимание квалиа, Блок использует метафору ментальной краски. Можно сказать, что репрезентативное содержание нашего опыта — это своего рода контурная раскраска, которая как бы закрашивается нашими квалиа, и мы в принципе могли бы полностью заменить краску без каких-либо изменений в самом репрезентативном содержании. Эта метафора наиболее понятна на примере зрительного опыта, но её можно применить и к любым другим переживаниям (тактильные, вкусовые и слуховые ощущения, эмоциональные и аффективные состояния и т.д.).

К этой же критике функционализма примыкает серия «китайских» мысленных экспериментов, вроде китайской нации Неда Блока или китайской комнаты Джона Сёрла. В первом эксперименте каждый житель Китая получает небольшое устройство и радиопередатчик, с помощью которых он может симулировать функциональную организацию одного человеческого нейрона. Все вместе жители Китая образуют сложный функциональный дубликат человеческого мозга, который затем подключается к роботу, оснащённому сенсорными приводами. Если всё устроено правильно, то в своём поведении этот робот будет (почти) неотличим от человека, потому что вся вместе китайская нация будет симулировать работу человеческого мозга, управляя поведением этого робота. Как полагает Блок, довольно неправдоподобно, что этот робот будет иметь какие-либо квалиа, хотя в своих функциональных свойствах он неотличим от человека14.

Эксперимент Сёрла похож на блоковский, хотя не апеллирует напрямую к квалиа. Основная мишень Сёрла — это тезис, согласно которому прохождения какой-либо машинной системой теста Тьюринга достаточно, чтобы приписывать этой системе понимание человеческой речи. В ответ на это Сёрл предлагает представить мужчину, запертого в комнате, где ему предоставлена куча дощечек с китайскими иероглифами, а также проработанная инструкция по тому, как нужно комбинировать иероглифы, чтобы давать осмысленные ответы на вопросы на китайском языке, которые подаются в комнату через дырку в стене. Сторонний наблюдатель, подавая внутрь комнаты вопросы и получая на них осмысленные ответы, может подумать, что внутри сидит мужчина, знакомый с китайским языком. Однако в действительности он не понимает ничего из собственных ответов. Это также показывает, что реализации определённой функции какой-либо системой недостаточно, чтобы приписывать ей субъективное понимание.

Конечно, много ещё может быть сказано за и против функционализма, но здесь мы не будем далее вдаваться в особенности этой дискуссии. Предположим на секунду, что эти антифункционалистские аргументы действительно опровергают взгляд, согласно которому мы могли бы редуцировать квалиа к каким-либо функциональным, репрезентативным или реляционным свойствам. Даже в таком случае мы всё ещё не обязаны принимать «классические» квалиа и связанную с ними линию критики физикализма.

Кроме деления квалиа на нулевые, диетические и «классические», Франкиш делит сам квалиа-реализм на консервативный и радикальный. Консервативная версия предполагает, что мы вполне можем свести квалиа к каким-то уже хорошо известным нам физическим свойствам. Сюда подпадают рассмотренные выше взгляды на квалиа как функциональные, репрезентативные или реляционные свойства. Радикальный же квалиа-реализм предполагает, что инструментария актуальных естественных наук недостаточно, чтобы объяснить квалиа. Сюда относятся позиции антифизикалистских теоретиков, вроде Чалмерса. Закономерно, что консервативную позицию отстаивают редуктивные физикалисты, а радикальную — разношёрстые дуалисты. Но, как подмечает сам Франкиш, было бы поспешно провести чёткую границу между этими подходами. Даже среди физикалистов есть те, кого можно назвать радикальными квалиа-реалистами, как, например, Джон Сёрл, Колин Макгинн или Дэниэл Столджар.

Вернёмся к мысленным экспериментам, лежащим в основе чалмерсовской критики физикализма. Джексон считает, что тот факт, что у Мэри в её комнате не было знаний о квалиа, когда были все знания о нейрофизиологии цветовосприятия, свидетельствует в пользу онтологического разрыва между квалиа и сопровождающими их физическими процессами в мозге. Но действительно ли этот разрыв онтологический, а не просто эпистемический? Всё, что показывает пример Мэри, это особый эпистемический статус квалиа. Знание о них нельзя получить иначе, кроме как через непосредственное переживание опыта, в котором эти квалиа реализуются. Но из этого само по себе не следует, что квалиа являются нефизическими сущностями или что они метафизически независимы от других физических сущностей. В ответ на это дуалист мог бы возразить, что эпистемический статус квалиа отличает их от любых других сущностей, доступ к которым не является приватным, а поэтому должна быть какая-то разница в онтологическом статусе квалиа в сравнении с физическими сущностями. Однако мы могли бы вообразить вполне обыденные примеры, когда некто имеет исключительный эпистемический доступ к какому-то знанию, которое само по себе касается вполне физических фактов. Например, Смит убил Джонса, но настолько успешно замёл все следы за собой, что никто на свете не знает об ответственности Смита за убийство и не может узнать об этом иначе, кроме как от самого Смита. В таком случае мы также имеем ситуацию, когда Смит имеет исключительный эпистемический доступ к некоторому знанию, но само это знание касается вполне физических фактов.

Аналогичную более слабую эпистемическую трактовку можно предложить и для аргумента зомби15. Можно, например, допустить, что у нас есть prima facie представимость зомби, потому что мы не находим в его концепции явного противоречия. Это указывает, что между фактами о мозговой активности и фактами о квалиа есть определённый концептуальный или эпистемический разрыв, поскольку знание о мозговых процессах не гарантирует нам знания о сопровождающих эти процессы субъективных переживаниях. Но может оказаться, что в идее зомби, тем не менее, есть неявное противоречие, которое препятствует нашему выводу о том, что из представимости зомби следует их возможность. Так, кому-то может показаться, что в идее синей травы нет никакого противоречия. Мы не только можем визуально вообразить такую траву, но и помыслить её, а это значит, что такая трава, пусть актуально и не существует, но могла бы существовать. Однако если вы что-то знаете о фотосинтезе, то вы можете указать на неочевидное противоречие в идее синей травы. Дело в том, что зелёный цвет травы связан с содержанием в ней хлорофилла, который участвует в процессе фотосинтеза. Если бы хлорофилл имел какой-либо иной цвет, кроме зелёного, то растения не смогли бы фотосинтезировать и, соответственно, не прижились на нашей планете. Иными словами, при сохранении актуальных законов физики синяя трава на нашей планете невозможна, но для того, чтобы знать об этом, нам нужно быть информированными о некоторых особенностях растений и фотосинтеза. В случае с зомби мы также можем допустить, что причина, по которой зомби кажутся представимыми без противоречия, кроется в нашей недостаточной информированности о том, как конкретно наша нервная система порождает субъективное сознание.

Но у дуалиста остаётся возможность настаивать на том, что концептуальной различимости сознания и мозговых процессов достаточно, чтобы судить о нефизической природе наших переживаний. Однако даже в этом случае редуктивный физикалист может ответить, что концептуальный разрыв не свидетельствует об онтологическом. Так, существует явное концептуальное различие между агрегатными состояниями воды и её температурой. Мы даже можем вообразить, что между этими двумя свойствами воды вообще нет никакой реальной связи — лёд может быть по-настоящему горячим, а жидкая вода может иметь температуру -100°C. Но если вы знакомы хотя бы в первом приближении с физико-химическими свойствами воды, то вы знаете, что есть сущностная связь между её температурой и агрегатными состояниями. Концептуальная различимость не свидетельствует здесь о реальном онтологическом разрыве16.

Таким образом, даже если наши попытки свести квалиа к каким-то хорошо известным нам физическим свойствам не венчаются успехом, это ещё не говорит о том, что сам физикалистский проект объяснения квалиа обречён на провал. Возможно, мы пока ещё недостаточно знаем о том, какие метафизические механизмы посредничества существуют между мозгом и квалиа. Макгинн, например, предлагает гипотезу C*-свойств. Согласно ей, между физическими свойствами мозга и феноменальными свойствами переживаний, к которым мы имеем разные типы доступа, есть тесная метафизическая связь, которая осуществляется особыми C*-свойствами, к которым у нас нет вообще никакого доступа. В результате получается, что у нас есть вполне себе цельная и согласованная картина мира, в которой ментальное и физическое неразрывным образом связаны, но из-за своих эпистемических ограничений мы не можем углядеть эту связь, в силу чего нам кажется, что наш мир дуалистичен.

Предположение о наличии у нас определённых эпистемических ограничений никак не противоречит физикалистскому взгляду на мир. Напротив, с точки зрения физикализма, мы в первую очередь являются биологическими существами с определённой историей эволюционного развития, и наши эпистемические способности являются продуктом этого развития. То, как наши способности развились в процессе эволюции, связано с теми качествами, которые способствовали выживанию и размножению наших предков. Способность различать цвета помогала нашим предкам выживать, но способность ухватывать C*-свойства, связывающие нашу нейрофизиологию с субъективным восприятием цвета, не развилась у нас, так как нам не нужно понимать природу квалиа, чтобы выживать и размножаться. Схожим образом у кошек нет достаточных эпистемических способностей для того, чтобы ухватить полную картину того, как в их мисках появляется корм. Ведь для этого кошкам потребовалось бы специфичное знание о человеческих социальных институтах, таких как деньги, торговля и трудоустройство. Но кошкам не нужно знать о том, откуда в их мисках появляется корм, чтобы он там появился, поэтому нет особой эволюционной целесообразности в развитии у кошек понимания человеческих социальных институтов.

Лично я не большой поклонник Макгинна и мистерианства, но гипотеза C*-свойств ухватывает очень важный аспект современных дискуссий о квалиа. Эти дебаты часто представляют как противостояние условных дуалистов и материалистов. Первые признают реальность сознания, но вносят серьёзный онтологический разрыв в нашу картину мира, которому очень сложно дать естественно-научное объяснение. Вторые всерьёз относятся к необходимости объяснить ментальные феномены в терминах современных наук, но в силу этого просто отрицают всё, что в нашей дотеоретической концепции сознания плохо переводится на язык науки. Каждой из этих двух крайностей сложно симпатизировать. Но гипотеза Макгинна — это иллюстрация того, что можно работать с концепцией сознания и квалиа по-другому. Необязательно отрицать реальность квалиа, чтобы интегрировать их в нашу естественно-научную картину мира, потому что нет ничего обязательного или совершенно необходимого в том, чтобы понимать квалиа как особые нередуцируемые нефизические сущности.

На самом деле, слово «квалиа» — это сложный термин для чего-то довольно простого. Для выражения того, как переживается или ощущается наш опыт. Само по себе это понятие не предполагает, что квалиа — это что-то аномальное или нефизическое. И далеко не факт, что стандартные мысленные эксперименты, которыми иллюстрируется такой взгляд на квалиа, демонстрируют именно это, а не какой-то более скромный тезис, с которым у всех нередуктивных и многих редуктивных физикалистов не возникнет особых трудностей. Поэтому не стоит переживать о квалиа: их реальности ничего не угрожает, но и они не угрожают цельности нашей натуралистической картины мира.

Примечания

1. «Какбудтовость» — это способ передать на русском английский термин what-it-is-likeness, который отсылает к знаменитой статье Томаса Нагеля «Каково это быть летучей мышью?» (What Is It Like to Be a Bat?). Иногда для перевода этого термина используют слово «каковость» или выражение «каково это?». Вариант «какбудтовость» предложила мне Арина Черепанова и, на мой взгляд, он подходит для передачи what-it-is-likeness лучше всего.

2. Хотя это мейнстримный на сегодняшний день способ говорить о квалиа, важно отметить, что существуют по крайней мере две значимые альтернативы этого взгляда. Во-первых, это точка зрения, согласно которой квалиа являются свойствами не самого опыта, а чувственных данных — особых ментальных сущностей, которые открываются нам в опыте. Грубо говоря, с этой точки зрения, если я смотрю на зелёное яблоко, то мне открывается двумерное ментальное изображение этого яблока, визуальные свойства которого и будут квалиа. Поскольку сегодня теория чувственных данных находится в упадке, мало кто говорит о квалиа как о свойствах этих данных, хотя именно в таком смысле это слово впервые в современной философии использовал Кларенс Ирвинг Льюис. Во-вторых, это точка зрения, согласно которой квалиа являются не феноменальными свойствами опыта, а экспериенциальными свойствами субъекта, переживающего этот опыт (C-квалиа). Эту точку зрения отстаивает Мартина Нида-Рюмелин, которая считает, что многие проблемы в современной философии сознания связаны с неправильной концептуализацией квалиа как свойств опыта. В то же время сторонниками мейнстримной трактовки квалиа (в частности, Дэвидом Чалмерсом) высказывалось мнение, что ничего принципиального в нашей концепции квалиа не меняется, если мы атрибутируем их не переживаниям, а субъектам переживаний. Нида-Рюмелин оспаривает эту точку зрения, но здесь мы не будем рассматривать её аргументацию.

3. Хотя вероятно, что ощущения кислого вкуса у разных людей будут схожи, они необязательно будут полностью идентичны. Некоторые люди любят кислую еду, а другие — нет. Можно предположить, что и те, и другие, когда испытывают вкус кислой еды, воспринимают квалиа кислости, но только те, кому нравится подобная еда, воспринимают также квалиа вкусности или приятности. Существует также другая точка зрения, согласно которой эти люди не различаются в квалиа своего опыта, но они по-разному оценивают эти квалиа. Я думаю, эта точка зрения неправдоподобна, потому что мы не можем произвольно оценивать те или иные ощущения как приятные или неприятные, а скорее заключаем их приятность или неприятность на основе их реальных качественных характеристик. Зубную боль, например, нельзя сделать приятной, просто изменив своё мнение о ней.

4. Довольно забавно, что аргумент знания Джексона ассоциируется в первую очередь с комнатой Мэри, хотя в оригинальной статье Джексон уделил этому примеру всего пару абзацев и явно рассматривал его как вторичный. Основной же нарратив статьи завязан на втором, менее обсуждаемом сегодня примере — мужчине по имени Фред, который видит на один оттенок красного больше, чем все остальные люди. Сколько бы мы не исследовали уникальную мутацию Фреда, мы бы никогда не узнали, как именно этот дополнительный оттенок красного выглядит для него, потому что это знание доступно только из субъективной перспективы Фреда, к которой мы не можем получить доступ.

5. Примеры Нагеля, Броуда и Фейгла строятся по похожей схеме. Нагель пишет о том, что мы хорошо знаем, как работает эхолокация летучих мышей, но при этом мы не можем представить, каково это быть самой летучей мышью. Добытые от третьего лица знания об устройстве эхолокации сами по себе ничего не говорят о том, как переживается процесс ориентации в пространстве с помощью эхолокации. Броуд, в свою очередь, конструирует более фантастический пример — математического архангела. Даже имея полные знания о микрофизической структуре аммиака и всех его физических свойствах, включая способность определённым образом влиять на нервную систему и поведение человека, этот архангел не смог бы предсказать, каким будет запах аммиака. Фейгл также обращается к фантастике. В его примере марсиане, которые изучают человеческие чувства и поведение, могут достичь полного знания о том, в каких обстоятельствах люди ведут себя тем или иным образом. Но марсиане не смогут получить из этого знания также знание о том, как именно переживаются конкретные чувства.

6. Существует также противоположная версия аргумента представимости, которую можно назвать аргументом развоплощённого сознания или аргументом призраков. В рамках этого аргумента, который в несколько различающихся вариациях выдвигали Декарт, Филип Гофф и Богдан Фауль, предлагает представить своего рода противоположность зомби — призрака. Это существо имеет сознание и присущие ему квалиа, однако лишено какого-либо физического тела. Если такое существо представимо и возможно, то это также показывает, что ментальные свойства концептуально отделимы и метафизически независимы от физических. Гофф и Фауль даже утверждают, что аргумент призраков представляет большую трудность для физикализма, чем аргумент зомби, потому что против него не работает эпистемическая стратегия, о которой пойдёт речь далее. Я думаю, Гофф и Фауль оба заблуждаются на этот счёт, потому что призраки действительно непредставимы. Например, в популярной культуре призраки, как правило, изображаются как существа, у которых есть локализованное в пространстве тело, просто это тело отличается от того, как оно физически воздействует на физический мир (невидимо, проницаемо и т.д.). Дуалист бы ответил на это, что не стоит путать поп-культурных призраков и философских: первые действительно имеют некоторое подобие тела, но у вторых его нет. Тогда я бы сказал, что я просто не знаю, что именно я должен представить, когда я слышу «существо без физического тела». Дуалист снова ответил бы мне, что речь не идёт о визуальном представлении, а скорее о попытке помыслить какую-то концепцию без видимых противоречий. В ответ на это я, вследа за Дмитрием Ивановым, возражу, что я мог бы помыслить идею сознания без тела только в том случае, если бы я заведомо исходил из возможности существования сознания без тела. Поэтому представимость призраков не может быть свидетельством в пользу реальной возможности, так как это было бы предвосхищение оснований. В лучшем случае идея сознания без тела лишь удостоверяет концептуальный разрыв феноменального и физического, но с этой задачей гораздо убедительнее справляется аргумент зомби, и сам концептуальный разрыв ничего не говорит в пользу реальной метафизической отделимости сознания от тела. Также примечательно, что большинство парадигмальных примеров квалиа напрямую связаны с телесными процессами: восприятие цвета зависит от глаз, болевые ощущения зависят от телесной локализации (болит всегда что-то), вкус связан с языком и пищеварением и т.д. Вероятно, единственные ментальные состояния, которые действительно полностью (концептуально) отделимы от физических частей тела, связаны с мышлением. И многие авторы отрицают, что мышление само по себе включает какой-либо феноменальный аспект (см. сноску 9 ниже).

7. Перед авторами, которые, вслед за Чалмерсом, отрицают возможность редукции квалиа к каким-либо физическим свойствам, есть два пути. Один из них — это сильный метафизический эмерджентизм, который предполагает, что квалиа являются некоторым совершенно новым онтологически уникальным типом свойств. Второй — это панпсихизм, согласно которому квалиа являются одним из фундаментальных и всепроникающих свойств реальности, хотя только в достаточно развитых нервных системах эти квалиа образуют сложные переживания, подобные нашим. У каждой из двух позиций есть свои преимущества и недостатки; о достоинствах конкретно панпсихизма я уже писал здесь.

8. Здесь и далее под иллюзионизмом я понимаю только его элиминативистскую разновидность, которую более корректно было бы назвать «сильным иллюзионизмом». Помимо неё есть слабая версия, которая не отрицает существование квалиа, но признаёт, что часть наших стихийных убеждений о квалиа всё же являются интроспективной иллюзией.

9. Хотя некоторые авторы, такие как Гален Стросон, Сюзанна Сигель, Дэн Захави и Дэвид Питт, утверждали, что убеждения также включают в себя определённый феноменальный аспект. Согласно этой точке зрения, у таких убеждений, как «Москва была основана в 1147 году», также есть свой субъективный аспект, выражающий то, каково обладать соответствующим убеждением. Но даже среди реалистов в отношении квалиа есть те, кто отрицают наличие у убеждений каких-либо феноменальных характеристик (например, Майкл Тай и Джесси Принц).

10. Интересную попытку дать позитивный ответ на этот вопрос предпринял Тарас Тарасенко. Как он предполагает, возможность ирреалистического объяснения квалиа следует из представимости и возможности философского зомби. Эти существа во всём поведенчески подобны нам, а потому в той степени, в которой наши убеждения отражаются в нашем поведении, зомби также будут иметь все наши убеждения, включая убеждения о существовании квалиа, хотя этих самых квалиа у зомби нет. Таким образом, если кто-то из квалиа-реалистов допускает представимость философского зомби, то он также должен допустить и возможность ирреалистического объяснения квалиа. И сама возможность такого объяснения, как полагают иллюзионисты, является основанием отвергать веру в квалиа.

11. Евгений Логинов, однако, утверждает, что существование квалиа не может являться частью здравого смысла, потому что квалиа (и феноменальное сознание, и субъективность, и какбудтовость) — это технический философский термин, а положения здравого смысла не могут содержать техническую терминологию, непонятную простому человеку. Однако мы можем сформулировать идею квалиа, не используя никаких технических терминов. Например, мы могли бы сказать: «Боль как-то переживается». Здесь нет никаких философских терминов, но это предложение указывает именно на квалиа и, насколько я могу судить, вполне может быть названо положением здравого смысла. Антон Кузнецов предлагает другой вариант муровского аргумента, который он называет «аргументом онтологической справедливости». Согласно ему, если мы примем те стандарты аргументации, которые иллюзионисты предъявляют квалиа, то мы не сможем обосновать даже существование внешнего мира, тогда как для иллюзионистов (поскольку они физикалисты) вера в реальность внешнего мира существенна. Таким образом, если мы принимаем завышенные стандарты обоснования от иллюзионистов, то мы не можем доказать даже реальность внешнего мира, а потому иллюзионизм ложен в своём позитивном утверждении о физической природе реальности и сознания. Но если мы не принимаем эти стандарты, то ничего не угрожает нашей концепции квалиа, а потому иллюзионизм ложен в своём негативном утверждении о нереальности квалиа.

12. В этой версии эксперимента инвертированных квалиа мы имеем ситуацию, когда ваш и мой опыт не различается в своём репрезентативном содержании, но различается в феноменальном. В обоих случаях визуальный опыт репрезентирует яблоко зелёного цвета, но в моём случае цветовое свойство репрезентируется пурпурными квалиа, а в вашем — собственно зелёными. Но можно представить и обратную ситуацию, когда ваш и мой опыт не отличается в феноменальных аспектах, хотя различается в репрезентативном содержании. Представим, например, что из нас двоих только я знаю, что такое зелёные яблоки. В таком случае, если мы по очереди посмотрим на зелёное яблоко при одном и том же освещении и под одним и тем же углом, то феноменально мы испытаем одинаковый опыт зрительного восприятия. Но для вас тот же самый набор зрительных квалиа не репрезентирует яблоко. Например, этот зрительный образ не формирует у вас тех же убеждений, которые он формирует у меня (в частности, убеждение о том, что я могу съесть это яблоко, если мне захочется чего-то кислого). Репрезентационалисты в отношении квалиа, такие как Майкл Тай, Фред Дрецке или Уильям Ликан, могли бы ответить, что репрезентативное содержание опыта не исчерпывается квалиа. В наших ментальных репрезентациях квалиа реализуются на, грубо говоря, «нижнем» неконцептуализированном уровне, где содержание опыта ещё не прошло когнитивную обработку.

13. Если между квалиа и функциональными свойствами есть разрыв, то это сталкивает нас с опасностью эпифеноменализма. Согласно этой точке зрения, квалиа реальны, но в определённом смысле каузально инертны, т.е. никак не влияют на наше поведение, пусть даже нам может казаться, что какую-то роль в нашем поведении они играют. Так, мне кажется, что квалиа зелёности, которые я испытываю, когда вижу зелёное яблоко, прямым способом причинно связаны с моим решением не брать это конкретное яблоко, чтобы взять вместо него красное. Но раз я мог бы вести себя точно так же, имея другие квалиа для репрезентации зелёного цвета, то не столь уж очевидно, что эти квалиа действительно сыграли какую-то каузальную роль, а не что это было, например, моё убеждение о кислости зелёных яблок, которое не имеет феноменальных свойств и может быть истолковано в чисто функциональных понятиях. Впрочем, эпифеноменализм не является «приговором» даже для тех квалиа-реалистов, которые считают квалиа внутренними нефункциональными свойствами. Они могут быть (не)редуктивными физикалистами, расселианскими монистами или интеракционными дуалистами, которые считают, что феноменальные аспекты опыта всё же играют определённую каузальную роль в регуляции поведения.

14. Чалмерс, в свою очередь, «закусывает пулю», что такой робот действительно будет иметь все те же квалиа, что и обычный человек. Это связано с позицией Чалмерса, которую он называет «нередуктивным функционализмом». С этой точки зрения, квалиа производны от наших функциональных свойств и супервентны на них, а потому два существа, неотличимые функционально, будут неотличимы и феноменально, вне зависимости от способа реализации этих функциональных свойств. Однако эта форма функционализма нередуктивна, потому что квалиа представляются как что-то онтологически и концептуально различимое с функциональными свойствами.

15. Для аргумента инвертированного спектра кто-то также мог бы сконструировать более слабую эпистемическую версию. Например, можно предполагать, что в реальности абсолютно метафизически невозможно, чтобы два человека имели разное феноменальное содержание при одинаковом репрезентативном/функциональном содержании. Тем не менее представимость инвертированного спектра демонстрирует, что есть эпистемический разрыв между функциональными и феноменальными свойствами. Таким образом, у квалиа-реалистического физикалиста всё ещё есть возможность отстаивать редукционистскую позицию, но ему нужно проделать серьёзную работу, чтобы придать этой позиции ясность и убедительность.

16. Ещё один, возможно, более уместный, но и более заезженный пример — корпускулярно-волновой дуализм. На первый взгляд, между волной и частицей есть непреодолимый онтологический разрыв, но в реальности одни и те же микрообъекты могут проявлять свойства как волны, так и частицы, и у нас нет отчётливого понимания, как это возможно. Конечно, сама по себе аналогия ментально-телесного и корпускулярно-волнового дуализмов ничего не доказывает, но это, так сказать, важный прецедент для нашей онтологии, чтобы не списывать со счетов редуктивный физикализм на основании кажущегося концептуального разрыва между феноменальными и физическими свойствами.

Источник: insolarance.com

Комментарии: