Отрывок из «Феноменологии и теологии» М.Хайдеггера

Все основные теологические понятия неизбежно содержат в себе понимание бытия, которым обладает само по себе человеческое здесь-бытие как таковое, коль скоро оно вообще существует. Так, например, грех открывается только в вере, и только верующий может существовать фактически как грешник. Но если истолковывать грех, который есть феномен, противоположный вере как воз-рождению, и который есть также феномен экзистенциальный, с помощью теологического понятия, то при этом само содержание теологического понятия, а не какое-нибудь философское пристрастие теологов требует возврата к понятию вины. Однако вина есть изначальное онтологическое определение существования здесь-бытия. Чем изначальнее, соразмернее и онтологически подлиннее выносится на свет основное устройство здесь-бытия, чем изначальное, например, постигается понятие вины, тем однозначнее может оно служить путеводной нитью к теологическому объяснению греха. Но если онтологическое понятие вины берется в качестве путеводной нити, то именно философия прежде всего выносит решение о теологическом понятии. Не ведут ли тогда теологию на помочах философии? Никоим образом! Потому что грех по своей сущности не должен выводиться рационально из понятия вины. Тем более факт греха не должен и не может быть доказан рационально путем ориентации на онтологическое понятие вины; даже фактическая возможность греха не становится таким путем хоть сколько-нибудь явной. То, что при этом только и достигается, - оставаясь, однако, необходимым для теологии как науки - сводится к тому, что теологическое понятие греха как экзистенциальное понятие приобретает такую корректировку (то есть со-управление), которая необходима для него как экзистенциального понятия согласно его дохристианскому содержанию. Напротив, только вера дает первичное руководство (управление) как исток христианского содержания этого понятия. И потому онтология служит только коррективом онтического, то есть дохристианского содержания основных теологических понятий. Однако здесь следует обратить внимание на то, что эта корректировка не закладывает основ в том смысле, в каком основные понятия физики находят свое изначальное основание, выражение основных внутренних возможностей и высшую истину в онтологии природы. Эта корректировка - только формальное указание, то есть теологически-онтологическое понятие вины не становится подобной же базой. Понятие греха также не просто надстраивается над онтологическим понятием вины. Тем не менее последнее является в каком-то отношении определяющим, а именно формально, в том, что оно указывает на онтологический характер той области бытия, в которой необходимо должно пребывать понятие греха как экзистенциальное понятие существования.

Это формальное указание на онтологическую сферу говорит нам о том, что как раз не следует философски вычленять специфически теологическое содержание понятия, а надо черпать его из обозначенной здесь специфической экзистенциальной глубины веры, допуская его изначальную заданность. Формальное указание на онтологическое понятие выполняет, таким образом, функцию не связывания, а напротив - освобождения и направления на специфическое, то есть соответствующее вере раскрытие истока теологических понятий. Охарактеризованная функция онтологии есть не управление, а "ис-правление", коррекция.

Философия есть формально направляющий онтологический корректив онтического, а именно дохристианского содержания основных теологических понятий.

Однако то, что философия должна служить подобного рода коррективом в отношении теологии, не относится к ее сущности и не может быть обосновано исходя из этой сущности и ради нее самой. Скорее напротив, философия как свободное вопрошание чистого, опирающегося на самого себя здесь-бытия согласно ее сущности как бы имеет целью онтологически обосновать управление всеми прочими нетеологическими позитивными науками. В качестве онтологии философия предоставляет возможность,которая может быть реализована теологией, в смысле охарактеризованного здесь корректива, при условии, что теология должна разделить реальность веры. Однако не философия как таковая требует, чтобы она реализовалась так, но именно теология, коль скоро она понимает себя как науку. И потому, согласно точному определению, подводя итоги, следует сказать: философия есть возможный формально направляющий онтологический корректив онтического, то есть дохристианского содержания основных теологических понятий. Однако философия может быть тем, что она есть, не исполняя фактически этой функции корректива.

Это особое отношение не исключает, а как раз включает в себя тот факт, что вера в своем сокровенном ядре как специфическая возможность существования остается смертельным врагом той формы существования, которая сущностно принадлежит философии и которая фактически чрезвычайно изменчива. Это настолько так, что философия даже не собирается как-то бороться с этим смертельным врагом! Это экзистенциальное противопоставление верования свободному принятию на себя целостного здесь-бытия, существующему до всякой теологии и философии и возникшему не благодаря им как наукам, это противопоставление должно как раз нести в себе возможную общность теологии и философии как наук, если только эта коммуникация сможет остаться подлинной, свободной от всяких иллюзий и от всяких слабосильных попыток посредничества. Потому не существует ничего подобного христианской философии, которая есть попросту «деревянное железо». Но не существует также и никакой неокантианской теологии в духе феноменологии или философии ценностей так же, как не существует феноменологической математики. Феноменология - это всегда только обозначение тех приемов, которыми онтология сущностно отличается от всех других позитивных наук.

Конечно, исследователь может помимо своей позитивной науки освоить и феноменологию, то есть пойти по ее пути и последовать за ее изысканиями. Однако философское познание только тогда может стать значащим и плодотворным для его позитивной науки, и только тогда оно является философским познанием в подлинном смысле, когда оно сталкивается с основными понятиями своей науки в недрах проблематики, выросшей из позитивного осмысления онтических связей своей сферы и когда оно ставит под вопрос соответствие основных традиционных понятий тому сущему, которое составляет его тему. Затем, исходя из требований своей науки, оставаясь в круге собственного научного вопрошания, как бы на границе своих основных понятий, оно может вновь обратиться к вопросу об изначальном бытийном устройстве того сущего, которое должно остаться предметом и стать обновленным. Вопросы, возникающие на этом пути, методически перерастают сами себя, коль скоро то, на что они направлены, доступно и определимо только онтологически. Разумеется, научное общение между исследователем позитивных наук и философом нельзя заключить в рамки твердых правил. К тому же ясность, надежность, самобытность той критики, которой позитивные науки каждый раз подвергают свои принципы, меняется столь же быстро и многообразно, как и конкретно достигаемый и сохраняемый уровень самопросветления собственной сущности в философии. Это общение приобретает и сохраняет свою подлинность, свою жизненность и свою плодотворность только тогда, когда взаимное позитивно-онтическое и трансцендентально-онтологическое вопрошание руководится в своих конкретных проявлениях инстинктивным чувством предмета и верностью научного такта, и когда любой вопрос о преимуществе и значимости наук отступает на задний план перед внутренней необходимостью самой научной проблемы.

Источник: vk.com

Комментарии: