TRANSCENDELIA

«Вхождение науки в масштабные исследования сознания» — ценное выступление нейрофизиолога и академика РАН Константина Анохина, вводящее в курс дела академических исследований сознания (V-я международная конференция «Тибетология и буддология на стыке науки и религии», проходившая в Институте востоковедения РАН 11–12 ноября 2024). Оно навело меня на некоторые ностальгические воспоминания об альтернативной жизни, которую я когда-то не стал проживать. Где-то на 3 курсе клинической психологии в СПбГУ, по-моему в 2007 году, я написал курсовой проект по междисциплинарным исследованиям сознания, где упоминал многих современных авторов середины 2000-х, которые упоминаются и в данном выступлении.

С одной стороны, мне жаль, что моя работа вызвала не столько поддержку, сколько игнор или испуг у преподавателей: мол, «исследовать сознание нельзя, можно это делать только на чём-то прикладном». При этом, справедливости ради, какую-то репутацию я этим трудом заработал. Но из-за якобы недопустимости темы сознания мой итоговый дипломный проект был посвящён «особенностям самосознания у больных психотической депрессией». Так сказать, тему «заземлили», — и, по сути, доделывал её я уже без радости, с тяжкими муками сопротивления, готовности всё бросить. Как следствие, и от аспирантуры в паре бифуркационных точек тоже отказался, почувствовав нездоровость этого пути для себя.

Наверное, именно отсутствие институциональной поддержки меня как студента, достаточно свободно говорившего по-английски и оперировавшего современными базами зарубежных научных исследований (что в те годы для студентов и преподавателей было в диковинку), и поставило, собственно, крест на моих попытках профессионально, академически заниматься очаровавшей меня темой исследований сознания (consciousness studies). Я не встретил особого понимания, кроме как со стороны своего научного руководителя Людвига Иосифовича Вассермана, которому глубоко благодарен за поддержку (но его интересы лежали, разумеется, в прикладной плоскости, отсюда и тема моего диплома). Общая университетская среда тех лет, однако, не могла ни поддерживать, ни хотя бы распознать как значимые мои устремления в те годы. «Души прекрасные порывы», — и те робкие порывы мои были де-факто задушены. (Впоследствии, благодаря углублению знакомства с интегральным подходом и проблематикой философии науки и познания я, конечно, понял закономерность происшедшего. Там и тогда иного быть и не могло.)

А ведь в своей рукописи о трансдисциплинарных исследованиях сознания я рассматривал не только трансдисциплинарные работы, но и интегральные модели сознания. Ссылался и на Франсиско Варелу, и на других исследователей, переписывался с Бернардом Баарсом, вёл академический интернет-проект исследований состояний сознания Altstates, собрал базу из всех основных книг и статей по сознанию на тот момент. Подчёркивал значимость методов 1-го и 3-го лица. Жаждал грызть гранит науки и перелопатить весь этот материал. Короче, я активно ссылался на всё то, что теперь, 17–18 лет спустя докатилось до русскоязычного академического мейнстрима на уровне РАН.

[То, что ещё не докатилось, но, безусловно, докатится вскоре: это акцентирование значимости также и диалогических методов 2-го лица в исследовании сознания (конёк именно интегральной метапарадигмы Кена Уилбера в том, что он, опередив многих, выступил в авангарде и подчеркнул значимость всех трёх доменов знания в интегральном методологическом плюрализме, до взрослого использования которого пока что никто как следует и не дорос). Ну а далее будет уже более зрелое понимание роли мистико-духовных практик преображения сознания.]

Это о ностальгическом для меня. А вот оптимизм внушает то, что мир — не набор простых стихийных событий: Космос упорядочен самоорганизацией и духовными смыслами. Вселенная XXI века — мир универсального интегрального эволюционизма (пусть ещё не все это осознали). Так что благодаря таинственной стройности мироздания мой собственный даймон повлёк меня из теоретизирований в исследования практикой — в работу с живыми, дышащими, разговаривающими людьми, носителями сознания, его множества уровней и состояний. Тысячи, тысячи часов индивидуальной работы с клиентами и ведения/соведения интегральных групп как раз и давали те самые редкие диалогические знания 2-го лица, которые едва ли доступны сугубо кабинетным учёным, поскольку они представляют собой вотчину state-specific sciences (состояние-специфических наук по Ч. Тарту), данные которых согенерируются только лишь в феноменологии и герменевтике переживания и тонко сонастроенного контакта.

Если бы я остался кабинетным, литературным учёным, чьё взаимодействие с людьми ограничивается ЭЭГ/фМРТ, опросниками и критерием Стьюдента, если бы я был институционально поддержан в своих научных амбициях и талантах, то это, возможно, заперло бы меня в ограничениях теоретических умозрений, и я не прошёл и не продолжал бы проходить столь интенсивную школу жизни, связанную с преодолением порогов реальных переживаний в 1-м и 2-м лице, а не только лишь многоярусных острых концептуализаций в 3-м лице.

Благодаря такому crash-курсу практических и этических исследований сознания, который пройден нами (ведь я в этом был не один) за 15 лет практической активности, я оказался хотя бы на чуточку более причастен к мудрости, страстям, состраданию и опыту более подлинных и искренних измерений бытия. (И без активной поддержки этих устремлений со стороны Тани, моего ангела-хранителя, партнёра и лидера многих начинаний, ничего бы подобного не происходило в таких масштабах и с такой интенсивностью.)

Ещё я наконец-то пришёл к тому, что царицей наук является не математика (что я, впрочем, всегда понимал), а Философия. Без философской рефлексии мира и себя (дополненной, надо сказать, созерцательными практиками, позволяющими работать с несимволическими, недискурсивными измерениями переживания) невозможно выйти за пределы теоретических ограничений, накладываемых собственным неотрефлексированным менталитетом. Особенно если речь идёт о человеке, мире и Бытии.

Не могу не отметить: да, мои студенческие интересы к передовому краю науки о сознании в середине 2000-х в чём-то опередили, если можно так выразиться, академический статус-кво в доступном мне в то время русскоязычном научном пространстве (хотя бы на уровне тех смыслов и работ, к которыми я хотел обращаться). То, что сейчас рассказывается на уровне академиков РАН, тогда вызывало недоумение и в лучшем случае игнор; сознание понималось в лучшем случае как нечто опосредованное языком (неязыковая природа сознавания игнорировалась). Я, однако, хочу подчеркнуть кое-что более важное: то, что говорит о сознании интегральная метатеория сознания, разрабатываемая Кеном Уилбером и его коллегами, а также теории, разрабатываемые смежными интегративными мыслителями-панпсихистами, опережает уже мировой академический авангард на пару десятилетий как минимум.

И здесь ребром встаёт вопрос о философии науки. По идее наука — поиск достоверного знания. Но институционализированная наука как институт со своими нормами дискурса и социальных практик (парадигм по Т. Куну) неизменно плетётся позади систематических философских и вызванных экзистенциальной практикой построений. Получается, глубинная наука ? поверхностные научные институции.

Сегодня ещё научная повестка в таких значимых для исследований сознания дисциплинах, как психиатрия и медицинская психотерапия, редактируется корпоративными интересами (например, фармацевтическими концернами, которым невыгодна немозгоцентричная модель сознания и которые тщательно отслеживают, чтобы гранты раздавались только на тенденциозно выбранные тематики).

Получается, если вы хотите быть действительно на передовой волне сознания (и исследований этого сознания), вы вынуждены покинуть научный истеблишмент и быть как бы ему вопреки, пока он своей черепашьей скоростью не догонит умчавшегося вперёд авангардного Ахиллеса. Как-то так? Или всё же нет?