О "Стэнфордском тюремном эксперименте"

Одним из главных направлений антикоммунистической (антинаучной) пропаганды стала биологизаторская концепция в психологии, преследующая цель убедить людей в том, что решающим и неизменным (например, в ходе социальной революции) фактором в человеческом поведении являются именно животные начала. Однако нельзя было ограничиться лишь теорией. Нужны были опытные данные, которые бы могли нанести сокрушительный удар по марксизму, коммунизму и человечеству.

Одной из попыток подобного удара стал «Стэнфордский тюремный эксперимент», в рамках которого профессор психологии Стэнфордского университета Филип Зимбардо воссоздал на примере импровизированной тюрьмы условия замкнутого общества, основанного на насилии и власти, дабы, грубо говоря, доказать безропотную покорность человека, его безвольность перед лицом социальной иерархии. Для того чтобы ввести читателя в курс дела, приведу основные положения проведенного в 1971 году эксперимента.

Для организации оного были выбраны 20 человек:

«Это были люди, у которых не было выявлено ни малейших отклонений от “нормы” (никакой повышенной тревожности, агрессивности, мнительности), как правило — представители среднего класса, наиболее взрослые и здоровые как физически, так и психически. Группу, состоявшую из двадцати четырёх молодых мужчин, поделили случайным образом на заключённых и охранников. <…> Добровольцы играли роли охранников и заключённых и жили в условной тюрьме, устроенной в подвале факультета психологии».

Консультируя «подопытных» перед началом эксперимента, Зимбардо поделился следующими рекомендациями:

«Создайте у заключённых чувство тоски, чувство страха, ощущение произвола и того, что их жизнь полностью контролируется нами, системой. <…> Мы будем различными способами лишать их индивидуальности. Всё это в совокупности создаст у них чувство бессилия. Значит, в этой ситуации у нас будет вся власть, а у них — никакой.

<…>Эксперимент быстро вышел из-под контроля. Охранники применяли садистские методы и оскорбления в отношении заключённых, и к концу у многих из них наблюдалось сильное эмоциональное расстройство.

После сравнительно спокойного первого дня на второй день вспыхнул бунт. Охранники добровольно вышли на сверхурочную работу и без вмешательства исследователей стали подавлять мятеж, используя против заключённых огнетушители. После этого инцидента охранники пытались разделять заключённых и стравливать их друг с другом, выбрав “хороший” и “плохой” корпусы, и заставляли заключённых думать, что в их рядах есть “информаторы”. Эти меры возымели значительный эффект, и в дальнейшем возмущений крупного масштаба не было. Согласно консультантам Зимбардо (бывшим заключённым), эта тактика была подобна используемой в настоящих американских тюрьмах.

Подсчёты заключённых, которые изначально были задуманы для того, чтобы помочь им привыкнуть к идентификационным номерам, превратились в часовые испытания, в ходе которых охранники изводили заключённых и подвергали физическим наказаниям, в частности заставляли подолгу совершать физические упражнения.

Тюрьма быстро стала грязной и мрачной. Право помыться стало привилегией, в которой могли отказать, что часто и делали. Некоторых заключённых заставляли чистить туалеты голыми руками. Из “плохой” камеры убрали матрасы, и заключённым пришлось спать на голом бетонном полу. В наказание часто отказывали в еде.

<…>В ходе эксперимента несколько охранников начали превращаться в садистов — особенно ночью, когда им казалось, что видеокамеры выключены. Экспериментаторы утверждали, что примерно каждый третий охранник проявлял настоящие садистские наклонности. Многие охранники расстроились, когда эксперимент был прерван раньше времени».

Можно долго перечислять «особенности» хода эксперимента, однако, полагаю, что в общем картина ясна. Воссоздав условия американской (равно человеконенавистнической) тюрьмы, поместив в неё среднестатистических американских обывателей (равно моральных уродов), Зимбардо получил… капиталистическое общество в концентрированном виде. Но как обычно это бывает, «не заметив» марксизма, представив капиталистическое общество (которое с целью отождествления коммунизма и капитализма в западной «науке» привыкли называть индустриальным и постиндустриальным) единственно возможным, истина осталась скрытой от американского профессора (как и от всех его коллег и работодателей), что и отразилось на выводах по завершении всего мероприятия:

«Результаты эксперимента были использованы для того, чтобы продемонстрировать восприимчивость и покорность людей, когда присутствует оправдывающая их поступки идеология, поддержанная обществом и государством. Также их использовали в качестве иллюстрации к теории когнитивного диссонанса и влияния власти авторитетов. В психологии результаты эксперимента используются для демонстрации ситуативных факторов поведения человека в противовес личностным. Другими словами, ситуация влияет на поведение человека больше, нежели внутренние особенности личности».

Такой вот надклассовый, антикоммунистический, а следовательно, и антинаучный вывод был сделан западной психологической «наукой». И это закономерно. Буржуазная психология, проповедуя принципы позитивизма, узкого эмпиризма и объективизма, дистанцируется от социальных условий, формирующих сознание индивида; общество представляется в качестве чего-то абстрактного, лишенного классовых противоречий, качественно одинакового во все времена и все эпохи; различия между коммунизмом и капитализмом как бы «случайно» оставляются за скобками. Причём, несмотря на очевидную вульгарность (для любого марксиста) всего, что связано с подобной «scientific activity», эксперимент стал очень известен, повлияв не только на антимарксистскую психологию, но даже на художественную культуру.

Зимбардо прекрасно понимал, что большинство западных обывателей — моральные уроды, поскольку сам вырос в условиях перманентной конкуренции всех со всеми за право угнетать ближнего, впитав с молоком матери человеконенавистническую идеологию «американской мечты», прагматизма и поклонения «золотому тельцу». Американский профессор, знавший об указанных характерных чертах, преследовал цель доказать естественность и необходимость капиталистической системы на основе тенденциозного истолкования эмпирического материала.

На самом же деле психические «особенности», проявившие себя в ходе «Стэнфордского эксперимента», рождаются не из природной злости или покорности человека, а из его неграмотности (незнания, в первую очередь, марксизма) и дикости, т. е. черт, созревающих в человеке под гнётом «общества» частной собственности, что приводило, приводит и будет приводить человечество (до тех пор пока наш род окончательно не встанет под знамёна коммунизма) к катастрофам локального и глобального масштаба.

В этом контексте нельзя не упомянуть ещё одну тенденцию: иногда подобные «психологи» срывают с себя последние маски цивилизованности и проводят социально-психологические эксперименты на животных, на существах лишенных сознания, того определяющего, что позволяет нам говорить о такой науке, как психология (имеются в виду те эксперименты, где на основе деятельности животных пытаются сделать обществоведческие выводы). Открыто провозглашая тождество животных и людей, эти уже не скрывающиеся биологизаторы приходят к «феноменальным» открытиям: человек ведёт себя подобно животному, а следовательно, человеческая природа неизменна, его дикость не позволяет голосу его совести звучать громче жажды наживы и похоти, «все человеческое человеку чуждо», он готов работать за еду, не задавая при этом лишних вопросов. Но, как это обычно бывает в буржуазных исследованиях, верные наблюдения подвергаются мелкобуржуазной трактовке, что в итоге приводит к известной нам апологетике капитализма, согласно которой никакая революция не изменит сложившуюся ситуацию, не изменит наших психических свойств, ибо человек создан, чтобы эксплуатировать или подчиняться, всё зависит лишь от того, в каком сословии боженька предрек ему родиться.

Отцы новоевропейской науки, Бэкон, Декарт и Галилей, утверждали, что правильность эксперимента определяется тем, насколько грамотно он продуман, тем, насколько люди, его организовавшие, учли все тонкости и особенности изучаемого явления, тем, имеется ли у учёных научный метод познания (мы не ставим вопрос об истинности методов Бэкона, Декарта и Галилея, ибо нас сейчас интересует их абсолютно верное направление мысли); упуская же из вида общую методологию или игнорируя частности, велик риск разрушить стройное здание экспериментальной деятельности. «Случайно забыв» эти наставления классиков науки, современные горе-экспериментаторы страдают радикальным эмпиризмом, инфантилизмом и буржуазной ограниченностью, впадают в проповедь социального дарвинизма в форме наукообразного снобизма. Авторитетом науки они бьют по марксистскому учению о человеке, перенося дарвинизм из биологии в общественное устройство. И это неудивительно. Позитивизм пустил корни в сознании большинства современных учёных, подменил целостное знание об общем отрывочным знанием о частном, подверг критике саму возможность человеческого познания, введя в моду такие принципы буржуазного мышления, как агностицизм, субъективизм и релятивизм. Отцы империалистической (следовательно, лживой, продажной и вводящей в заблуждение) «науки» Конт, Спенсер и Мах утверждали, что познание всеобщего — мистификация, что философское мышление есть призрак средневековой метафизики, что реальность вне восприятий есть теоретический конструкт, доказать который принципиально невозможно, а потому единственное, чем должен заниматься современный ученый — деятельностью, не выходящей за рамки его узкой специализации и «позитивных знаний», ни в коем случае не рискуя возвышаться до философских обобщений. Эти и многие другие положения вошли в символ веры большей части буржуазной (а во многих моментах и советской) науки, составив основу современной идеологии, выходящей далеко за рамки естествознания и обществоведения.

Примечательно и то, что популярность стэнфордского эксперимента вышла далеко за рамки самой Америки. К примеру, посвященная эксперименту лекция по психологии, свидетелем которой «посчастливилось» быть автору настоящей статьи, закончилась следующими словами, сказанными лектором (кандидатом психологических наук):

«Тюремный эксперимент представляет из себя наглядную иллюстрацию естественности человеческой покорности авторитетам и социальным ролям, довлеющим над нами».

Вот таких «психологов» наша современная российская высшая школа штампует тысячами. Некоторые из них не сидят на месте, зарабатывая на частных консультациях, а стремятся распространить свои «глубокие воззрения», желая «просветить» народные массы. Чего только стоят сотни блогов в интернете, посвященных «популяризации психологических знаний». И ведь это касается не только психологии. А что происходит в философии? В физике? В биологии? В истории? Общий вектор «развития» современной «науки» мы, конечно, понимаем, но примеры-частности, с которыми каждый из нас имеет несчастье сталкиваться, ярко и наглядно демонстрируют всю плачевность ситуации. Вульгарности и формализму наших «профессоров глупости» позавидовали бы самые именитые схоласты. Подавляющее большинство современных преподавателей интеллектуально травмированы, они не способны адекватно отражать мир, всё их мировоззрение представляет из себя набор штампов и отрывочных фактов (у каждого по своей специальности), перемешанных под влиянием житейской и формальной логики. Профессиональный кретинизм у таких «специалистов» становится принципом, определяющим и без того изуродованное мировосприятие.

Из статьи "О тюрьме, преступности и коммунизме" - https://prorivists.org/90_prison/

Источник: prorivists.org

Комментарии: