Ещё во внутриутробном развитии человек попадает под влияние речевого поля других людей

Ещё во внутриутробном развитии человек попадает под влияние речевого поля других людей, которые как-то выражают своё отношение к его появлению на свет и чего-то уже ждут от него. Это речь других людей, - речь Другого, и формирует Символическое субъекта. В результате наше бессознательное структурировано как язык, причём именно как язык Другого. То что мы желаем – всегда желания Другого, в то время, как наше подлинное Желание находящееся в Реальном, является тем, с чего мы всё время соскальзываем, реализуя желания Другого. Отчуждение человека от своей подлинной сущности, от своего Желания, начавшееся с идентификации с зеркальным двойником в стадии Воображаемого, усугубляется по мере вхождения субъекта в поле речи Другого в стадии Символического. Мы видим, что отчуждение всё более и более нарастает, с ходом времени, и даже может вызвать запоздалый протест, но этот протест почти безнадёжен: положение ребёнка перед лицом ожидания Другого можно определить метафорой «кошелёк или жизнь» - эта ситуация вынужденного выбора: субъект либо откажется от удовлетворения своего Желания (отдаст «кошелёк»), и тогда он сможет продолжить жизнь как член того или иного культурного сообщества, либо он не отдаст «кошелька», но тогда он будет исторгнут из жизни и его Желание всё равно останется неудовлетворённым (например, в случае аутизма или развития того или иного психоза).

Запомним этот важнейший вывод, к которому мы ещё вернёмся далее – человек отказывается от своего Желания и всё более отчуждается от своей подлинности в обмен на причастность к тому или иному культурному сообществу (в современных условиях к той или иной субкультуре, так как единой культуры, начиная с конца 20 века, уже не существует). Только Другой своим ответом властен превратить призыв ребёнка (уже начавшего входить в ту или иную субкультуру) в осмысленный запрос. Покорствуя речи Другого, принимая чуждую интерпретацию своего запроса, ребёнок в следующий раз уже выразит свой запрос в подсказанных ему словах, всё более удаляясь от своего единственно подлинного Желания. С тех пор у человека будут появляться всё новые и новые желания, подсказанные культурой.

Итак, через каждого из нас прорастают знаки, Другой, в свою очередь, транслирует речь других Других, и так далее. Если посмотреть на эту ситуацию с более общих позиций, мы увидим, что через нас говорят наши родители и родители их родителей и так до Адама и Евы, через нас говорят школьные учителя и воспитатели, книги, которые мы читали, дворовая компания, студенческий или рабочий коллектив, герои фильмов и пьес, более обобщённые структуры, говорящие через всех них, а так же через сообщества, кружки, компании, секты и т.п., такие глобальные структуры, как медицина, юриспруденция, теология, политические партии, социальные интернет сети, реклама, телевидение, - в конечном счёте, различные социальные и идеологические структуры. Доминирующий же говор, проходящий через нас, это говор той субкультуры, в которую мы оказались вписанными в обмен на свои Желания. В конечном счёте, мы видим, насколько прозорливо выразился Мартин Хайдеггер - «не человек говорит, а язык проговаривает себя через человека»[- эта идея стала основополагающей для всей современной философии. Запомним это как один ещё очень важный вывод.

Если же мы попытаемся выяснить некую первичную структуру (за этой попыткой стоит желание выразить некую истину в последней инстанции), то мы попадёмся в игры «дурной бесконечности», типа вопроса о первичности курицы или яйца. Попытки философии прошлого найти некую окончательную истину или универсальное метаповествование, были связаны с мотивом обрести утешение или опору перед лицом развёзшегося хаоса нигилизма. Если мы вдумаемся, какое количество сочетаний знаков и их интерпретаций составляет пресловутую речь Другого, саму происходящую от речи других Других, и бесчисленных структур, за ними стоящих, то мы сможем, хотя бы отчасти отдать себе отчёт в невозможности выразить всю потенциальную семантическую бесконечность сущности бытия, в конечном индивидуальном (и даже коллективном) усилии познания. Современная философия уже не занимается поисками некой окончательной трансцендентной истины, как и некоего «вечного двигателя». По словам французского философа Жана Лиотара: «философия уже не хочет утешаться консенсусом, но открыто и честно ищет новые способы изображения, чтобы с ещё большей остротой передать ощущение того, чего нельзя представить, но различные оттенки чего можно всё-таки высказать и означить в множащихся коллажах». Таким образом, вместо поисков неких исчерпывающих «единых теорий», мы переходим к многообразию отдельных контекстуальных точек зрения, которые в настоящее время только и могут быть некой коллажной опорой нашего мировоззрения. И вот тут нам предстоит подойти к сложнейшему вопросу, которым наверняка задавался почти каждый вменяемый человек: «что же есть Я»? Которое - и не тело, и не чувства, и не мысль, а некий «нерефлексируемый субъект рефлексии». Напомним, что речь пойдет не о давно известном феномене множественности личности, субличностях и т.п., а о том самом фундаментальном и неделимом Я – нерефлексируемом субъекте рефлексии, о не имеющем качеств «наблюдателе», который, тем не менее, в классической философии, имеющей картезианские корни, считается неким центром человеческого существа, основой, неделимым Единым и т.п.

В буддизме и философии нью-эйдж принято говорить о некоем «наблюдателе», но мы не можем удовлетвориться этим словом, так как оно является всего лишь Означающим, отсылающим к бесконечной цепочке схожих Означающих.

Не претендуя на истину в конечной инстанции, опираясь на принцип адресности, контекстуальности и историчности, мы рискнём определить Я как процесс производства смысла, т.е. обмена Означающих на Означаемые. Ведь, именно там где этот процесс происходит, мы и находимся. Если мы смотрим, например, на стол, наше Я в это время представляет из себя процесс называния стола столом, то есть обмена Означающего «стол» на Означаемое «стол».

Бессознательное структурировано как язык, и мы можем сознательно не называть стол столом, а просто прямо или косвенно выделить его вниманием, т.е. процессом обмена Означающего на Означаемое. При этом, по умолчанию, мы всё равно знаем, что это стол. Хотя можем и не проговаривать, даже мысленно, это Означающее. Когда мы не называем предметы или ощущения, мы всё равно, по умолчанию, знаем их названия! Просто в случае так называемого, замолкания внутреннего диалога, процесс обмена Означающего на Означаемое происходит бессознательно. Сидя даже в глубокой медитации, мы не выходим за пределы Символического, мы молча знаем, что сидим в такой-то комнате, в таком-то городе и на такой-то планете. Не называя слышимые звуки, мы, тем не менее, узнаём их, так же как ощущения и бессознательно связываем с теми или иными Означающими.

Итак, сам процесс так называемого внимания, осознаваемого нами как Я и является процессом обмена Означающих на Означаемые. При этом бессознательное занято постоянным и непрерывным производством Означающих, которыми сопровождается любой акт регистрации чего-либо, не зависимо от того, проговариваем мы это мысленно или просто знаем по умолчанию.

И вот тут начинается самое интересное. Где же находится это самое Я???! На первый взгляд, ответ банален и очевиден – Я находится в самом центре личности...

Но всё не так просто. Мы уже убедились в том, что Я является процессом обмена Означающего на Означаемое, то есть, в каждое мгновение оно скачет, перемещаясь туда, где и происходит этот обмен, как в пространстве, так и во времени, как в физическом мире, так и в воображаемом, как в видимом диапазоне, так в слышимом и ощущаемом. Ни о каком центре при этом говорить не приходится. Более того, как мы уже упоминали, множество процессов обменов Означающих на Означаемые происходит бессознательно, то есть, то, что мы назвали - знанием по умолчанию. Даже когда мы находимся в глубокой медитации, такие бессознательные обмены по умолчанию происходят непрерывно и в самых различных регистрах и диапазонах. Даже, когда нам кажется, что мы полностью «остановились» в некоем «центре себя», Я оказывается децентрированным, более того, множественным, одновременно находящимся, или, по крайней мере, перемещающимся с быстротой молнии из одной точки в другую, образуя сложные ветвящиеся, разрывающиеся траектории, наскакивающие друг на друга, иногда образующие сразу сложные узоры, не застывающие ни на секунду. В постструктурализме к такому «саду расходящихся тропок Я» можно применить понятие ризома, разработанное Жилем Делезом и Феликсом Гваттари.

Итак, ещё один важнейший вывод, к которому мы пришли: Я не является центром, оно постоянно ускользает в сложные лабиринты ризомы. Даже в моменты концентрации на чём-либо, кроме того, что Я находится в объекте концентрации, и представляет собой процесс обмена знаков на образы и ощущения, на которых происходит концентрация (ризома не всегда подобна хаосу, в ней могут существовать и линейные участки). Не будем забывать, что помимо объекта концентрации (мы не будем рассматривать изощрённые состояния Дхияна и Самадхи - хотя и там не всё так просто и однозначно) - но вспомним, что мы по умолчанию «знаем», что мы находимся в некой комнате, что где-то находятся знакомые нам люди, предметы, - сама концентрация не является непрерывной линией, а неким пунктиром, с которого постоянно происходит соскальзывание на разные периферические объекты. То есть, даже в случае концентрации, существуют множественные Я, распределённые с разной степенью «яркости» по некой периферии относительно объекта концентрации. То есть, никакого центра личности не существует, Я множественно, и конфигурация рисунка этих почти неисчислимых Я постоянно меняется. То есть Я множатся и всё время соскальзывают. Поэтому, строго говоря, выражение «центр» утрачивает свой первоначальный смысл. Большая часть процессов обмена Означающих на Означаемые имеют место за пределами так называемой личности. Когда «мною говорит Другой», он говорит через меня и мной, но никак не во мне. Субъект децентрирован, то есть вообще не имеет центра. Возвратимся ещё раз к тому, что мы условились понимать как Я - то есть к процессу обмена Означающих на Означаемые, т.е. к неким текстам. И само Я – эффект своего рода интерференции – схождения и наложения неких «волн» дискурса, то есть Символического. То есть, каждый смысл, который мы считаем своим Я, является, в свою очередь, неким фантомом, голограммой, вызванной интерференцией волн дискурса, имеющих вероятностный характер.

И где бы мы ни пытались обнаружить это гипотетическое Я, - там его уже нет, оно соскользнуло. Но и это через чур упрощённый взгляд. Я, если говорить совсем строго - не просто сам обмен Означающих на Означаемые, то есть смыслопорождение, Я - это то, что должно предшествовать смыслам и являться их квинтэссенцией. Оно перемещается вслед за движением смыслов, но само в этом движении отсутствует. Оно там, где отсутствуют смыслы. А что такое - отсутствие смыслов? - Совершенно ничего, даже не «ничто» а именно ничего. Но кто же производитель текстов? Которые «читаются» этой голограммой, этим ничем? Действительно, кто же производит тот текст, который залегает глубже мышления? - Другие тексты. - Тексты порождают тексты. Нет никакого авторского Я, как источника текстов. Тексты не нуждаются в авторе. Автор возникает лишь как точка схождения текстов, и эта точка постоянно перемещается, множится, разбегаясь по непредсказуемым, неуловимым, всякий раз новым узорам ризомы, находясь в огромном множестве, и это не одна точка, а огромное множество их. Вместо авторского Я обнаруживается то, что тексты перекликаются, переговариваются, проникают друг в друга, одновременно во множестве ускользающих точек, и в этом текстовом перемешении невозможно установить никакой генеалогии и никакой центрированности.

Иными словами, смыслы возникают в смысловом пространстве, творимом самими смыслами. Так мы пришли к довольно сложной комбинации, к тому же не являющейся структурой, точнее, можно сказать, являющейся «отсутствующей структурой» - ризомой, к тому же ещё и виртуальной – подобной голограмме.

Но мы продолжаем говорить «мы», как будто за этой иллюзией существует ещё что-то. Ситуация же состоит в том что множащиеся тексты, через, так называемого, субъекта, являющегося просто иллюзорной комбинацией точек схождения и разбегания текстов ветвятся и (можно с некоторой долей метафоричности сослаться на процессы самоорганизации сложных систем) создают неповторимый рисунок самих этих иллюзорных точек схождения, множащихся и образующих «сад расходящихся тропок». Поэтому, мы говорим «мы» или «я» (в отношении какого-то действия) просто за неимением простой и емкой метафоры. Та же метафора, которая приводится в этом тексте, и требует много места, и является софизмом, так что, для простоты понимания продолжим употреблять «мы» и «я»…

Можно сказать, что мы наткнулись на некий парадокс или даже нелепицу: если тексты не нуждаются в авторе, если тексты порождают сами себя, тогда получается, что язык возник раньше, чем человек? Нет. И, хотя обоснованию этой проблемы посвящены сотни страниц таких титанов философии, как Жиль Делёз, Жак Деррида, Мишель Фуко, мы попытаемся привести очень краткую (пусть и упрощённую) метафору, позволяющую снять абсурдность тех тезисов, к которым мы пришли выше. До появления, например, слова «Бог» или его синонимов, никакого «объективного» Бога не было. В то же время, это утверждение не является опровержением наличию чего-то или кого-то неназываемого, явившегося творцом нашего мира. Просто мы не можем о нём говорить, так как он абсолютно трансцендентен нашему сознанию. Всё, что мы можем назвать, так или иначе, является достоянием Воображаемого или Символического нашей психики. Поэтому Означающему «Бог» в любом случае соответствует некое Означаемое – образ или совокупность образов. И чем более развито сознание человека, то есть чем большее количество различных текстов и их суперпозиций он в состоянии через себя пропустить, тем более сложным и насыщенным будет комбинация образов и переживаний, соответствующих Означающему «Бог». Но! В какой-то момент это Означающее появилось впервые (здесь можно говорить, вслед за Ж.Деррида, о том, что первичным является голос, то есть произнесённое Означаемое). Дальше это Означающее начало множиться (в смысле связывания его со всё большим количеством Означаемых и их комбинаций). То есть, первичный текст стал обрастать множеством интерпретаций. С ходом времени стало уже невозможным отличить первичный текст от интерпретаций по такому качеству, как первичность или истинность. И вот на этом этапе язык обрёл самостоятельную жизнь, подобно некоей самоорганизующейся очень сложной системе. И тексты стали порождать сами себя и желать быть, ветвиться и множиться через людей. Язык, по выражению Хайдеггера, стал «домом Бытия». И именно генерация тестов и смыслов (процесс обмена Означающего на Означаемое) стала ключевым моментом для формирования того самого неуловимого, множащегося в лабиринтах ризомы, и по сути, как мы показали выше, иллюзорного человеческого Я. Можно сказать, и это очень важно понять, что в каждый момент времени Я является не чем-то единым, а кластером, включающим в себя разбросанные по пространству, времени и множеству других координат единицы смысла (то есть процессы обмена Означающего на Означаемое). При этом само Я как процесс интерференции смыслов невозможно описать при помощи каких-либо качеств. Здесь, как и в буддизме, Я – это ничто. Однако, философия постструктурализма подошла к обоснованию этого бескачественного ничто гораздо более детально, чем буддизм или современная психология.

из статьи В.Лебедько "Децентрация субъекта и Эвереттика"

Источник: vk.com

Комментарии: