С именем А.В. Брушлинского, помимо всего прочего, связано радикальное изменение взгляда на творческую природу человеческого мышления

С именем А.В. Брушлинского, помимо всего прочего, связано радикальное изменение взгляда на творческую природу человеческого мышления не только в отечественной, но и мировой психологии.

Для психологии мышления считалось чем-то самим собой разумеющимся, а потому и принималось «по умолчанию» то, что, приступая к решению задачи человек уже сформулировал искомое, поставил перед собой цель, уже нашел смысл в ее решении.

Хотя за то и другое, по сути, принималось, требование задачи. Андрей Владимирович утверждает: это фундаментальное и фатальное заблуждение. Привычная фраза «Удерживайте, не теряйте цель!» равноценна, по его словам, рекомендации слепому: «Внимательно смотрите вперед!». Цели-то еще нет. А целеполагание совершается не до того, как мы начинаем мыслить, а в форме самого мышления.

Царь Гиерон дал Архимеду корону, чтобы проверить на добросовестность изготовителей (не подмешали ли в золото серебра?), а не для того, чтобы открыть фундаментальный закон плавающих тел. Так в науке сплошь и рядом. И не только в науке.

Первый повод усомниться в наличии такого изначального «ясновиденья» в мышлении дали эксперименты гештальт-психологов – М. Вертгеймера, К. Дункера, Л. Секея, разработавших и впервые использовавших знаменитую «методику подсказок». Простенькая и порой явная для внешнего наблюдателя подсказка оказывалась для испытуемого бесполезной, не замечаемой на начальных этапах поиска и «срабатывала» ближе к моменту его завершения. Подсказка принимается тогда, когда задача во многом или почти решена. Когда уже… вроде бы, не нужна. Как у Сергея Довлатова: «Когда мы что-то смутно ощущаем, писать, вроде бы, рановато. А когда нам все ясно, остается только молчать». А молчаливое и неуловимое «думаю» ни к литературе, ни к науке не приобщишь. Только – «подумалось». Но это – уже «подумалось», остается лишь написать, изобразить, сыграть… И характерная ретрорефлексия «заднего ума» не упустит своего случая для констатации: «Это же так просто... Как это я раньше не додумался!». А раньше – и не получилось бы! Со стороны, повторим, это бывает еще виднее. Плутарх точно заметил по поводу Архимеда: попытайся кто-то самостоятельно решить те задачи, которые тот решил, он ни к чему бы не пришел, но познакомься он с решением Архимеда, то ему тот час же показалось бы, что он и сам с ними бы справился. Т.е. если исключить из картины поиска «думаю», то «подумалось» не окажется таким уж очевидным. По некоторым данным, Дарвин был знаком с опытами своего современника Менделя, который тот ставил над горохом. Но в связи с этим ему ничего «не подумалось»: думал о другом. Как и сотни естествоиспытателей созерцали падение яблок в садах, но «легендарным» (и в том смысле, что это до конца не проверенная легенда) стало только «яблоко Ньютона», которое он буквально притянул к себе силой мысли в качестве «образа» физической картины мира.

Кстати, как показывают специальные исследования Г.А. Цукерман и Н.В. Елизарова, сходная картина наблюдается в ситуациях предоставления ребенку учебной помощи. До определенного момента он не принимает, отторгает ее, не увязывая с содержанием задачи как предметом учебного сотрудничества со взрослым. А навязанная взрослым помощь. Права Марина Цветаева: «Дать можно только богатому и помочь можно только «Слабому» объективно помощь необходима, но это – не «осознанная необходимость», делающая его свободным, как минимум, открытым к «источнику силы». Умение учиться в своих исходных формах определяется именно развитием способности к принятию учебной помощи: от слепой, «котячьей» беспомощности – к состоянию утопающего», который готов цепляться за любую соломинку с неопределенным «Помогите!» на устах, и далее – к более или менее осознанному запросу на предметную учебную помощь.

Мы говорим о «всесильном субъекте» учения. А субъект начинается бессилия, осознанного бессилия, с самостоятельного запроса на помощь того, кто этой «силой» обладает. В том же исследовании Цукерман и Елизаровой отдельные детишки-первоклассники, когда казалось бы учитель «двадцать раз объяснил, на двадцать первый сам понял», все переспрашивают: «У буковки Ш три ножки?». Остальные уверенно копируют начертание по образцу, а эти заставляют себя учить, втягивают взрослого в учебное сотрудничество. Они – субъекты. А «уверенные» без образца, вполне возможно, однажды воскликнут в пустоту «Помогите!», не осознавая, в чем и чем.

Подсказка в творчестве – та же «учебная помощь». Только не от взрослого, а – напрямую – от всего мыслящего рода человеческого, вчерашнего, сегодняшнего и завтрашнего, креативный потенциал которого уникальным образом концентрируется в индивидуальном мыслительном, творческом усилии. Поэтому психологические закономерности освоения ребенком «зоны ближайшего развития» и особенности развития научной мысли, даже самой выдающейся по своим результатам, – идентичны.

Отсюда и знаменитый античный парадокс поиска: «Если мы не знаем, что искать, то, что же мы ищем, а если знаем – зачем искать?». А еще раньше, у древних китайцев существовало проклятие: «Желаю тебе найти то, что ищешь». Исполниться в жизни ему едва ли было бы суждено. Много позднее Гегель (в «Феноменологии духа») сформулировал его как закон несовпадения цели и результата деятельности, задуманным и сделанным.

Ищите и обрящете. Что обрящете – точно. Другой вопрос – что обрящете. Ибо, пока не обрели, нельзя точно сказать, что искали. Подтверждение (опровержение) гипотезы позволяет ее по-настоящему… сформулировать.

Так же, как решение проблемы – увидеть то, в чем же она состояла. Нормальная логика, можно сказать, «психо-логика» творческого процесса. Именно поэтому по итогам, плодам творчества мы сразу узнаем, в чем состояла проблема, что озадачивало творца, что обреталось в решении. Тогда, как он сам получает «максимум» этих «знаний» вместе с итоговым озарением. А поначалу – в лучшем случае может довольствоваться лишь минимумом. В виде общей познавательной, но далеко не всегда осознаваемой, установки на то, что искомое совпадает с обретением, а не с исходным запросом. Тем не менее, имена она задает ту направленность мышления, изучением которой А.В. Брушлинский занимался еще в 1960-е гг.

Раз «запущенный» процесс мышления уже не остановить. В некотором смысле мышление обречено на «бессмертие». И механизм этого «бессмертия» открыл именно Андрей Владимирович. Он – в вечном несовпадении того, что от нас требуют искать (в том числе, мы сами требуем) и того, что реально ищем и в итоге находим. И это – не частное решение, а подход к решению определенного круга задач, теоретическая схема, организующая прежде всего саму работу мышления. Ее нельзя навязывать заранее, и даже если мы ее уже предварительно нащупали, часто не замечаем счастливой находки. И не только потому, что до этого нужно «дойти умом» – в ней должен быть еще и найден смысл. А «Эврика!» означает не «Нашел!», а «Так вот, что я искал!». «Частный случай» гегелевского закона. Но в ином «частном случае» было бы невозможным развитие мышления, было бы невозможным само мышление – как творчество (а иного мышления, по Брушлинскому, нет и не может быть). Значит, все-таки «случай» – всеобщий! Но разве здесь только механизм «бессмертия» мышления?

Механизм возобновления жизни. Механизм и закон. Парадоксальный закон Брушлинского – закон расхождения искомого и требования. И совсем неслучайно А.В. Брушлинский развивал в теорию мысль своего учителя С.Л. Рубинштейна о мышлении как живом процессе.

Мышление бессмертно. С ним возобновляется жизнь. В нем продолжает жить Андрей Владимирович Брушлинский.

(C) Кудрявцев В.Т.

4 апреля 1933 года родился Андрей Владимирович Брушлинский, российский психолог. Исследовал проблемы психологии личности и мышления, взаимосвязи сознания и бессознательного, внутриутробного развития психики и др.

(зверски убит в подъезде собственного дома 30 января 2002 г.)

Источник: vk.com

Комментарии: