Кризис гуманитарного сознания

Николай РЫМАРЬ *

Слова, слова, слова...

из «Гамлета»

Существует множество социальных практик, которые делают наше существование относительно удобным, комфортным и безопасным. Это элементарные практики утреннего туалета, хождения по улицам, поведения в общественных местах, занятий учебой и наукой, практики семейного, школьного, государственного бытия... Все они, безусловно, необходимы – это рамы и рамки, обеспечивающие разумные формы существования личности, позволяющие многое предусмотреть в каждодневном бытии, найти в жизни нишу, наиболее подходящую для существования конкретной личности. Это «практическое сознание», опираясь на которое, можно достигать определенного успеха в жизни или, по крайней мере, преодолевать неизбежные жизненные трудности. «Здравый смысл» – великая сила культуры, образующая одну из основ цивилизации, порождающая значительную часть ее технических достижений, науки и искусств и все, что имеет применение в жизни.

Вместе с тем мы прекрасно понимаем, что это далеко не все, чем живет человек, потому что основа собственно человеческого бытия – это ценностные системы, образующие подлинный фундамент культуры, дающие ответы на «последние вопросы», например, на вопрос: «Зачем все это?». Это вопросы о смысле нашего «служения жизни», ответы на которые человеку необходимы, даже если он об этом никогда не задумывается. К этим смыслам восходят практически все формы устроения человеческой жизни, хотя они и не имеют непосредственно практического смысла. Это смыслы, о которых можно не думать, так как это границы, изначально заданные культурой и опредмеченные в ее формах. Культура таким образом снабжает человека своими смыслами, он получает их в готовом виде, у него как будто нет нужды задаваться вопросами.

Вместе с тем подлинный источник культуры – это как раз вопросы, заставляющие снова и снова передумывать самые основания человеческого бытия, сомневаться и искать новые пути. В определенные исторические моменты развития культуры вопросы такого рода и сомнения вдруг начинают приобретать остроту, и тогда культура начинает защищаться, сопротивляясь всему, что может как-либо расшатать ее фундаментальные основания. Вероятно, это и есть подлинный источник того, что называется цивилизацией, – когда культура становится на путь твердых установлений своих границ, совершенствует все свои институты, техники познания и производства жизненных благ и мощно дифференцирует и специализирует все свои институты.

Государство и все виды власти стремятся все взять в свои руки, чтобы обеспечить стабильность. Это касается в том числе и духовных основ существования культуры, которые теперь требуют более жесткого научного, по возможности объективного идеологического обоснования. Поскольку в ситуации кризиса культуры речь идет только о техниках решения актуальных, то есть практических задач самосохранения и упрочения цивилизации, постольку все усилия направляются в русло создания все новых приспособлений к ситуации, создания все новых технических устройств, способов рациональной организации всего жизненного пространства человека, изобретения более жестких систем практического упорядочения, нормирования и контроля всех форм жизни. Сюда относится также укрепление существующих идеологических институтов общества.

Эти способы решения духовных оснований цивилизации могут дать только иллюзорное удовлетворение, так как сами по себе они бессильны, так как эта «модернизация» направлена на сохранение того, что вызывает у человека отторжение. Они встречают все большее «сопротивление материала» – живых, творческих устремлений людей, наталкивающихся на заданности цивилизации и ее идеологии, в результате чего происходит ужесточение власти «здравого смысла».

Наиболее активно сопротивление живой жизни этим установленным системой цивилизационных институтов границам проявляет себя в сфере гуманитарного сознания, которое и испытывает влияние технического разума, но вместе с тем позволяет осознать проблему. Гуманитарное сознание выступает в различных формах искусства и гуманитарных наук, то есть наук о человеке, для которых человек есть мера всех вещей, то есть они мыслят реальность именно с точки зрения человека, а не наоборот: гуманитарное сознание мыслит человека не как часть цивилизации и вещного мира, а рассматривает его в самоценности и относительной самодостаточности, с точки зрения прежде всего духовных и этических аспектов – смысла его существования.

Его задачи обусловлены ценностным содержанием жизни личности, теми смыслами, которые личность может найти или сотворить, оно ориентировано в конечном счете на фундаментальные духовные основания и истинные творческие задачи культуры, но осуществляется только в личной форме субъективного опыта «вопрошания» реальности и ее оценки с этих позиций. Эта форма сознания способна органично противостоять готовым заданностям, она не может до конца совпасть с их границами.

Гуманитарное сознание не подгоняет личность под требования цивилизационного процесса, а мыслит о том, что не имеет непосредственного практического смысла для функционирования человека в рамках современного технического века. Это порождает серьезный конфликт технической цивилизации с «ненужным» и даже вредным для ее функционирования гуманитарным сознанием. Гуманитарное сознание плохо согласуется с мышлением, предметом которого является вещный мир. Там, где естественно-научное мышление оперирует точными и однозначными данными, которые могут быть выражены числовыми отношениями, гуманитарное сознание, как бы оно ни стремилось к точным и объективным формулировкам, не может подняться до той объективности, которая является целью точных наук.

Гуманитарная мысль обладает определенной текучестью, обусловленной тем, что смыслы, которые она порождает и которыми она оперирует, так или иначе включают в себя как личностные, так и межличностные отношения. По Бахтину, смыслы – это ответы на вопросы, они рождаются в пространстве между разными сознаниями, их природа – диалогическая, коммуникативная. Таково существование личности – это как внутреннее, так и внешнее общение с другими, каждый из которых обладает своим опытом, немножко своим видением и пониманием тех же людей и тех же вещей.

Гуманитарная мысль – это проникновенное понимание, способность слушать другого, чувствовать, угадывать и предугадывать другие, иначе мыслящие себя духовные энергии и интуиции, вступая с ними во внутреннее общение. Отсюда ее «текучесть», свойственная живым, органическим процессам бытия-общения. Поэтому характерной дискурсивной особенностью гуманитарного мышления является не дефиниция, а движение процесса рассуждения, в ходе которого формируется мысль. Логика гуманитарной мысли есть логика ценностного отношения, эта мысль находится в процессе рождения и живет в контакте со многими смыслами, в причастности органике смыслообмена и порождения новых смыслов.

Поэтому современная цивилизация становится на путь ограничения и даже отторжения гуманитарного сознания и гуманитарного образования молодого поколения. Европейская комиссия, руководствующаяся европейскими гуманитарными ценностями, отвела на финансирование гуманитарного образования лишь один процент от общей суммы финансирования образования в Европейском Союзе.

Характерное явление – повсеместное сокращение программ финансирования гуманитарного образования, закрытие соответствующих кафедр. Показателен пример Германии: если раньше ректорами немецких университетов, как правило, были философы и филологи-германисты, то теперь ректорами являются, как правило, специалисты по точным наукам. Целью образования становится не формирование самостоятельной, самоценной личности, способной задаваться «праздными вопросами», а воспитание индивидов, способных «правильно» мыслить и максимально успешно выполнять в обществе, на производстве, в науке и в целом в культуре определенные функции.

Обращает на себя внимание ярко выраженная практическая направленность подготовки бакалавров: студенты должны овладеть компетенциями, которые определяются в первую очередь понятиями «знать», «уметь», «обладать навыками». Ключевое прежде понятие «понимать» вытеснено компетенциями умения выполнять определенные функции. С этим четко коррелируется отношение к образованию в целом как к сфере услуг. Хотя диплом о высшем образовании очень востребован при приеме на работу и получении должности, престиж образованности начинает падать, а содержание образования оказывается не таким важным. Современное представление об «успешной личности» напрямую связано с ее местом в иерархии социальных значимостей, с количеством денег, которые она зарабатывает. В этой системе наименее успешной личностью мог бы быть Сократ.

Гуманитарное образование испытывает влияние этих установок, оно подменяется изучением социальных наук, имеющих практическое приложение к рациональной организации общественно-экономических отношений; его целью становится изучение реального функционирования социальных групп, социальной психологии, психологии массы, механизмов психологических реакций на разные факторы.

В наше время уже, кажется, лишь немногих шокируют заявления педагогов и психологов, что они изучают и разрабатывают методы манипулирования сознанием индивида и массы. Деньги становятся критерием оценки «образовательных услуг», выполняемых научных исследований, и этого добиваются менеджеры высшего образования и науки, создавая системы безличного бюрократического управления на основе циркуляции бумаг – распоряжений и отчетов, главное в которых – это правильное оформление бесчисленного количества документов, формальное следование стандартам, но никак не суть дела.

Личность – как студента, так и преподавателя – есть лишь ячейка в таблицах количественных характеристик образовательного процесса. Внутри этих неизбежно нормирующих сознание рамок даже гуманитарная мысль волей-неволей втискивается в системы и таблицы дефиниции и таким образом глохнет.

Конечно, это не обязательно губит индивидуальность, ведь здесь все зависит от духовного потенциала конкретной личности. И тем не менее очень существенное значение имеет то, как общество видит человека и личность, какие задачи оно ставит перед личностью. Наконец, уже и точные науки страдают от формального отношения к ним, требований практического применения, эффект от которого в конечном счете измеряется деньгами. Ученые сколь угодно могут говорить, что в результате их исследований в будущем могут быть созданы принципиально новые приборы и новые производства, их слова, несомненно, будут использованы для пропагандистских целей, и этой сомнительной моральной поддержкой ученые вынуждены удовлетвориться.

Разрушение связи между словами и вещами в современной цивилизации, языком и реальностью, сознанием и жизнью – фундаментальное явление, во многом обусловленное властью различных форм идеологии над восприятием действительности. Идеология – это созданные цивилизацией системные образы и мифы действительности, в которых мир предстает как мир «истин», гнездящихся в коллективном сознании и оказывающих влияние на мысли и чувства людей. Современный мир так устроен, что органичное, живое мышление оказывается в рамках сознания, подчиненного той или иной идеологии. На фоне свободного мыслительного процесса идеология есть замкнутая, завершенная система идей и представлений или не впускающая в себя все, что может ей противоречить или ставить ее под сомнение, и если она впускает в себя «чужие» представления, то только в модифицированном и приспособленном для себя виде. Идеология – продукт цивилизации, стремления упрочить и законсервировать продукты деятельности культуры, в основе которой лежит как раз забота о все новом поиске, а не утверждении и замораживании готовых смыслов как истинной реальности.

Всем известно, какую роковую роль сыграла идеология в истории ХХ века. Художники недаром испытывают страх перед любой идеологией как стеной, которая заслоняет от человека реальность. Однако власть идеологии над умами, несмотря на страшный опыт человечества, сохраняется, изменяются лишь ценностные ориентиры или просто слова, изобретаются другие слова. Современное общество, массовая культура, средства массовой информации в Европе и Америке постоянно порождают властные мифы о реальности, в которых все явления жизни, вообще все идеологизируется, включается в «мейнстрим» господствующих или «доминантных» форм сознания с его ценностными системами. И все это в нашу эпоху плюрализма и релятивизма? Да, существуют разные мифы, но важнее, что все это – именно мифы, идеологии, утопии, хоть и разные. Правда, остается вопрос: разные по существу или по словам?

На уровне современного бытового сознания, испытывающего мощное влияние средств массовой информации, этот идеологизм проявляется в односторонней жесткости суждений, отвергающих и клеймящих любое альтернативное господствующей идеологии мнение как враждебное. Такова, например, «политкорректность» – практика, в которой идеологические установки часто заменяют и фактически отменяют конкретное человеческое отношение: симпатию, сочувствие, живое участие, раздражение, недоверие, доброту, понимание и уважение, такт, терпимость; так может проявлять себя в жизни феминистская идеология, когда в обычных бытовых отношениях женщину оскорбляет попытка мужчины помочь ей перенести тяжелый предмет. На уровне логики идеологии феминизма тут все правильно, ведь мужчина опять демонстрирует свое превосходство над женщиной, но на уровне живых отношений конкретных людей это уже очень неловкая ситуация, разрушающая отношения доверия или участия между мужчиной и женщиной – полный абсурд; точно так же идеологическое ослепление либерализма позволяет широко тиражировать издевательские карикатуры на мусульманского пророка в обществе, в котором чуть не треть населения мусульмане, и точно так же, но противоположно направленное идеологическое ослепление позволяет невежественным фанатикам истинной веры оскорблять неверующих, устраивать погромы, убивать людей; так людей, выражающих в мирной демонстрации беспокойство и страх по поводу политики правительства, идейно-бездумно открывшего границы Германии для громадного потока беженцев, подвергают в средствах массовой информации оскорблениям и жестокой травле; так в русском и украинском Интернете читатели не выражают свое мнение, не аргументируют, а грубо оскорбляют, унижают друг друга и другой народ.

Парадоксально, но все это тоже своеобразные проявления идеологии политкорректности, причем не политкорректности наоборот, это просто бездумное и бездушное следование определенным, самим по себе прекрасным, благородным идеологическим ценностям. Но эта практика предполагает, как правило, всего один методологически «правильный» способ: не называть реальные явления жизни прямо, то есть не видеть конкретную личность, не называть вещи своими именами, а использовать другие слова, продиктованные «готовым» идейным отношением, уходя от прямой и искренней дискуссии. Это страх говорить о реальных проблемах, поэтому их нельзя называть, так как иначе придется слушать и слышать собеседника, пытаться понять его вопросы и проблемы, отвечать ему, мыслить вместе с ним. А зачем мыслить, когда заранее известно, что хорошо и что плохо, что правильно, а что неправильно? Власть идеологии – власть над сознанием и поступками, эмоциями человека. В результате лучшие побуждения людей отчуждаются от конкретной жизни конкретного человека и превращаются в свою противоположность.

Идеология не требует мыслить – она требует знать и правильно применять слова. Этому мы и учим студентов – по госстандарту. Слово «госстандарт» пишется с большой буквы – это уже идеологизация! В современных обществах благородные гуманистические идеи сплошь и рядом применяются для идеологизации всех областей жизни. Это, так сказать, рамочные условия жизни современных обществ. Так, одной из важнейших черт современного европейского общественного сознания является идея (или миф – что в данном случае практически то же самое) ценности неповторимой и свободной личности.

Продолжение в следующем посте

Опубликовано в «Свежей газете. Культуре»,

№№ 1–3 (109–111), 2017, Январь – Февраль

Источник: vk.com

Комментарии: