Свои чужие и чужие свои: как повадки определяют принадлежность?

МЕНЮ


Главная страница
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту
Архив новостей

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


В целом человеческому мышлению свойственна дифференциация, или различение. В рамках языка смысл вообще рождается в рамках противоположностей: А есть не-А. Отсюда и семиотический квадрат.

Соответственно, уже дети на до-речевом уровне развития умеют отличать маму от папы и папу от постороннего мужика, которых приходит погостить к маме в отсутствие папы. К счастью, ребенок продвинется в познании семейных отношений и обнаружит, что этот посторонний мужик – папа мамы (можно выдохнуть).

Начнем с общего. Система свои/чужие – это система отношений. Объектных отношений. Следовательно, в разуме человек строится четкое представление о других и психических связей между ними.

Что является ядром схемы свой/чужой?

Разумеется, свои и чужие разделяются по признакам. И поскольку мы прекрасно знаем, что для человека другой человек может быть чужим, а собака может быть своим, то речь явно не о морфологических признаках.

Повадки. Это достаточно емкая категория, которая вписывает в себе все возможные признаки, по которым мы можем разделять своих и чужих.

Естественно, что свои и чужие – это категории степени. К примеру, семья – свои, но также своими являются пацаны со двора, однако пацаны с другого двора – чужие, поэтому с ними якобы можно стенка-на-стенку. При этом в чем-то семья может быть чужими, а пацаны со двора – своими.

В категорию повадок может входить вообще всё: одежда, род занятий, область интересов, язык, акцент и т.п. Скорее всего, вы отличите панка от гота. При этом в рамках панк-движения ряд граждан, которые просто стали одеваться как панки, могут быть для «истинных» панков – чужими, ряжеными. Повадки – это и образ жизни, и взгляд на мир, и манера коммуникации со своими.

И вот что примечательно.

Схема отношений свои/чужие как психическое явление подвержено развитию. По сути, зрелый субъект (считай, более опытный) лучше различает тонкости отношений и тонкости отклонений в этих отношениях.

Вот реальный пример жесткой и достаточно защитной формы свойчужой:

- Расскажите о своем муже.

- Он – ангел. Мне очень повезло с ним. Он такой заботливый и нежный со мной. Он – моя опора в жизни. Он чувствует и слышит меня.

- Случались ли у вас какие-то разногласия?

- Да, мы оба потеряли ребенка.

- Что же случилось?

- У меня был выкидыш.

- Я так понимаю, были какие-то проблемы с беременностью?

- Нет, всё было в порядке.

- Почему же тогда был выкидыш?

- Ну, он меня избил.

- Кто?

- Ну, муж.

- Избил?

- Ну, да. Я была беременной. Мы с ним поссорились. Он ударил меня – я упала. Потом он еще ударил меня в живот несколько раз. А потом еще ножом. Не сильно. Ну, у меня тогда открылось кровотечение и случился выкидыш.

- Можно вопрос?

- Да, конечно.

- Вы сказали, что ваш муж – ангел. Но он вас избил и это спровоцировало выкидыш. Нет ли здесь противоречия?

- Где? Никакого противоречия! Я могу быть очень… ну… я могу довести человека. Он не выдержал. Мне не надо было его доводить. Мне с ним очень повезло.

Он свой. В доску. Причем рационализация и идеализация вместе взятые позволяют человеку удерживать привязанность (цепляние) любой ценой.

И вот что характерно. В рамках системно-эволюционного подхода Созинова, Пескова и Александров проводили исследование по решению моральных дилемм в схеме отношений свой/чужой [1].

Напомню кратко теорию. В системной психофизиологии развитие понимается как образование новых дифференцированных систем. Старые (или ранние) системы поведения являются более общими, в то время как новые (или поздние) системы поведения являются более частными.

Ситуацию можно представить как языковые категории: есть понятие «вещь», затем это понятие подразделяется на «живые вещи» и «неживые вещи». Понятие «живые вещи» подразделяется на «растительные вещи» и «животные вещи». Понятие «животные вещи» подразделяется на «люди» и «животные». И так можно продолжать до конца, пока мы не придем к предельно конкретным вещам. К примеру, подойдя к понятию «стол», мы не сможем продвинуться дальше: мы не можем сказать, что стол – это что-то еще, кроме стола. Но мы можем сказать «мебель» и пойти дальше: мебелью может быть стол, стул, шкаф и т.п.

По сути, развитие всякого влечения – это древовидная структура, где от общего ствола идут несущие ветви, от них ветви поменьше, а от тех – еще меньше. Крайние ветки произрастают из более общих и являются их продолжением.

Поэтому образование нового навыка (или системы) не отменяет предыдущий, а как бы наслаивается на нем. Отсюда в психоанализе мы и знаем два явления: регрессия и перенос.

Регрессия позволяет вернуться к более ранним (прошлым) формам поведения. Перенос позволяет применять старый навык, выработанный со старым же объектом, с новым объектом, который как-то ассоциативно напоминает старый.

Пример?

Вы приходите в ресторан. Вам подают кофе. Кофе налит в чашку. Эту чашку вы видите впервые в жизни. Но у вас уже есть навык использование чашек. А потому вы переносите свой опыт взаимодействия с чашками на ту конкретную чашку. Возможно, вы даже почувствуете легкое рассогласование с той чашкой, которой пользуетесь дома: у нее форма и ручка чуть другие.

Так вот, дети в целом тем и отличаются от взрослых, что у них поведенческие системы, или влечения, обладают более низким уровнем дифференциации. Отсюда и категоричность в мышлении детей: дядя либо хороший, либо плохой. Именно поэтому, кстати, в детских мультиках обычно ярко проявляется водораздел между хорошими персонажами и плохими (но не всегда, разумеется).

Иными словами, дети – это взрослые на старте, поэтому у них от рождения есть базовые категориальные заготовки, посредством которых в принципе возможно хоть как-то дифференцировать среду и отношения между субъектами.

И это две категории: хорошо или плохо.

Отсюда и «хороший», и «плохой».

Поэтому свой – это хороший, а чужой – это плохой. Поэтому своего трогать нельзя (какой бы мразью он ни был), а чужого можно бить (каким бы добряком он ни был).

И вот исследование психологов, о котором я упоминал выше. Тестировали детей от 3-х до 11-ти лет. В моральной дилемме свой/чужой дети выбирали, кому из нуждающихся нужно помочь. Чем младше был ребенок, тем он больше склонялся к тому, чтобы помогать своему, даже если он вообще не нуждался в помощи. Причем, что характерно, дети при этом вообще игнорировали моральные качества других.

В то же самое время дети постарше проявляли большую вдумчивость и оценивали моральные свойства: кому здесь вообще помогать. То есть они (а) дифференцировали значительно больше и (б) больше опирались на свой опыт.

В рамках последнего поясню: дети помладше предпочитали помогать нуждающемуся (хоть и чужому) только в условиях, если над ними стоял экспериментатор. В психоаналитических понятиях можно говорить о том, что экспериментатор выступал в качестве внешнего Сверх-я ребенка, и ребенок пытался соблюдать его «желание».

К этому добавлю, что в общем и целом дети помладше больше склонны к прилипанию, поскольку зависимы от своего ближайшего окружения, а потому система свой/чужой может проявлять себя острее в виду стремления к партиципации, или слиянию с опорным объектом. Дети постарше могут быть более автономными, а потому могут проявлять более автономные, независящие от внешнего наблюдателя решения.

Иными словами, ребенок постарается удержать привязанность любой ценой. В том числе он может игнорировать угрозу, исходящую от опорного объекта, и может положительно оценивать его деструктивные действия, лишь бы ничто не разрушило эту связь.

Психоаналитик, к слову, в работе с таким человеком может допустить ошибку: пытаясь ввести в область осознания (понимания), что опорный объект в действительности является достаточно деструктивным, он рискует попасть в категорию «чужой», а значит плохой. Я попадал в таких ситуациях, и скажу прямо: идея, что аналитик молча сидит и длительное время просто слушает – она не на пустом месте. Даже если психоаналитик стоит строго на стороне жертвы домашнего насилия и понимает, что адекватным будет осознание жертвой своего положения и принятие решения прекратить опасную связь, он не должен к этому подводить и даже на этом настаивать (он в принципе не должен ни на чем настаивать). Он сразу попадет в категорию того, кто пытается разрушить идеальную негу, теплый рай, даже если тепло в этом раю – от потоков крови. Нужно время и опыт новых объектных отношений, которые психоаналитик может дать, не вторгаясь.

Посмотрите на схему свой/чужой в рамках социальных событий.

Крестьянка совершает преступление: например, пишет на амбаре «Король дурак! Долой крестовые походы!».

И тут вся королевская конница, вся королевская рать кидается, чтобы крестьянку унять. Все приходят в движение и волнение: даже поисковых собак и боевых комаров запускают. Королевство встревожено и дрожит перед крестьянкой. Крестьянку хватают и – в острог.

При этом у короля есть барон, и этот барон, например, по пьяни (или даже по трезвяку) сжигает часть урожая, рубит несколько дворянских и крестьянских голов, насилует монашку и вешает потехи ради всех собак в деревне. Король делает выговор барону, и барону – ничего, а в лучшем случае – символическая дарственная от самого короля.

Вопиющая несправедливость, да?

Для короля крестьянка – это чужой. Если психические группы короля остановились в дифференциации в 3-4-летнем возрасте, то король будет определять своих вообще не по моральным и этическим аспектам, а по более примитивным и явным повадкам. Поведение же барона соответствует его собственным повадкам: хищное, разгульное, деструктивное поведение – это то, что свойственно вообще всей группе привязанности короля. То есть для короля в действительности действие крестьянки – это вопиющая несправедливость, вызывающая самый бурный аффект, в то время как действия его барона – это ожидаемое, понимаемое и принимаемое. Он свой. Он такой же.

В самом деле, если пацан из дворовой шайки вынесет ларек и его за это повяжут, то никто из других пацанов его за это не осудит, но более вероятным будет другая реакция: они будут возмущены, что пацана их повязали ни за что ни про что. Он свой. В доску.

Статья:

[1] Созинова, И.М. Решение моральных дилемм "свой" - "чужой" детьми при отсутствии видимого внешнего контроля / И.М. Созинова, П.А. Пескова, Ю.И. Александров // Вопросы психологии. – 2018. – № 2. – С. 53-64

ВСЕ РЕСУРСЫ:

VK: vk.com/psycaseanalytic

Boosty: boosty.to/psycase

Dzen: dzen.ru/psycase

Telegram: t.me/psycaseanalytic

YouTube: youtube.com/@psycase


Источник: vk.com

Комментарии: