Паук на северной руке, или Отдельные аспекты языка влияют на отдельные аспекты мировоззрения

Особенности языка хопи подвигли американского лингвиста Бенджамина Ли Уорфа предложить идею о лингвистической относительности. Согласно ей, язык, на котором говорит человек, определяет его мышление и восприятие окружающего мира. Эта идея, поначалу принятая с энтузиазмом, постепенно вызвала разочарование исследователей и была почти забыта.

Однако сегодня к ней возвращаются снова – появление более совершенных технологий, таких как сканеры мозговой активности, позволяет ученым по-новому взглянуть на старую гипотезу.

Лингвистическую относительность упоминали в своих сочинениях немецкие философы еще в конце XVIII – начале XIX века, но известность гипотеза получила именно благодаря Уорфу. Вдохновленный общей теорией относительности Эйнштейна, он, химик-инженер по профессии, в 1940 году описал «новый принцип относительности», согласно которому люди не могут составить одинаковое представление о мире даже на основании одних и тех же фактов, если только не существуют в одной лингвистической среде. Эту мысль Уорф развивал, работая под руководством своего преподавателя лингвистики Эдварда Сепира, поэтому концепция получила название «гипотезы Сепира – Уорфа», хотя в действительности ученые не были соавторами и не выдвигали ее именно как гипотезу.

В качестве доказательства идеи лингвистической относительности Уорф приводил индейский народ хопи, в языке которого не было ни прямого эквивалента слова «время», ни грамматических конструкций для обозначения временных отрезков. Из-за этого, считал лингвист, хопи не могут воспринимать время так же, как воспринимает, например, белый американец: для них оно не делится на части, а существует как нечто непрерывное. По этой же причине, говорил Уорф, хопи не могут воспринять выражение «терять время» – как можно потерять то, что не имеет конца?

Эта мысль поначалу заворожила современников, но быстро разонравилась – к 60-м энтузиазм сменился скепсисом. Американское лингвистическое общество в качестве контраргумента подчеркивало, что для восприятия не обязательно нужны слова. Вкус фрукта не меняется, если мы не знаем его названия, а суть и смысл явления не меняются оттого, что его обозначили разными фонетическими сочетаниями. В 1960–1980-х годах основной парадигмой американской лингвистики стала «универсальная грамматика» Ноама Хомского, которая предполагала, что у всех языков, какими бы разными они ни казались, есть схожая структура и принципы. Вдобавок к середине 80-х лингвист Эккехарт Малотки, эксперт по хопи, опубликовал два труда на английском и немецком языках, развенчивающих идею «безвременных» индейцев. В 1994 году известный психолог Стивен Пинкер, последовательный критик Уорфа, провозгласил, что уорфианизм мертв.

Гипотеза Уорфа сейчас действительно кажется странной: разумеется, человек может воспринимать даже те концепции, для которых у него нет слова. Но следует понимать, что лингвист жил в другое время – тогда многие философы были уверены, что язык культуры заключает в себе ее сущность и носители разных языков могут обладать очень разным взглядом на мир. Кроме того, среди западных мыслителей преобладала идея, что «белая» культура лучше прочих, и подход к изучению других обществ был соответствующим. Однако на самом деле взгляды Уорфа были достаточно прогрессивными. Он отрицал мнение, что между людьми разных культур существует биологическая разница, и объяснял различия другими причинами – в частности, лингвистическими.

Несмотря на то что по теме «лингвистическая относительность» несложно найти информацию, ее мало исследовали экспериментально. Чаще сторонники идеи просто указывали на разницу между языками и предполагали, что этим обусловлена разница в образе мышления, а противники доказывали, что те не правы. Сложность заключалась в том, что даже если отдельные аспекты языка и влияют на отдельные аспекты мировоззрения, это не докажет, что и другие аспекты языка будут иметь такое же влияние.

Тем не менее в последнее время лингвистический релятивизм вновь вызывает интерес. На этот раз исследуются его когнитивные и социальные стороны, а ученые не делают слишком смелых заявлений. Многие исследователи показали, что язык все-таки действует на мышление, но более ограниченно, чем предполагалось ранее.

Среди таких ученых когнитивист, сейчас преподающая в Калифорнийском университете в Сан-Диего, Лера Бородицки. С коллегами из Массачусетского института технологий она исследовала языки Греции, России, Китая, Чили, Индонезии и другие. В одном из экспериментов Бородицки изучала мироощущение аборигенов пормпураау (Pormpuraaw), живущих на северо-востоке Австралии. В их языке нет слов, обозначающих сторону (левый, правый), но есть слова, определяющие кардинальные направления, – юг, север, запад, восток. Вместо «у тебя паук на правой руке» абориген может сказать, например, «паук на северной руке», в зависимости от того, где собеседник с пауком находятся относительно сторон света. Без представления о географическом положении поддерживать беседу на этом языке не получится. В результате, как выяснила Бородицки, представители этого народа гораздо лучше, чем западный человек, отдают себе отчет о своем положении даже в незнакомой местности или здании.

В ходе опыта ученые попросили аборигенов расположить по порядку картинки, показывающие продолжительный процесс: банан, который чистят и съедают; человек, который стареет. Способ выполнения этого упражнения зависит от языка: русский расположит картинки слева направо, еврей – справа налево. Все пормпураау выложили картинки с востока на запад: соответственно, те, кто сидел лицом к северу, сложили последовательность справа налево, те, кто смотрел на юг, – наоборот. Причем было не важно, дал ведущий эксперимента подсказку о географическом положении или нет.

Еще одно исследование выявило, как язык влияет на восприятие времени при кажущейся схожести культур. Например, в английском и шведском время «длинное» или «долгое» (long time ago), а в испанском или греческом его «много» (hace mucho tiempo). Лингвисты из Стелленбосского (ЮАР) и Ланкастерского (Великобритания) университетов решили проверить, влияет ли язык на ощущение времени, и для этого набрали три группы добровольцев: шведов, испанцев и билингвов, говорящих на обоих этих языках. В первой части эксперимента им показали два видео, на которых нарисованная линия ползла вверх: в первом она вырастала на 10 см за три секунды, во втором за то же время линия прибавляла 15 см. Когда участников попросили оценить, сколько времени прошло, оказалось, что испанцы называли верное количество – три секунды. Шведы же, в языке которых время ассоциируется с длиной, думали, что более длинная линия росла дольше.

Во второй части опыта тем же добровольцам показали, как наполняется сосуд с водой, и задали тот же вопрос: как долго это продолжалось? На этот раз шведы называли правильное количество времени, а вот испанцы ошибались: им казалось, что чем больше воды в сосуде, тем больше времени прошло. Чтобы убедиться, что именно язык повлиял на восприятие времени, ученые провели эксперимент с теми, кто одинаково свободно владел и шведским, и испанским – и оказалось, что они ошибаются как шведы или как испанцы в зависимости от того, на каком языке их инструктировали перед началом видео.

Эксперименты с участием маленьких детей также показали, как язык влияет на восприятие мира после того, как мы начинаем использовать его. Как объясняет статья в Undark, ряд исследований установили, что младенцы различают цвета в соответствии с биологией зрения. Они группируют цвета по нескольким категориям – красный, желтый, зеленый, синий, фиолетовый – и не замечают разницы, если видят два оттенка одного и того же цвета. Взрослые же воспринимают цвета иначе: по мере расширения словарного запаса и появления в нем слов для обозначения многих оттенков мы начинаем ясно видеть разницу между, например, синим и небесно-голубым.

Более того, исследования также показали, что восприятие цвета зависит от самого языка: если сравнить грека и англичанина, выяснится, что первый бессознательно различает те оттенки синего, для которых в его языке есть отдельные слова (это видно по изменению электрической активности в мозге), второй же не реагирует на разницу. То же происходило в опыте с формами. В испанском языке и кружка, и чашка обозначаются одним словом, в то время как в английском (как и в русском) для каждого предмета есть свое название. Если носителям испанского и английского показывать изображения чашек, кружек и мисок, у англоговорящих участников реакция мозга на разницу между первыми двумя предметами будет сильнее, чем у испаноговорящих.

Это всего лишь несколько экспериментов, подтверждающих сегодня идеи Бенджамина Ли Уорфа. Насколько различия в восприятии способны влиять на действия представителей разных культур – сложный вопрос, который пока исследуется мало, но это только начало. Постепенно исследователи открывают, как язык влияет на толкование событий, интерпретацию их причин, выражение эмоций, понимание мотивации других людей, отношения с ними и принятие собственных решений. По мнению Бородицки, верное понимание культурных различий между людьми позволит навести мосты между разными группами, и изучение того, как язык действует на образ мысли, должно дать ответ на важные вопросы в области политики, религии, права и многих других.

Источник: vk.com

Комментарии: