Цифровизация и вещные права

А.А. Иванов

На первый взгляд, между цифровизацией и вещными правами мало общего. Цифровизация - весьма неопределенный и постоянно меняющийся процесс, как быстрый горный поток. Появляются новые объекты, которые, не будучи толком осмысленными, уже заменяются другими. А вещные права – традиционные островки стабильности: заранее установлены их виды, каждое из них наделено одинаковым содержанием, установленным объективным правом, наконец, имеются гарантии, которые предоставляются правообладателям взамен того, что они соблюдают процедуру государственной регистрации их прав и, главное, платят поимущественные налоги.  Гарантии – не подарок со стороны государства, а, фактически, плата за то бремя, которое наложено на недвижимость. Конечно, объектами вещных прав является не только недвижимость, но применительно к ней наиболее выпукло видны особенности. Гарантии для прав на движимое имущество тоже нужны, но оно более привязано к личности, к её заботе и вниманию, не выставлено на всеобщее обозрение, более приватно, что ли.

В моем представлении облагать повторно налогом недвижимость, после того как уже уплачены налоги с доходов, на которые она куплена, несправедливо. Конечно, с формальной точки зрения двойного налогообложения здесь не усматривают (так часто бывает в налоговом праве ввиду корыстных интересов государства), но с точки зрения справедливости дело обстоит именно так. Видя это, многие страны специально вводят поимущественные налоги для недвижимости по ставкам, которые заведомо ниже, чем ставки подоходного или корпоративного налога. Они понимают, что дважды облагают налогом одно и то же. Но раз это «как бы» не считается нарушением закона, можно «подсластить пилюлю», сделав маленькую ставочку. Аналогично происходит и с налогом на наследство, потому что он тоже уплачивается с тех средств, которые уже обложены основными налогами: подоходным, корпоративным и так далее. В итоге логика вещного права такова: его формальная определённость и стабильность дополняется государственными гарантиями, что позволяет создать основу для функционирования общества в целом. Другой вопрос, как со всем этим обстоит дело в России…

Если подбирать подходящий образ, то вещные права — это камни, валуны в горном потоке, мимо которых несется цифровизация. И, как всякий островок стабильности, они подвержены внешнему влиянию: вода и камень точит. Поэтому периодически даже самые принципиальные и серьезные понятия вещного права под влиянием цифровизации способны размываться, меняться, а то и вовсе отвергаться. Это особенно справедливо для России, где ключевые понятия вещного права до сих пор четко не урегулированы в законодательстве. У нас есть проблемы с понятием вещного права, объектами и системой вещных прав, с их кругом и соотношением их друг с другом, и, что самое главное, у нас есть серьёзные проблемы, связанные с гарантиями, которые государство предоставляет вещным правам. Попросту говоря, гарантий в подавляющем большинстве случае нет, правообладатели несут все риски утраты вещных прав самостоятельно, им никто не помогает, тогда как от расходов по оформлению недвижимости и регистрации прав на неё их никто не освобождает. Причём это чисто частноправовые проблемы: я специально оставляю за рамками вопросы публичного права, того же налогообложения, про которое я кратко высказался и дальше к этому вопросу возвращаться не хочу. И это, конечно, очень серьезно влияет на ситуацию в нашей стране.

Начнем, соответственно, с объектов. Классическая точка зрения состоит в том, что объектами вещных прав являются вещи, то есть телесные предметы, имеющие физическую природу и четкие пространственные границы. Казалось, что у них общего с цифровизацией! «Железо» само по себе, «цифра» сама по себе. Так, правда, лишь в высокой теории, а на практике связь между ними может быть неразрывной как с экономической, так и с технической точки зрения.

«Железо» в сфере цифровизации, как, кстати, и в электроэнергетике, не всегда имеет чёткие пространственные границы, а «цифра», в свою очередь, расположена в разных кусках «железа». Именно поэтому любые непоследовательные решения в рамках вещного права создают возможность для расширения сферы его применения в отношении тех объектов, которые принципиально с ним несовместимы, как с конём трепетная лань. Импульс здесь идёт от практики, ломающей теорию. Попытаемся же обосновать, как имеющееся определение объекта вещных прав открывает лазейку для цифровизации.

Для начала обозначим такую проблему: у нас не признано, что объекты вещных прав – вещи с чёткими пространственными границами, что создаёт методологическую основу для подведения под вещно-правовое регулирование чего-то бестелесного, и в целом относящегося к совершенно иным сферам правового регулирования. Хорошо, что сейчас в ст. 128 ГК РФ четко признано, что безналичные деньги и бездокументарные ценные бумаги не являются вещами, долгая и порой переходящая на личности дискуссия завершена. Но проблема применительно к нашему вещному праву состоит в том, что термин «вещь» не обозначен как единственный объект вещного права. Вы можете сколько угодно искать ответ в ГК, но его там нет. Более того, в разделе о вещных правах постоянно смешиваются понятия вещи и имущества, а имущество, если мы опять-таки посмотрим на ст. 128 ГК РФ, трактуется гораздо шире, чем вещь. Так что мы вроде бы ушли от старой дискуссии о том, являются ли вещами безналичные деньги и бездокументарные ценные бумаги, но проблема с объектами в тексте ГК о вещных правах осталась, что сохраняет основу для расширения понятий, теперь уже применительно к цифровизации.

Если мы посмотрим на некоторые объекты, которые, безусловно, по мнению Кодекса, относятся к объектам вещных прав, то у нас возникнет ряд вопросов. Возьмем понятие помещения или машиноместа как объекта вещных прав. У них нет собственных границ, их границы — это признанные законом иные объекты вещных прав, границы имеют условный и относительный характер, установлены не физически (технически), а юридически. Что такое помещение? Это пространство между стенами, потолком и полом, а стены, потолок и пол – это общее имущество многоквартирного дома, то есть объект иного вещного права. Но что входит в состав помещения, воздух? Нет, воздух же течет. Пространство? Возможно. Я часто шучу: у вас старые обои, их разрисовали дети. Если обои вместе со стеной — общее имущество многоквартирного дома, то можете ли вы требовать от всех остальных жильцов вашего дома, чтобы они переклеили вам обои? Ладно, допустим, если дети разрисовали, то можно обнаружить деликт, мол де, всё произошло по вашей вине. А если обои просто пришли в негодность? Согласитесь, предъявлять иск всем жильцам было бы абсурдно. То же самое с краской на полу пола, паркетом. Получается, что в состав квартиры входят обои и паркет, но не входят стены и пол?

А еще есть изъятия из помещений. У вас центральное отопление, а это тоже общее имущество здания (сооружения), по крайней мере, трубы. Радиаторы еще, допустим, можно считать вашими, но как быть с трубами? Ещё один маленький пример того, что многие объекты вещных прав у нас носят условный и относительный характер, что открывает возможность для подведения под них в какой-то мере и цифровых объектов, поскольку Кодексом это не запрещено. Если границы «железа» чётко не определены, то почему бы их не поставить в зависимость от того, чья «цифра» там находится. Если это моя «цифра», мой цифровой объект, то и «железо» в известной мере тоже моё. Особенно в условиях, когда многие цифровые объекты многократно превосходят по стоимости устройства, на которых они записаны. Допустим, кто-то завладел ключом на материальном носителе, открывающим доступ к крипто-кошельку на кругленькую сумму. Можно ли требовать возврата этого ключа прежнему владельцу и на каких основаниях? Обязательственно-правовые способы защиты типа возмещения убытков здесь подойдут не всегда, а вот вещные — в самый раз. Какой соблазн позабыть о цивилистической чистоте!

Дальше — больше.

Возьмём объекты исключительной государственной собственности, например, животный мир. Лось, который перешел из России в Финляндию – он чей? А птицы перелетные – они чьи? По российскому праву это объект исключительной собственности Российской Федерации, когда-то, еще в советские времена, мы написали эту глупость. В других странах эти объекты считаются ничейными, никому не принадлежащими, вещами, просто публичное право может регламентировать процесс их захвата, в частности, запрещать его. Поэтому с точки зрения вещных прав они просто не могут становиться объектами вещного права, если они не захвачены. Сюда же могут быть отнесены жидкости, газы и энергия. Перемещение их через границу одной проводной сети и попадание в другую влечёт переход права собственности или иного вещного права, но лишь при наличии соответствующего правового основания. Незаконного перехода права быть не может, значит, в чужой проводной сети находится ваше имущество, которое можно истребовать в натуре. Или имущество уже на ваше? И какой иск для этого будет наиболее подходящим: виндикационный или из неосновательного обогащения? У них разные условия удовлетворения…

Кстати, вопрос электроэнергии особенно актуален применительно к цифровизации, потому что грань между ней и объектами цифровизации весьма размыта, возьмём, например, «машинное» время, которое воплощается в токенах (криптовалютах). «Майнер» «крадёт» электроэнергию и через систему правоотношений, в которых состоит, получает какой-то цифровой объект. Может ли потерпевший истребовать этот возникший после трансформации объект в свою пользу? Если да, то как далеко может зайти его иск, если один цифровой объект трансформировался во второй, второй в третий, а последний вообще другой, находится за границей? Запрещаем же мы хранение персональных данных наших граждан за рубежом, значит, они там могут находиться в чьём-то обладании. Мы ведь и публичные санкции к этому «обладателю» применяем. А раз так, то почему бы не истребовать из-за рубежа криптовалюту по частноправовому иску. Она же «там», а не «здесь». Или всё-таки «здесь»? И я сознательно оставил в стороне вопрос о «приватном» доступе ко многим цифровым объектам, не свойственном для подавляющего большинства вещей. Если кто-то не хочет отдавать вещь, её можно отнять принудительно, пока она не спрятана. А как быть с паролем от крипто-кошелька?

Еще раз подчеркну: относительный и условный характер объектов вещного права по нашему законодательству создает основу для применения соответствующих норм о вещных правах к цифровым объектам. Меня сейчас будут ругать наши «чистые» цивилисты, в частности, Е.А. Суханов. Но с ним разногласий нет: я тоже считаю, что к цифровым объектам нормы вещного права применяться не должны. Но одно дело — высокая теория, а другое — то, что написано в законе. И главное даже не то, что написано в законе, а то, какие мотивы есть у субъектов правоприменения, хотят ли они, чтобы нормы вещного права к ним применялись. Если хотят, то высокая теория их не остановит. А они хотят, потому что самое главное, ради чего все пытаются подвести цифровые объекты под нормы о вещных правах – это ст. 305 ГК РФ о вещно-правовой защите. Согласно ей, вещно-правовая защита предоставляется не только вещным, но и обязательственным правам, а в сфере цифровизации права в основном обязательственные. Главное, чтобы эти права давали владение владение вещью. Об относительном и условном понятии вещей в российском праве мы поговорили. Теперь стоит вопрос: что такое владение и возможно ли оно в отношении цифровых объектов?

Источник: vk.com

Комментарии: