«Гипотетические частицы, которых никто никогда не видел, но с введением которых в расчёты наблюдаемая хаотичная реальность начинает выглядеть строго логичной системой?

МЕНЮ


Главная страница
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту
Архив новостей

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2023-01-26 19:00

лингвистика

«Гипотетические частицы, которых никто никогда не видел, но с введением которых в расчёты наблюдаемая хаотичная реальность начинает выглядеть строго логичной системой? Да не, ерунда какая-то!» – так решили учёные и на полвека забыли о гипотезе Фердинанда де Соссюра, французского студента-лингвиста. Спустя полвека эти частицы (которым он дал название «ларингалы») были обнаружены в одном из новонайденных древних языков, и теория Соссюра перевернула всю лингвистику. Но он об этом уже не узнал. «Трактат о первоначальной системе гласных в индоевропейских языках» так и остался единственной его книгой, изданной при жизни. А сам он умер неизвестным, непризнанным скромным профессором Женевского университета даже без какого-то значимого числа публикаций. Но давайте по порядку.

Можно сказать, что наука о языке в своей истории делится на две основные части: до Соссюра и после него – настолько сильно разнится подход и само понимание предмета изучения. Каково же было языкознание до появления рассуждений и выводов Фердинанда де Соссюра? Сначала философы и прочие любопытствующие пытались понять, откуда язык вообще появился и почему он таков как есть. Это был период, когда языкознание было не совсем самостоятельным – оно тесно переплеталось с философией, логикой, с представлениями о душе человека, о географии, социальных условиях и так далее. На мой взгляд, первую заявку на то, чтобы признать языкознание прям вот реальной наукой, способной анализировать объективные факты и делать сбывающиеся предположения, сделали компаративисты. То есть учёные, которые стали сравнивать разные языки, в том числе из разных эпох – и внезапно обнаружили в них много общего. Это в своё время произвело эффект взрыва. Языкознание резко получило логическое обоснование, и все бросились изучать санскрит и прочие древности, описывать редкие языки, фиксировать разные изменения звуков в древних памятниках письменности… И это было классно. Так мы поняли, что множество языков восходят к гораздо меньшему числу праязыков, увидели, за счёт чего языки постепенно становятся разными. Почувствовали себя очень-очень древним человеком, попытавшись сконструировать текст на праязыке…

Но это было слишком классно, потому что задавило вообще все остальные направления лингвистики. Теперь язык можно было изучать только одним способом – дотошно фиксировать все нюансы его исторических изменений, сравнивать с родственными языками… ну и всё. И тут пришёл Фердинанд наш Соссюр. Сначала он, как хороший мальчик, проводил исследования в области сравнительно-исторического языкознания. Мозги у парня работали дай бог каждому, и он в 20 лет сделал предположение о том, что, грубо говоря, в древнейших языках были такие специальные звуки, которые в зависимости от положения могли впоследствии превратиться то в гласные, то в согласные. Благодаря этому стали понятны некоторые чередования в тех самых древних языках. Чтобы понять принцип, можно например произнести слово «педиатр». Слышите такой микрозвук, который хочет произнестись между Т и Р? Можно даже на слоги разделить: пе-ди-а-тр. Что? В слоге должен быть один гласный? Вот именно. Р в данном случае выполняет роль слогового согласного. Я, конечно, очень приблизительно описала механизм, но хотя б так.

Виднейшие учёные своего времени отправили молокососа с его безумными теориями куда подальше, и с тех пор в жизнь простой французский парень Фердинанд ничего не происходить. Нет, серьезно. В его биографии нечего описывать, вообще. Всю жизнь он проработал университетским преподавателем в европейских городах, читал то самое сравнительно-историческое языкознание, и только последние три года – лекции по общему языкознанию. К концу жизни был замкнут и нелюдим, умер в одиночестве. Публикаций почти не оставил, так, несколько статей. Всё. Самое главное началось после его смерти, когда преданные ученики собрали конспекты по общему языкознанию, которые он успел начитать студентам за эти три года, скомпоновали из них книгу и издали её. С этого момента наука лингвистика больше не могла оставаться прежней.

Что же такого удивительного сделал Соссюр, что это произвело эффект, сравнимый с эффектом появления компаративистов? Фактически, он разработал основы всей современной лингвистики. То есть вот этому стихийному в основе своей и атомарно-индуктивному в подходе компаративистов языкознанию он придал чёткую структуру. Собственно, так и называется направление, которое возникло под его влиянием – структурализм. Будете смеяться, но структурализм – это в наше время уже не только лингвистика. Ещё он дал рождение семиотике – учению о знаках в самом глобальном смысле.

Итак, для начала Соссюр разграничил язык и речь. То есть всю речевую деятельность, всё существование языка и его применение со всеми аспектами – звуковым, письменным, географическим, знаковым, - всем-всем-всем, он разделил на две формы существования: язык (как код, сущность, к которой обращается желающий передать свои мысли) и речь (реализация этого кода во времени и пространстве, текучее, изменчивое, протяженное событие). И соответственно говорил о том, что нужно отдельно изучать язык как нечто логичное, структурное, принадлежащее всем людям одновременно – и речь как нечто зависимое от множества факторов, изменчивое, глубоко индивидуальное. Кажется очевидным, но, внезапно, до сих пор никто об этом не додумался. Ну или не постулировал так последовательно. Язык традиционно изучался в тесной привязке к психике человека, физиологии, географии, времени существования, прочим внешним факторам. Посмотреть на сам язык как на систему в себе, в отрыве от её конкретной реализации, как-то не доводилось. Теперь это разделение используется всегда. Собственно самый первый урок русского языка в 1 классе проводится именно на эту тему – «язык и речь».

Во-вторых, он разграничил оси синхронии и диахронии в изучении языка. Синхрония – это ось современности, так сказать, срез текущего состояния языка (и это по представлениям Соссюра как раз и есть логичная, четко организованная структура), а диахрония – это ось исторического изучения языка, рассмотрение его изменений во времени. Сам Соссюр считал, что эти изменения как неизбежны, так и случайны. То есть, раз языком пользуется большое число людей, то он неизбежно будет изменяться, но при этом эти изменения будут хаотичны и ничем не обусловлены. Насчет хаотичности и необусловленности современная наука имеет другой взгляд, но в целом он, конечно, прав. Особенно в той части, где говорит, что из-за того, что язык принадлежит одновременно большой массе людей, инертной самой по себе, изменять его сознательно, по своему желанию не получится.

Вообще с этим разграничением синхронии и диахронии Соссюр знатно унизил компаративистов – тех самых лингвистов, которые до него считались единственными правильными учёными, занимающимися по-настоящему важным делом. Разделив всё языкознание на две части, он получил фактически две разные лингвистики – ту, которая изучает язык таким, каков он есть, со своими взаимосвязями и структурной логикой – и ту, которая фиксирует факты прошлого, сравнивает диалекты и пытается понять как они образовались. Чувствуете, насколько меньше стало восприниматься значение всего сравнительно-исторического языкознания? Из единственной и самой главной лингвистики оно превратилось всего лишь в одно из её направлений, причём не самое актуальное.

Другой важный вклад Соссюра даже не только в лингвистику, а опять чуть ли не во всю науку – это разработка учения о знаках. Семиотика – это штука, в которой ноги сломаешь, хуже, чем в гендерах разбираться, честное слово. Но если очень коротко и приблизительно, то Фердинанд отвязал наконец-то языковой знак (то есть то, чем выражено понятие) от каких-либо физиологических или психических или там социальных факторов и заявил, что соотношение языкового знака и его значения вообще произвольно и никак не обусловлено той штукой, которую он обозначает. Для того, чтобы объяснить эту мысль, он приводил такой пример. Вот у нас есть шахматный конь. Но связан ли он как-нибудь с реальной лошадью? Для игры важны определённые характеристики, присущие этой фигуре. И если мы случайно потеряем фигурку коня, мы можем вместо неё использовать вообще что угодно – и это будет тоже шахматный конь, выполняющий свои функции не хуже исходного. Так же и со словами, например.

Другой аспект языковых знаков – это то, что по сути они состоят из различий – и не более того. Они представляют собой не что-то существующее, а набор признаков, понятий, которые отличаются от других. И за счёт этого взаимодействия отличий формируется язык. Это в корне отличалось от предыдущего взгляда, согласно которому всё было просто: такая-то единица обозначает то-то или то-то. Но позиция Соссюра дала возможность оторваться от огромной массы фактической реализации языковых знаков и заменить их абстракциями, на основе которых уже каждый реализует в речи действия в меру своих возможностей. На основе такого взгляда возникло и очень важное в языке представление о фонеме – абстрактном идеальном звуке, состоящем только из отличительных признаков – в противовес конкретному произносимому звуку. То есть если я скажу «кровавая Мери» и если дедушка Ленин скажет «кговавый режим», второй звук после [к] будет у нас очень разный, но в обоих случаях это будет одна и та же фонема <р>.

Ещё Соссюр ввёл множество других важных и более мелких понятий и идей, которые я здесь уже не буду перечислять, но которые стали базисом современной лингвистики, основой её терминологии и науки вообще. Типа представлений о синтагматике и парадигматике – то есть о том, что языковые единицы могут объединяться последовательно, линейно (например, предложение), а могут организовываться в структуры по принципу ассоциаций (например склонение слова по падежам). Главное же то, что этот человек умер в абсолютном неведении о том, как его труды изменят мир и даже не пытался составить из них книгу. Каким-то чудом, просто сидя в своём швейцарском углу и рассказывая студентам плоды своих размышлений (каждый год немного разные, кстати – мысль-то идёт вперёд), он сформировал путь, по которому вот уже второй век движется современное языкознание. Произвёл революцию в лингвистике. Открыл новые перспективы и показал направления, в которых можно работать. Это и ужасает и вдохновляет одновременно. И приводит к мысли, что если ты занимаешься делом, которое хорошо знаешь и любишь, то это может привести к самым неожиданным результатам.


Источник: vk.com

Комментарии: