Почему децентрализованное планирование не заставит коммунистический «самолёт» взлететь

МЕНЮ


Главная страница
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту
Архив новостей

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2022-12-30 14:47

цифровизация

Среди коммунистов бытует ошибочное мнение, что провалы плановой экономики СССР — это всего лишь горький опыт. Что в следующий раз (которого, конечно же, уже никогда не будет) можно попробовать иные подходы, и тогда точно всё получится. Но на самом деле Советский Союз испытал целое множество разнообразных подходов к экономическую планированию. И все из них были, как говорится, так себе. Все они хронически страдали одними и теми же проблемами. Грубо говоря, весь постсталинский период отметился общей тенденцией к децентрализации планирования.

Вообще, основное внимание отечественных исследователей советской экономики традиционно приковано к периоду Ленина и Сталина. И понятно почему, ведь именно тогда происходили наиболее трагичные и важные моменты в истории СССР. Куда меньше внимания уделяется постсталинской эпохе. Всё это, конечно, давным-давно изучено вдоль и поперёк, и тут не может быть никакой научной новизны. Однако никогда не будет лишним ещё раз повторить давно уже известные утверждения.

При рассмотрении эволюции хозяйственных механизмов СССР, например, довольно известный специалист Григорий Ханин в целом выделяет шесть этапов (если не считать военный коммунизм и НЭП):

1)Начало 1940-ых и конец 1950-ых. Этот период можно условно обозначить как систему жёсткого централизованного планирования, обусловленного подготовкой к войне, и длившегося плоть до реформ Маленкова. Ключевым событием, определяющим общий характер этого этапа, была управленческая реформа 1940-1941гг. Основными операторами в тот период выступали уполномоченные наркоматы в составе Совета народных комиссаров СССР;

2)Конец 1950-ых и середина 1960-ых. Главным событием здесь была хозяйственная реформа 1957 года — конец Сталинской мобилизационной модели (военной экономики, если хотите). Операторами планирования с тех пор выступали уже отдельные экономические районы и Совнархозы;

3)Середина 1960-ых и середина 1970-ых. Косыгинские реформы. Операторами здесь выступали отраслевые министерства;

4)С середины 1970-ых по середину 1980-ых. Этот этап начался с реформы управления промышленностью в 1973 году — планирование перешло к так называемым всесоюзным (республиканским) научно-производительным объединениям;

5)Середина 1980-ых по 1992 год. Та самая перестройка 1985 года — перевод предприятий на хозрасчёт, то есть значительное расширение автономии в управлении корпоративными финансами, можно сказать, возвращение к НЭПу;

6)1992-1993гг. Приватизация, начатая в 1991 году. Соотвественно, конец плановой экономики.

Самыми интересными моментами здесь являются косыгинские реформы (также известные как реформы Косыгина-Либермана) и хозрасчёт.

Почему вообще понадобилось отходить от сталинской модели планирования? Может, раз уж децентрализованное планирование — точно такой же тупик, как и условно говоря централизованное, и поэтому не нужно было ничего менять? Все проблемы ведут к корню, к одной из фундаментальных основ абсолютно любого планирования, а именно к балансовому методу. Техническая сложность расчётов и громоздкая система плановых показателей, без которых государство попросту не могло получать данные, необходимые для планирования, приводила к тяжёлым проблемам чисто производственного характера: к примеру, промышленное оборудование зачастую эксплуатировалось в два раза дольше установленного срока износа. Но об этом позже.

На втором этапе (конец 1950-ых и середина 1960-ых) советские управленцы высшего звена столкнулись с явным хозяйственным кризисом. И, что самое важное, он не имел шокового происхождения, а был системным — перманентно присущим советской экономике на том этапе развития. Вместе с разоблачением культа личности Сталина, Хрущёв попытался изменить и общую форму принципов планирования экономики — переход под руководством Маленкова от военной экономики к условно гражданской в значительной степени уничтожил старые цепочки производства и поставок, а расширять тотальный бюрократический контроль было уже некуда, что было неизбежно при увеличении численности предприятий и номенклатуры производимой продукции. Собственно, чем и была вызвана рецессия, то есть постепенное снижение темпов роста экономики.

В 1961 году Хрущёв в одном из своих партийных выступлений как бы окончательно придал очертания его «новому курсу». По сути все дальнейшие реформы, дискуссии и проблемы были сконцентрированы вокруг одной темы — производительность и рентабельность предприятий. И именно тогда в идеологическую картину плановой экономики вошла не только идея коммерческого интереса, то есть приоритета частной выгоды отдельных предприятий, но и представление об условном предприятии не как о части общей советской корпорации (именно так выглядел образ коммунистического производства у Маркса и Ленина — всеобщий синдикат предприятий), а как об отдельном самостоятельном механизме.

Но постойте, товарищи коммунисты, обвинять Хрущёва в ревизионизме. Возвращаться к сталинской сверхцентрализации было нельзя, поскольку его модель страдала ещё более серьёзной структурной проблемой. Дело было в том, что до Хрущёва и ещё некоторое время при его власти капитальными активами предприятий управлял централизованный орган. По сути это значило, что расширять производственные мощности какого-либо завода можно было только за счёт этого самого органа. Из этого вытекало, что предприятия, стремясь перевыполнить план, расширялись, как говорится, на широкую ногу. Достаточно было только подать заявку в вышестоящую инстанцию, где чиновники также были заинтересованы в перевыполнении плана, и предприятие могло начать расширяться за чужой счёт. А оборачивался такой фокус разбалансировкой строительства и производства: невозможность произвести в срок достаточно стройматериалов и местами неэффективность их поставок тормозили темпы капитального строительства новых цехов, из-за чего временные издержки растягивались на много лет. Если в рыночной экономике построить завод можно было за пару лет, то в советской экономике этот процесс мог растянуться аж на десять лет, поскольку дефицитные стройматериалы распределялись по плановому приоритету: наиболее нужные предприятия строились в первую очередь, а не особо нужные простаивали и ждали своей очереди.

Именно поэтому, когда Хрущёв начал реформировать советскую экономику, главной целью всех его начинаний была именно модернизация. Она же была и основной темой для дискуссий между сторонниками Маленкова и собственно самого Хрущёва. Когда заводы определились как автономные хозяйственные структуры, внезапно выяснилось, что в советской экономике существует огромный технологический разрыв между предприятиями. До Хрущёва, до первых шагов по децентрализации, никого не волновала рентабельность, так как прибыли предприятий централизованно распределялись: наиболее успешные заводы покрывали убытки наименее успешных. И всё в целом более-менее работало в плюс. А вот когда каждое предприятие начало рассчитывать именно собственную рентабельность, технологический разрыв вскрылся со всей полнотой. Тогда же в Советском союзе возникли индивидуальные тарифы: нерентабельным заводам разрешалось отпускать товары по более высокой цене, чем рентабельным, чтобы компенсировать убытки.

Был только один путь — децентрализация. И путь этот сопровождался усилением товарности плановой экономики СССР и переходом от административных методов воздействия на предприятия к экономическим.

Евсей Либерман, учёный-экономист из Харькова, пытался найти решение на тот момент основного вопроса советской экономики: как же сделать так, чтобы предприятия проявляли максимальную заинтересованность в развитии собственных мощностей, если ликвидировать старые методы капитального строительства. Директор типичного советского предприятия — это обычный кадровый менеджер высшего звена, оклад которого не особо меняется, что бы он ни делал. Люди редко когда работают за идею.

В статье «План, прибыль, премия» от 1962 года Либерман фактически прямым текстом заявляет: чтобы достичь наилучшей эффективности управления отдельным предприятием, а значит и всеми предприятиями в экономике, необходимо по-новому разделить обязанности между условными центром и низами. Центр, по мнению Либермана и его коллег, должен получать и планировать только общие показатели, тогда как «низы» — должны получать план только по объёму, номенклатуре (списку производимых и потребляемых позиций) и срокам производства и поставок. Они, мол, лучше всех знают какими резервами располагают, и могут решить поставленную микроуправленческую задачу на местах. Стимулом к этому Либерман рекомендовал изменение принципа премирования работников. Если раньше работники получали премии просто на основе долевого вклада в общее выполнение плана, причём не из средств предприятия, на котором они заняты, а из средств специального фонда, то после реформы Косыгина к этому добавилось обязательная условие-оговорка: премию давали только тем, кто выполнял задачи по снижению показателей себестоимости, времени производства и так далее. Кроме того, по результатам реформ предприятия получали возможность самостоятельно определять так называемый ассортимент основных изделий — центром планировалось только до половины всего объёма производства, тогда как остаточную часть предприятия производили по собственному усмотрению, исходя из запланированной номенклатуры.

В целом советским предприятиям удавалось нарастить прибыль и производительность, хотя они частенько делали это, например, искусственно завышая стоимость сырья, пользуясь индивидуальными тарифами, поскольку всё учитывалось по валовым показателям. Непредвиденные последствия реформы Косыгина доходили и до того, что работать честно, из-за обновлений в системе премирования, было во многих случаях убыточно. Решение этой проблемы, конечно, быстро нашли, но это не так важно, поскольку всё же эффективно решить её мешали уже политические, бюрократические круги интересов. При этом, как указывал Егор Гайдар, даже легендарная (по успешности) восьмая пятилетка была сомнительной с точки зрения управленческих нововведений. То есть крайне сложно утверждать, были ли успехи восьмой пятилетки обусловлены реформами, точнее децентрализацией, тогда как большую роль скорее сыграли внешние факторы и технические погрешности на стороне статистики, поскольку её валовая основа даёт огромное поле для разного рода хитростей, лишь номинально увеличивавших показатели.

А вот с повсеместным внедрением хозрасчёта в годы перестройки во главу угла, над чем тогда бились советские экономисты, встала попытка достичь максимальной полезности прибыли как таковой. То есть хозяйственные реформы Хрущёва были нацелены на рентабельность предприятий, а далее, при Горбачёве, вопрос рентабельности уже переходил к распределению этой самой прибыли. Получить получили, но теперь нужно грамотно распределить. И здесь Советский Союз практически полностью доверил отдельным предприятиям автономию не только в вопросах капитальных инвестиций, но и в вопросах производства в целом. Это, как вы понимаете, был последний гвоздь в крышку гроба всех попыток построить нетоварное коммунистическое производство.

Но всё вышеперечисленное — это действительно не так важно на фоне самой фундаментальной проблемы. Советской экономике на протяжении всего своего существования было жизненно необходимо повысить эффективность распределения товаров. Советская промышленность — эта громадная машина с гигантскими возможностями — могла производить всё необходимое, но главная проблема была в том, что это самое «всё необходимое» невозможно было эффективно распределить вне рыночного ценообразования. То есть дело не в том, что без рыночных цен ничего нельзя произвести, а в том, что без них произведённое попросту невозможно сбыть в полном объёме. Особенно это касается товаров массового пользования. Здесь логика точно такая же, какая руководила Либерманом, частный агент экономики всегда имеет лучшее представление о располагаемых им активах, чем вышестоящий контролирующий орган, потому что взаимодействует с ними непосредственно.

Иным решением, помимо рыночных цен, могло стать очень перспективное направление науки — математическая экономика. Другим индикатором, кроме цен, как выражался Оскар Ланге, могут быть натуральные показатели. Машинные алгоритмы, согласно Ланге, при должном уровне развития вычислительных мощностей могут работать лучше, чем рыночные механизмы, поскольку они представляют из себя обычные математические переменные. Ланге представлял эти две системы (рыночную и плановую экономику) как, условно говоря, серверы с данными. Вообще, вся эта дискуссия о применении вычислительной техники втянула в себя достаточно много интересных личностей. Отто Нейрат, Джон Нейман, Леонид Канторович, Василий Леонтьев, Виктор Глушков, Василий Немчинов и так далее. Все они в итоге так или иначе приходили к моделированию рыночных механизмов, особенно это касалось ценообразования. Они буквально предлагали создать копию рыночной экономики. Но никогда не стоит списывать всемогущую математику со счетов. Я думаю, что она может решить фундаментальные проблемы плановой экономики. И если это всё же так, то есть ли смысл в подобных ухищрениях, чтобы просто смоделировать рынок? Чтобы просто построить фальшивую копирку с естественного хозяйственного порядка — капитализма?

Децентрализация не решает никаких фундаментальных проблем. Всё дело в самом факте централизованного управления, и важно также понимать, что даже децентрализованное планирование имеет директивную централизацию. Как ты ни крути эту несчастную плановую экономику, в ней останутся постоянные балансовые рассинхронизации темпов увеличения планов и уровня загруженности мощностей (эту проблему не смогли решить даже при максимальной хозяйственной автономии предприятий при Горбачёве — лучшим решением тут являются естественные индикаторы, то есть рыночные цены).

Чем дальше плановая экономика отходит от централизованной модели, тем сильнее она превращается в рыночную. А точнее — в копирку рыночной экономики, где простейшие механизмы оперирования информацией просто подменяются аналогами. Здесь нет ничего качественно нового, чем, по идее, должно отметиться коммунистическое производство.


Источник: vk.com

Комментарии: