Когда на днях я прочитал где-то в комментариях «мой бывший оказался нарцем», я понял, что трансформация когда-то «респектабельного» диагноза «нарциссическое расстройство личности» в стигматизирующее

Когда на днях я прочитал где-то в комментариях «мой бывший оказался нарцем», я понял, что трансформация когда-то «респектабельного» диагноза «нарциссическое расстройство личности» в стигматизирующее пугало завершилась, и пополнила такой чудный ряд, как шизик, дебил, истеричка, психопат, абьюзер и так далее. Теперь еще «нарцы».

Вообще это примечательный феномен – как психиатрические и психотерапевтические диагностические категории уходят в массы и неизменно превращаются не в инструмент познания собственной психики («что во мне нарциссического», например), а в способ обозначить плохого Другого, в отличие от себя-хорошего. «Мой бывший – нарц» означает же, что я-то не нарц какой-то, я – жертва этого ужасного человека. Статьи о том, как страшны и извращены эти нарциссы (а еще – «пограничники», шизоиды и истерички, но нарциссы – это прямо психопаты), о том, что невозможно иметь дело с ними, и что нарциссов вокруг очень много – они неизменно популярны как раз за счет того, что всё темное в нашей психике выносится в этот «плохой» тип. «Он/она нарцисс» - и все всё понимают, с сочувствием кивают тем, кто от них пострадал или вспоминают свой опыт страдания от них.

Грусть ситуации в том, что диагнозы в психиатрической и психотерапевтической среде играют совершенно другую роль. Специалистам важны дискуссии вокруг нарциссического или, например, шизоидного расстройств личности (или вообще вокруг понятия «расстройство личности») как раз для понимания того, что движет людьми, обладающими сходными особенностями эмоциональных переживаний и поведения, от которых страдают как они сами, так и люди, их окружающие. А понять важно для того, чтобы помочь, если это вообще возможно. Использование диагнозов в «большом мире» обретает прямо противоположную направленность – они нужны для того, чтобы стигматизировать, назначить на роль плохого объекта, который должен быть разрушен, а не понят и исцелен.

Диагноз используется как способ легализации собственной агрессии в адрес того, кто обходится с нами плохо. Если решить, что обесценивание исходит от нарцисса – то, вроде как, с тобой всё в порядке, всё встает на свои места. А если обесценивает, оскорбляет, унижает кто-то другой – то что, получается, что нужно терпеть? Я замечаю, что иногда отсутствие эмпатии, склонность к газлайтингу, обесцениванию, функциональному отношению к людям относят исключительно к нарциссам, как будто люди с другими характерологическими особенностями ими не обладают (а это совершенно не так). Стигматизация нарциссических черт приводит к тому, что стыдно обнаруживать их в самих себе – это ж что получается, ты тоже фашист? Как однажды иронично пошутили на одной учебной психотерапевтической группе, «шизоидом и истеричкой у нас быть нормально, а вот нарциссы… нету среди нас таких!».

Еще одно следствие стигматизации – это ощущение, что этих товарищей с нарциссическим расстройством личности – пруд пруди. Это специалисты будут разбираться в тонкостях между нарциссическими и истерическими проявлениями, между «ядерным нарциссизмом» и нарциссическими защитами, скрывающими совершенно другие личностные типы и так далее. Простой человек этим закономерно заморачиваться не будет. Обесценил? Нарцисс! Стремишься к успеху и славе? Нарцисс! Не проявил достаточно эмпатии? Сами знаете, кто.

Разумеется, что перекрыть поток информации о человеческой психике в широкие образованные массы невозможно, да и не нужно. Вопрос в том, как и для чего мы эту информацию используем. Можно клеймить и набирать себе сторонников, конечно же (игнорируя или покрывая пеленой стыда собственные черты «нарцисса», «абьюзера» и так далее). Но один из базовых аспектов психотерапевтической помощи, на мой взгляд, можно обозначить так «опирайся на свои ощущения и реальный опыт взаимодействия с другим человеком, а не на свои представления и фантазии о нем». Фокус внимания может быть на «а почему это он или она так себя ведут», а может – на «а что это со мной такое творится в контакте с этим человеком». Или у меня саморегуляция («а что это со мной»), или я использую для нее другого человека и его «диагноз».

А по сути – не имеет значения, есть ли расстройство у человека, с которым нам плохо. Имеет значение то, как это «плохо» устроено и что вы можете сделать (или не сделать) с этим «плохо». Учиться доверять себе и своим переживаниям, и проверять их в контакте. В противном случае в других ситуациях, получается, придется искать новый диагноз для новых проблем с другим человеком? Кто у нас следующий на очереди?

Меня очень радует, что есть и другая, пусть и слабая по сравнению с описанной, тенденция. Где идет попытка популярным языком описать то, как устроен внутренний мир при нарциссическом опыте. Попытки заглянуть в собственные «патологии» и «расстройства» и не ужаснуться и заморозиться в стыде и отвращении, а изучать их, говорить о них, учиться видеть, признавать – и, возможно, где-то и преображать. И еще раз повторюсь: на мой взгляд, для того, чтобы выйти из разрушающих отношений, совершенно не обязательно вооружаться диагностическим ярлыком.

Источник: vk.com

Комментарии: