Двадцать четыре о Гегеле

К. Маркс:

«Но как раз в то время, когда я работал над первым томом "Капитала", крикливые, претенциозные и весьма посредственные эпигоны, задающие тон в современной образованной Германии, усвоили манеру третировать Гегеля, как некогда, во времена Лессинга, бравый Мозес Мендельсон третировал Спинозу, как "мертвую собаку". Я поэтому открыто объявил себя учеником этого великого мыслителя и в главе о теории стоимости местами даже кокетничал характерной для Гегеля манерой выражения.» (Маркс К. Капитал, т. I. Послесловие ко второму изданию);«Ланге презабавно говорит, что в эмпирическом материале я "двигаюсь на редкость свободно". Ему и в голову не приходит, что это "свободное движение в материале" есть не что иное, как парафраз определенного метода изучения материала – именно диалектического метода.» (Маркс К. Письмо Л. Кугельману, 27 июня 1870 г.) «Господа в Германии (за исключением реакционных богословов) полагают, что диалектика Гегеля – «мертвая собака». На совести Фейербаха большой грех в этом отношении...» (письмо Маркса к Энгельсу от 11 января 1868 г.)

М. Штирнер:

«У Гегеля окончательно выясняется, как именно образованнейший жаждет предметного и какое он питает отвращение ко всякой «пустой теории»: мысль должна вполне и в целом соответствовать действительности, миру предметному, и ни одно понятие не должно быть без реальности. Это дало гегелевской системе название объективнейшей: мысли и предметное точно праздновали в ней свое соединение.» (М. Штирнер «Единственный и его собственность»)

В. Ленин:

«Нельзя вполне понять "Капитала" Маркса и особенно его I главы, не проштудировав и не поняв всей Логики Гегеля. Следовательно, никто из марксистов не понял Маркса пол века спустя!!»; «Маркс, следовательно, непосредственно к Гегелю примыкает, вводя критерий практики в теорию познания».; «…мысль включить жизнь в логику понятна и гениальна» (В. Ленин «Философские тетради»); «Гегелевскую диалектику, как самое всестороннее, богатое содержанием и глубокое учение о развитии, Маркс и Энгельс считали величайшим приобретением классической немецкой философии». (Ленин "Карл Маркс" (1914 г.)) «Продолжение дела Гегеля и Маркса должно состоять в диалектической обработке истории человеческой мысли, науки и техники.» ("Философские тетради")

К. Поппер:

«Мои различные [логические] схемы… можно, по сути, представлять себе как усовершенствованные и рационализированные варианты диалектической схемы Гегеля: они рационализированы, потому что действуют целиком и полностью в рамках логического механизма (organon) рациональной критики, основанной на так называемом законе противоречия, то есть на требовании исключения всех обнаруженных противоречий.» (К. Поппер «Объективное знание. Эволюционный подход» Гл. 8 «Реалистический взгляд на логику, физику и историю.»)

Ф. Энгельс:

«Естествоиспытатели могли бы уже убедиться на примере естественнонаучных успехов философии, что во всей этой философии имеется нечто такое, что превосходит их даже в их собственной области (Лейбниц — основатель математики бесконечного, по сравнению с которым индуктивный осел Ньютон является плагиатором и вредителем; Кант — космогоническая теория происхождения мира до Лапласа; Окен — первый, выдвинувший в Германии теорию развития; Гегель […] который своим синтезом и рациональной группировкой естествознания сделал большее дело, чем все материалистические болваны, вместе взятые.» (Ф. Энгельс «Диалектика природы» М.: Партиздат 1934; "«[Гегелевский] Этот метод не подвергался критике, он не был опровергнут, никто из противников великого диалектика не смог пробить брешь в гордом здании этого метода; он был забыт потому, что гегелевская школа не знала, что с ним делать." (Ф. Энгельс "Предисловие к критике политической экономии")

Т. Рокмор:

«Гегель чрезвычайно ускорил послекантовский поворот к истории. Уже упоминалось, что он по существу создал историю философии, какой мы её знаем. Все позднейшие историки философии идут по его стопам. И Гегель предложил теорию написания истории и теорию познания как исторического процесса.»; «Можно считать вполне доказанным, что французская философия начиная с 1930х гг. развивалась под влиянием Гегеля – и даже что вся философия после смерти Гегеля состояла главным образом из откликов на его теории.» (Т. Рокмор «Маркс после марксизма»); «Гегелевское проникновение в природу историчности познавательных процессов — вот чего недостает в дискуссиях двадцатого века о познании.» (Т. Рокмор «По следам Канта. Философия в 20 веке»)

Э. Ильенков:

«В. И. Ленин был глубоко прав, когда заметил, что «нельзя вполне понять «Капитал», и особенно его первую главу, не проштудировав и не изучив всей Логики Гегеля». Без этого условия понимание «Капитала» останется формальным, т.е. по тенденции – догматичным» (Э. Ильенков «Маркс и западный мир»)

А. Кожев:

«Если абстрагироваться от пережитков прошлого, известных Гегелю и им описанных (включая «либерализм»), а потому не пригодных, для того чтобы противопоставлять их Гегелю в качестве исторического или «диалектического» опровержения, можно констатировать, что нет буквально ничего вне гегельянства (осознанного или нет) ни в плане самой исторической действительности, ни в плане мысли или дискурса, которые имели бы какой бы то ни было исторический отзвук.» (А. Кожев «Гегель, Маркс и христианство»)

Ф. Ницше:

«Возьмем, в-третьих, удивительную уловку Гегеля, который проломил ею все логические навыки и изнеженности, рискнув учить, что родовые понятия развиваются друг из друга: каковым тезисом умы в Европе и были преформированы к последнему великому научному движению, к дарвинизму, — ибо без Гегеля нет Дарвина.»; «Мы, немцы, — гегельянцы, даже если бы никогда не было никакого Гегеля, поскольку мы (в противоположность всем латинянам) инстинктивно отводим становлению, развитию более глубокий смысл и более богатую значимость, чем тому, что “есть”…» (Ф. Ницше «Весёлая наука»)

М. Хайдеггер:

«Вопреки пресной болтовне о крушении гегелевской философии остается в силе одно: в XIX столетии только эта философия определяла собой действительность, хотя и не в поверхностной форме общепринятого учения, но как метафизика, как господство бытия сущего в смысле удостоверенности. Противотечения, идущие против этой метафизики, послушны ей. Со смерти Гегеля (1831) всё — лишь противотечение. Не только в Германии, но в Европе.» (М. Хайдеггер «Преодоление Метафизики» 36-46гг); «…гегелевская философия, которая в определенном аспекте была завершением, была таковым лишь как опережающее продумывание областей, по которым двинулась последующая история 19 столетия. Что это столетие заняло на расположенной ниже гегелевской метафизики плоскости (позитивизма) позицию отталкивания от Гегеля, есть, мысля метафизически, лишь свидетельство его сплошной зависимости от Гегеля...» (М. Хайдеггер «Европейский Нигилизм»)

А. Герцен:

«Середь этой междоусобицы я увидел необходимость ex ipso fonte bibere [Пить из самого источника] и серьезно занялся Гегелем. Я думаю даже, что человек, не переживший «Феноменологии» Гегеля и «Противуречий общественной экономии» Прудона, не перешедший через этот горн и этот закал – не полон, не современен. Когда я привык к языку Гегеля и овладел его методой, я стал разглядывать, что Гегель гораздо ближе к нашему воззрению [революционеров- В.К.], чем к воззрению своих последователей [правых гегельянцев-В.К.], таков он в первых сочинениях, таков везде, где его гений закусывал удила и несся вперед, забывая «бранденбургские ворота». Философия Гегеля – алгебра революции, она необыкновенно освобождает человека...» (А. Герцен «Былое и Думы»)

К. Шмитт:

«Тем не менее, Гегель всюду остается в высшем смысле политическим. Даже те из его работ, которые касаются актуальных проблем тогдашней эпохи, прежде всего, гениальная ранняя «Конституция Германии», лишь документируют как нечто самоочевидное, явственно зримое сквозь эфемерную правильность или неправильность данных сочинений, ту философскую истину, что всякий дух есть современный, присутствующий в настоящем дух, и его невозможно обнаруживать или искать ни в «репрезентации» эпохи барокко, ни в «алиби» эпохи  романтизма. Это — гегелевское «Hic Rhodus», в этом — подлинность философии, которая не пускается в фабрикацию интеллектуальных ловушек, оставаясь в «неполитической чистоте» и чистой неполитичности.» (К. Шмитт «Понятие политического»)

А. Хандруев:

«Величайшая заслуга Гегеля состоит в том, что он первым увидел связь политэкономии и философии. Вся последующая история науки подтвердила, что для политэкономии, выступающей методологической основой всей системы экономических дисциплин, особенно важным является единство подлинно стратегического взгляда на мир хозяйственных отношений и культуры мышления.» (А. А. Хандруев «Гегель и политическая экономия»)

Ю. Хабермас:

«Первым философом, который развил ясное понятие модерна, был Гегель. Поэтому, если мы хотим понять, что означала внутренняя связь между модерностью и рациональностью <…> мы должны обратиться к Гегелю.»; «Гегель открыл, начал дискурс о модерне. Он ввел тему — самокритичное подтверждение модерна; установил правила, по которым тема может варьироваться, — диалектику просвещения. Гегель возвел историю времени, эпохи до ранга философии, он привел к соприкосновению вечное и преходящее, безвременное и актуальное и таким неслыханным способом изменил характер философии.» (Ю. Хабермас «Философский дискурс о модерне»)

А. Ерохов:

«В одном из своих писем Ф. Энгельс заметил, что если бы Гегелю «...пришлось писать “Философию природы” теперь, то доказательства слетались бы к нему со всех сторон» [16, 275]. Это было сказано в 1858 году, ровно сто пятьдесят лет назад. За эти годы доказательства не просто слетались со всех сторон, они постепенно выстраивались в строгую систему и эта система всё более рельефно воспроизводит очертания гегелевской системы. Фрагментарная, разорванная картина реальности обретает подлинную гармонию упорядоченности в простоте отношений. В своём отчаянии добиться понимания современников, Гегель, тем не менее, был убеждён, что «...наступит время, когда почувствуют необходимость в науке, кладущей в своё основание понятия разума» [9, 115]. Это время уже наступило. Ибо всё действительное разумно и всё разумное действительно.» (А. Ерохов «Теория всего и ответ Гегеля»)

М. Фуко:

«Но чтобы реально освободиться от Гегеля, нужно точно оценить, чего стоит это отдаление от него, нужно знать, насколько Гегель, быть может каким-то коварным образом, приблизился к нам, нужно знать, что все еще гегелевского есть в том, что нам позволяет думать против Гегеля, и нужно понять, в чем наш иск к нему является, быть может, только еще одной хитростью, которую он нам противопоставляет и в конце которой он нас ждет, неподвижный и потусторонний.» (М. Фуко "Порядок дискурса. Работы разных лет" М. 1996г.)

Ж. Деррида:

«Непризнанное, легкомысленно трактуемое гегельянство таким образом лишь распространяет свое историческое господство, беспрепятственно развертывая наконец свои безмерные ресурсы по охвату. Наиболее легкой гегелевская очевидность кажется в тот миг, когда она наконец начинает давить всем своим весом.»; «После более чем столетия разрывов, преодолений — вкупе с перевертываниями или же без таковых, — определить отношение к Гегелю на редкость трудно: безоговорочное сообщничество сопровождает гегелевский дискурс, принимает его всерьез до самого конца, без какого бы то ни было возражения в философской форме…» (Ж. Деррида «Письмо и различие»)

Ф. Фукуяма:

«В начале 1999 года Оуэн Харрис, редактор «Национального интереса» (The National Interest), попросил меня написать десятилетнюю ретроспективу по моей статье «Конец истории?», впервые опубликованной летом 1989 года. В той статье я утверждал, что Гегель был прав, говоря, будто история закончилась в 1806 году, поскольку с тех пор не было существенного движения за пределы принципов Французской революции, а в победе Наполеона под Иеной в 1806 году Гегель видел консолидацию этих принципов.»; «Гегель никогда не пользовался хорошей репутацией в англосаксонском мире, где его называли реакционным апологетом прусской монархии, предтечей тоталитаризма двадцатого века и, что с англоязычной точки зрения всего хуже, трудным в чтении метафизиком. Эта предубежденность к Гегелю не позволяла видеть его важную роль как одного из основателей современной философии. Хотим мы признать этот долг или нет, но Гегелю мы обязаны самыми фундаментальными аспектами сегодняшнего нашего общественного сознания.» (Ф. Фукуяма «Конец истории и последний человек»)

С. Жижек:

«Так что, если вы спросите меня под дулом пистолета, что я хотел бы сделать, я отвечу, что на самом деле, мне хотелось бы актуализировать Гегеля. Все мои разбирательства с психоанализом это лишь способ подобраться к Гегелю. И хотя я и верный марксист, но вся Марксова критика Гегеля представляется мне одним большим недопониманием. Поэтому я хочу предложить следующую нелепую и провокативную формулу—философия начинается с Канта и заканчивается Гегелем. Все, что было до Канта, было предисловием, все, что было после Гегеля, было недопониманием.» (С. Жижек "Философия начинается с Канта и заканчивается Гегелем. Интервью." Журнал Логос дата)

А. Бадью:

«Его [современного дискурса] критика Гегеля является на самом деле критикой самой философии в пользу искусства, или права, или некоего незапамятного и несказанного Закона. Вот почему нужно заявить, что этот дискурс, который подстраивает многообразие регистров смысла под какой-то безмолвный коррелят, есть не что иное, как СОВРЕМЕННАЯ СОФИСТИКА. Тот факт, что подобный, вполне продуктивный и виртуозный дискурс принимают за философию, демонстрирует неспособность философа твердо провести сегодня основополагающее размежевание между собой и СОФИСТОМ.» (А. Бадью «Манифест Философии»)

Р. Негарестани:

«Как человек, которого научили ненавидеть Гегеля, я не могу в достаточной мере выразить, насколько большой вклад Гегель внес в философию, политическую теорию и т.п. в том виде, в котором мы знаем их сегодня, а также насколько значимую роль англофонная рецепция Гегеля сыграла в распространении влияния Гегеля. Среди наиболее недавних комментаторов Гегеля Рид Уинегар также достоин внимания. Его исследование гегелевской концепции времени нельзя охарактеризовать иначе, как поразительное.» (Р. Негарестани «Запись в Фейсбук от 30.08.2017г».)

В. Соловьев:

«Характерное для гегельянства требование от идеи, чтобы она оправдывала свою истинность осуществлением в действительности, и, с другой стороны, требование от действительности, чтобы она была осмысленною, т. е. проникнутою идеальным содержанием — это двойное требование могло, конечно, оказывать лишь самое благотворное нравственное влияние на подчинявшееся ему сознание.»; «Внутреннее формальное достоинство этой философии, как системы, не подлежит сомнению так же, как и важность идей, внесенных ею в науку и общее сознание…» (В. С. Соловьев «Гегель»; «Статья из Энциклопедического Словаря»)

Г. Маркузе

«Таким образом, социально-политическая теория, ответственная за развитие фашизма в Германии, соотносилась с гегельянством в прямо противоположном смысле. По всем своим целям и принципам она была антигегельянской. Наилучшим свидетельством этому является деятельность Карла Шмитта, серьезного политического теоретика национал-социализма. В первом издании своего «Понятия политического» (Begriff des Politischen) он задает вопрос о том, как долго «гегелевский дух» витал в Берлине, и отвечает, что «в любом случае школа, ставшая влиятельной в Пруссии после 1840 года, предпочитала иметь дело с «консервативной» философией Ф. Шталя, тогда как Гегель отправился в странствование, двигаясь от Карла Маркса к Ленину и в Москву». Весь этот процесс он резюмирует ярким высказыванием о том, что «в тот день, когда Гитлер пришел к власти, Гегель, так сказать, умер». (Г. Маркузе «Разум и революция. Гегель и становление социальной теории»)

А. Д. Власов:

«Стоит только посмотреть, как Шопенгауэр, Ницше, Фейербах, Гуссерль и др. немецкие философы с каким-то «неистовством души» рвались в открытую дверь «Феноменологии духа», где для каждого было уготовано свое место в соответствии с гегелевской классификацией состояний или стадий развития духа. Иными словами, Гегель изложил их идеи, которые они пытались противопоставить идеям Гегеля, ещё раньше, чем эти критики начали сознательную жизнь, и при том лишь в качестве иллюстрации своих собственных идей более высокого порядка.» (А.Д. Власов «Словарь по философии Гегеля (Феноменология духа)»)

Порядок: Маркс Энгельс Герцен Ленин Ильенков Хандруев 6Ницше Хайдеггер Кожев Шмитт Маркузе  Хабермас Фуко Деррида Бадью Жижек 17 Штирнер Поппер Фукуяма Рокмор Негарестани 20 Соловьев Ерохов Власов

Источник: proza.ru

Комментарии: