ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В ГОТИКО-РОМАНТИЧЕСКОМ СТИЛЕ

Этимологические исследования и элегические медитации, которые начинаются в поле языка, чтобы далее распространиться в поле смыслов и предполагаемых ими реальностей.

Наша отправная точка – это этимология, происхождение и изначальное значение слов. Интересующие нас слова – это «alienist» и «psychiatrist», «psychiatre». Имена, которыми называли тех, кого считали специалистами по психопатологиям. Алиенист или психиатр. Первое именование возникает раньше, чем второе.

В своем психопатологическом значении слово «alienist» используется с середины XIX века. Происхождение его достаточно понятно: alien, alienist, alienation и все подобные слова имеют один общий корень ?????, alius — другой, иной, отличающийся, непохожий. Альтернатива, альтернация, аллель, алломорф, аллоним, аллофон, аллегория, аллоритмия — все это слова единого корня. Они отсылают нас к инаковости, изменчивости, измененности, чужеродности.

Alien – это чужак, пришлый иноземец. Инопланетным пришельцем он становится только в середине XX века. До этого момента он уже существовал на протяжении многих столетий. Странный, посторонний, другой, отличающийся, иной, иноземный. Каждый мог стать им, каждый мог подвергнуться внутренней или внешней алиенации: стать отчужденным от себя или чужим для других.

Если мы посмотрим частоту использования слов «алиенист» и «психиатр» по всем оцифрованным английским и французским текстам, то мы увидим, что примерно с 1860-х до 1910-х годов «алиенист» используется чаще, чем «психиатр». В английском корпусе текстов психиатр вырывается вперед примерно в 1918 году, во французском – в 1920 году.

К концу 1850-х появляется алиенист, к концу 1880-х набирает устойчивость употребления психиатр, и только спустя 30-40 лет последний начинает доминировать.

В первом слове, как мне кажется, больше смысла и больше правды.

Здесь рефлексия над словами и их значениями переходит к рефлексии над тем, что они называют и какую реальность предполагают или несут внутри себя.

Психиатр – это просто представитель психиатрии, человек, получивший образование по утвержденной специальности. В лучшем случае и буквальном переводе это «врачеватель психики»: врач, распространивший свою медицинскую функцию теперь и на психические патологии.

Алиенист – это специалист по иному, это тот, кто сталкивается с инаковостью и чужеродностью, тот, кто должен быть специалистом в понимании того, что лежит за пределами привычного. Он идет к иным, к инаковым, к отчужденным, чтобы разгадать тайну их состояния. Он идет в земли ночи, чтобы найти тех, кто живет там и тех, кто там заблудился. Он должен стать одним из них, понять их и вывести оттуда тех, кому потусторонние пространства стали не новым домом, а страной кошмара; тех, для кого сознание стало серией бессмысленных пыток в безориентирной дистопии.

Конечно, слово само по себе – недостаточный повод для описания или воссоздания того, кого им называют. Но я и не говорю про конкретных людей, которые, возможно, сами ничего подобного не думали, не чувствовали и не делали. Я говорю о том, что само это слово несет в себе и пробуждает идеи, коннотации и отсылки гораздо более осмысленные и правильные, чем слово, пришедшее ему на смену. Оно имеет связь с самим предметом внимания и осмысления, оно несет в себе подспудные эмотивные рифмы, смысловые аллюзии, множественные глубинные слои.

Психиатр – это профессия, полученная в полностью институализированном и рутинизированном мире. Алиенист – это человек из мира, где рутинные структуры еще не сформировались до конца, где еще не застыли косные каноны новой дисциплины, где существует иная сеть предпосылок и предвосхищений. Алиенист – это почти иллюзионист, доктор-детектив из готических английских романов, французский фокусник, маг-менталист. Его имя позволяет создать из него и увидеть в нем образ, который более правилен и более правдив.

Это не позитивистская наука, препарирующая очевидную данность на высвеченном медицинскими лампами столе. Это не профессия, которую можно усвоить как набор навыков, доступных любому, кто потратит несколько лет на посещение лекций и семинаров. Это не медицинская практика, занятая телом, лекарствами, веществами, имеющая дело с физиологичной вещностью.

Это туманное искусство, доступное немногим, так же, как немного мы можем встретить гениальных иллюзионистов, визионеров и детективов. Это постоянные погружения в иные глубины, вход в чужие пространства, путешествия в иные земли, которые незнакомы всем остальным людям, живущим вокруг. Это опыт становления чужим для самого себя, опыт выхода за пределы себя, опыт взгляда на все свое как на чужое, на все привычное и закономерное – как на странное и случайное.

Именно такое совлечение смыслов, символов и чувственных значений я считаю наиболее подходящим и правильным.

Конечно, это художественный образ и образ восходящий, т.е. переносящий исходный набор идей и предустановок в более высокий регистр. Но именно он и кажется мне наиболее релевантным в данном случае.

Само «безумие» определяется здесь как множественные и разнообразные формы инаковости. Инаковости по отношению к культурным нормативам, описывающим пространство узаконенных и привычных вариантов психической жизни и поведения.

Это в том числе означает, что некоторые психо-поведенческие описания, собранные под именем тех или иных психических болезней в условных МКБ или DSM, не будут подпадать под определение инаковости. Или же сама она должна будет пониматься совсем узко. Для полноценного определения инаковости мы должны будем определить и описать те нормативы, которыми исчерпывается диапазон нормальности в конкретном сообществе: например, мы сможем выделить и описать эмоциональные нормы, правила чувствования, правила категоризации и классифицирования, правила поведения в конкретных ситуациях или фреймах и т.д. Но все это не сегодня. Все это для текста с другой атмосферой, другими целями и другой структурой.

Сейчас я хочу всего лишь прояснить этот момент: безумием называют иное. Иное – это всегда относительное определение, его содержание задается чем-то, по отношению к чему оно оказывается не-таким, другим, выходящим за границы. В нашем случае сама эта фиксация инаковости часто оказывается завершением дела: некоторые виды поведения и высказываний различаются как не-нормативные и безумные. Далее они классифицируются в ту или иную рубрику, принципы создания которой поверхностны и слабо отрефлексированы.

Это показывает то, насколько обычный исследователь, психолог или психиатр является посторонним по отношению к тому, о чем говорит. Он не занимается изучением своего предмета, он не погружается в него – он останавливается на границе. Когда он ощущает эту границу, он понимает, что то, куда он смотрит – это область иного, не-нормального, неадекватного. Но он редко пытается понять, чем является это иное. Он фиксирует сам факт инаковости и распределяет это нечто в одну из слабо определенных и плохо описанных групп. Он опирается на внешние признаки, которые смутно различает, всматриваясь в неизвестные очертания со своей стороны границы и не пересекая ее.

Классификация психических болезней и подавляющее большинство психиатрических понятий созданы именно этим актом поверхностного описания в своих непроясненных категориях того, что тебе неизвестно и что ты наблюдаешь только в виде смутных внешних очертаний, не представляя и не пытаясь представить, чем оно в действительности является, какова его внутренняя структура, каковы пространства его присутствия, какова его внутренняя реальность. Это классификация по слабо мерцающим вдали внешним признакам, т.е. по несущественным и непонятым признакам, классификация с помощью чужеродных нерелевантных категорий, классификация, осуществляемая теми, кто никогда не переходит границу и не понимает, почему она проложена именно здесь и как были созданы все те структуры, которые проецируют эту границу наружу, структуры, которыми является тот, кто смотрит.

Это не то, как мы должны поступать, когда пытаемся понять позитивную сущность чего-либо. То есть понять, чем оно является, а не определить его через непохожесть на нечто другое. Негативное определение – это определение через несоответствие изначально установленному ориентиру. Безумие – это все, что не разум; патологичное – это все, что выходит за границы различных локальных норм. Это то, как обычно происходило и происходит подобное определение, но не то, как его нужно совершать.

Вместо негативного определения через слаборефлексивное соотнесение с заранее предустановленным локальным образцом, мы должны подходить к каждой форме психической жизни именно как к особой форме жизни. Я пользуюсь максимально общим словом, чтобы не уточнять сейчас, что именно мы могли бы исследовать: предполагаемые психические структуры, феноменологические миры и т.д. В любом случае, все это мы должны будем познавать как нечто самодостаточное и лежащее в центре нашего внимания. Как то, что мы хотим понять и описать во всей его полноте, а не определить как не-Х и сложить с себя ответственность за содержательное понимание.

Когда становится понятно, что привычные ориентиры не универсальны, а локальны, не внеисторичны, а историчны и временны, не обязательны, а контингентны, т.е. всегда могли бы быть другими и являются другими в других сообществах и местах, тогда и сами эти ориентиры исчезают. Тогда уже нельзя сказать «это иное, это ненормальное, это безумно». Никакого абсолютного ориентира, мерила и образца больше нет. Теперь мы исследуем разные рациональности, разные виды чувств и телесных выражений, разные виды телесных сокрытий и имажинативных структур, разные мыслительные принципы и внемыслительные переживания.

Локальные сборки моральных, интеллектуальных, эмотивных, поведенческих и прочих нормативов перестают иметь привилегированное положение, перестают стоять в центре – они теряются в общей массе гигантского пространства актуальных и возможных вариаций. Теперь мы можем встретить их иногда в этом огромном мыслящем торнадо, чтобы тут же потерять их из виду среди прочих типов самых разнообразных сборок, структур, смыслов, путей и форм.

Теперь они получили то место и то определение, которое всегда и заслуживали: несколько малозаметных точек в безграничном пространстве, несколько тусклых комет в огромном звездном небе. Только теперь мы и сможем причаститься к его огромности и начать изучать все остальные звезды и скрытые пространства между ними. Их бесконечно больше, чем тех, на которые мы смотрели и в которых мы жили раньше.

Источник: vk.com

Комментарии: