17-18 сентября 2021 конференция семинара ЯЗЫКИ ПСИХИАТРИИЯ (ZOOM)

МЕНЮ


Главная страница
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту
Архив новостей

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2021-09-11 15:36

лингвистика

Я как другой: Инаковость исследователя и странность объекта.

(ВХОД СВОБОДНЫЙ. КОДЫ ВХОДА ZOOM БУДУТ ОПУБЛИКОВАНЫ В ГРУППАХ СЕМИНАРА ВАТСАП И ТЕЛЕГРАМ)

ПЛАН

17 сентября

1 сессия. 16.00-18.00

Клинико-антропологическая. Ведущий С. Давтян

Дворкин И. "Четверо вошли в Пардес. Спор осенью 1922 Бубера и Розенцейга об "Оно".

Амусин Г." Выход за пределы"

Казакова И. Психоанализ на родном и чужом языке

18.00-18.30. Перерыв

2 сессия 18.30-20.30.

Психиатрическая Ведущий И. Зислин

Давтян С., Давтян Е. "Психиатр как космолог: темная материя микрокосма"

Зислин И. Психиатр как историк. Психоаналитик как антрополог

Христофорова О. Антрополог как психиатр? Междисциплинарность и запретные зоны

18 сентября

3. Сессия. 16.00-18.00.

Лингво- антропологическая. ведущий Е. Давтян

Сизова О "Логопед как антрополог и два ее племени" (эгалитарные и иерархические сообщества в детсадовской группе)

Овчинникова И. "Когда психолингвист вмешивается в анализ big data: семантический анализ информационных каскадов"

Новикова Грунд М. Странный читатель странного текста и странный персонаж этого текста – в литературе и в психотерапии.

18.00-18.30. Перерыв

4 сессия. 18.30.-20.30.

Историко- антропологическая. ведущий И.Зислин

Петров Н. Как описать необыкновенный текст

Панченко А. "Онтологический поворот", "стигматизированное знание" и современная антропология.

Тогоева О. "Преступник как Другой: визуальные маркеры инаковости в Средневековье"

-----------------------------------------------------------------—

АБСТРАКТЫ ДОКЛАДОВ

Илья Дворкин. Философия. Иерусалим.

"Четверо вошли в Пардес. Спор осенью 1922 Бубера и Розенцейга об "Оно".

В одном и том же 1923 г. по-немецки вышли две книги, сыгравшие важную роль в истории культуры «Ich und Du» Бубера и «Das Ich und das Es» Фрейда. На это, далеко не случайное, совпадение уже давно обратили внимание исследователи. Еще большее удивление вызывает совершенно разный не согласующийся смысл понятия «Оно» (Das Es). Этому плохо переводимому на английский понятию в его латинской версии «Id» было суждено сыграть важную роль в психологии 20 века. Однако, еще интереснее, что за год до выхода двух означенных книг между Бубером и его другом единомышленником Розенцвейгом разыгралась довольно острая полемика об «Оно». Прочитав за год до ее выхода рукопись «Я и Ты» Бубера, Розенцвейг резко раскритиковал его концепцию «Оно». Свою книгу на эти темы «Звезда избавления» Розенцвейг выпустил уже в 1921 г., а в сентябре 1922 он написал Буберу письмо в котором резко выступил против противопоставления Ты и Оно у Бубера. Как не удивительно, концепция Оно у Розенцвейга значительно ближе к фрейдовской, хотя она была опубликована на два года раньше Фрейда. Более того, она предвосхищает идеи психологии конца 20 века, в том числе Лакана. Розенцвейг считает, что средством включенности человека в мир является язык, который дает нам доступ к настоящему времени к межличностным отношениях, является основой исправления и реализации души. Но язык согласно Розенцвейгу проходит три стадии, он их описывает как язык творения, язык откровения и язык избавления. Язык творения, представляет нам мир как живую и значимую реальность, выражающуюся в изолированном пр6едикативе (категории состояния) «Хорошо». Первичными элементами языка творения становятся указательные местоимения – это, то, здесь, там и т.д. Это мир 3-го лица, но именно он составляет основу для личного отношения в языке. Личные местоимения – Я, Ты и другие появляются на следующем этапе развития языка. Наконец, высшая стадия развития языка состоит в «языке избавления», в котором человек устанавливает адекватные отношения между своей внутренней личной и внешней реальностью. Разрыв между «Я и Ты» с одной стороны и миром 3-го лица (Оно) с другой стороны согласно Розенцвейгу ведет к безумию, и именно это безумие согласно этой точке зрения предполагает миру Бубер. Вся ситуация описывается Розенцвейгом известной талмудической притчей про четверых, которые вошли в Пардес (Сад истины). Этих четверых он сравнивает с Когеном, Бубером, собой и теми «другими», которые придут за Бубером. Им будет хуже всего, т.к. они будут «вырубать молодые насаждения». Путь же, который предлагает Розенцвейг это путь рабби Акивы – «вошел с миром и вышел с миром». Это путь избавления, который сохраняет единство личности и адекватность внутреннего и внешнего.

Георгий Амусин.Психотерапевт.Психоаналитик. Екатеринбург.

Выход за пределы"

" Выход за пределы" Темы смены восприятия у спеца психиатра и психоаналитика при входе в профессию и при дальнейшем развитии профессионализма очень мне интересна.Специалисту нужны восприятие и мышление и производное от них коммуникативность . Это пожалуй три кита. Говоря о пределах , неизбежна тема кризиса и его проявлений в психиатрии , психотерапии и психоанализе. И , вероятно , близкая Вам идея : что может дать дисциплинам о психических процессах контакт с культурологами , антропологами , филологами и философами.

Ирина Овчинникова

(Сеченовский университет, Москва, Россия – ManPower Language Solution, Israel)

Когда психолингвист участвует в обработке Big Data

В докладе обсуждаются способы и приемы ручной семантической обработки и дискурсивного анализа коллекций сообщений в социальных сетях, необходимой для определения сдвигов в обсуждении горячих тем, появления смысловых искажений в информационных каскадах, анализа соотношения мнений и оценок, выявления авторитетных для массового пользователя источников информации.

Различия в подходах к Big Data, требований к точности автоматической обработки сообщений и статистической достоверности результатов между психолингвистикой (когнитивной наукой в целом) и компьютерными науками предполагают сочетание детального семантического и дискурсивного анализа, включая описание единичных случаев (anecdotal evidence), с применением стандартных алгоритмов обработки всего массива данных.

Исследование выполнено в соавторстве с Л. Ермаковой (HCTI - EA 4249, Universit? de Bretagne Occidentale Brest, France) и Д. Нурбаковой (University of Lyon Villeurbanne, France) на материале на материале коллекции сообщений о способах лечения Covid-19 в англоязычном Твиттере (10 млн твиттов), собранной в апреле – июле 2020.

Ольга Тогоева

Институт всеобщей истории РАН. Москва.

Преступник как Другой: визуальные маркеры инаковости в Средневековье

Я хочу поговорить о том, как изображали преступника в Средние века, как давали понять читателям рукописей, что на миниатюре изображен именно он (причем часто - с указанием не только на его противоправные действия вообще, но и на совершенно конкретное преступление). И вообще - о том, как в визуальном образе средневекового преступника пересекались различные дискурсы восприятия: собственно правовой, религиозный (преступник как иноверец) или этнографический (преступник как инородец)

Ольга Христофорова

РГГУ/ РАНХиГС

Антрополог как психиатр? Междисциплинарность и запретные зоны

Современная антропология – комплексная наука. Во второй половине прошлого столетия она разделилась на целый ряд субдисциплин, многие из которых сейчас позиционируют себя как самостоятельные научные направления. Это касается, в частности, психологической антропологии, (суб)дисциплины с почтенным столетним стажем, и, в несколько меньшей степени (по «выслуге лет» и зависимости от основного «ствола» антропологии) – этнопсихиатрии. Исследователь (антрополог, психолог, или психиатр), специализирующийся в этих областях, находится в зоне междисциплинарности.

Но попадание в эти области может быть не специальным для исследователя – каждый из полевиков, наверное, может вспомнить такие ситуации в своей этнографической работе, когда ему приходилось иметь дело с феноменами, в западной научной «нозологии» проходящими по ведомству психиатрии. Как рассматривать и описывать эти феномены? Как провести границу между культурными фактами и психопатологией – так же, как это делают местные жители, или иначе? Существует ли «красная линия» для антрополога в описании феноменов, находящихся за пределами психиатрической нормы, и, если да, какова ее природа (эпистемологическая, этическая или иная)? Что делать с запретными зонами, если мы их выделяем, в научном дискурсе – умалчивать или описывать их границы, писать о них статьи или рассказывать в кулуарах? В докладе на примере нескольких кейсов из полевого опыта автора мы попробуем разобраться с этими вопросами.

Марина Новикова-Грунд

Московский Международный Университет

Странный читатель странного текста и странный персонаж этого текста – в литературе и в психотерапии.

Странный читатель странного текста и странный персонаж этого текста – в литературе и в психотерапии.

Под лингвистическим давлением читатель текста отождествляется с его персонажем. Неагенсные конструкции и внутренние предикаты – инструменты, которые и порознь мощно побуждают читателя отождествиться с персонажем. Но если неагенсная конструкция построена вокруг внутреннего предиката, то уклониться от самоотждествления с героем читателю не удастся. Если это происходит в отношении художественного текста, то можно говорить о «волшебной силе искусства». Но в диалоге клиента с психотерапевтом эту волшебную силу следует контролировать. Надо также учитывать взаимное притяжение странных персонажей и странных читателей и сознательно его использовать.

Ольга Сизова

Логопед. СПб.

Логопед как антрополог и два ее племени: иерархические и эгалитарные сообщества в детсадовской группе

Смена иерархических и эгалитарных тенденций в обществе, равно как и аналитических и синтетических тенденций в языке, носит циклический характер. Соответственно, вне зависимости от того, какая из тенденций преобладает и характеризует текущее состояние общества или языка, противопоставленные тенденции присутствуют и могут быть выявлены в способах социального взаимодействия или речевой деятельности представителей социума/носителей языка. Именно эти, противопоставленные основным, тенденции и составляют потенциал социальных/языковых изменений. Концепция феноменов третьего вида, являющихся результатом человеческих действий, но не человеческих намерений, применяется для объяснения как языковых, так и социальных изменений. Возникновение феноменов третьего вида объясняется посредством теории невидимой руки: сходство намерений индивидуальных действий на микроуровне в качестве результирующей приводит к таким изменениям на макроуровне (в языке или в социуме), которые не были запланированы в индивидуальных действиях. Однако, мотив к совершению действий определенным способом и, соответственно, причины сходства намерений, осуществляемых посредством этих действий, остается необъясненным. Неясно, почему определенный способ действия на определенном этапе развития становится предпочтительным, хотя он был доступен и на предыдущем этапе, не становясь, однако, превалирующим. Используемый метод исследования речевогоразвития и поведения дошкольников – лонгитюдное включенное наблюдение – сопоставим с антропологическим методом полевого исследования. Анализ и сопоставление речевых и поведенческих способов действия детей, особенности формирования корковых функций коры головного мозга которых определяют становление одного из двух (аналитического или синтетического) противопоставленных способов освоения родного языка, дает основания для следующих предположений: 1) сходство избираемого способа языкового или социального действия обусловлено сходством функционально превалирующих корковых структур; 2) закрепление способа действия как превалирующего на данном этапе развития языка или социума связано с синхроническим превалированием носителей определенных функциональных корковых конфигураций

Ирина Казакова

Психоанализ на родном

и чужом языке

В центре моего сообщение будет находиться два феномена – перевод и перенос (?bersetzung und ?bertragung). И то, и другое разворачивается в интерсубъективном пространстве и предполагает особое, не само собой разумеющееся отношение к речи Другого. Как ситуация психоанализа, так и ситуация перевода с одного языка на другой подвешивают повседневную самопонятность речи и амплифицируют сокрытую в ней несамопонятность (даже если речь идет о моноязыковом пространстве), за которой при более глубоком рассмотрении обнаруживает себя не лингвистическое, а психическое измерение. Во всяком случае, именно в этом ракурсе я попробую размышлять, проходя через ряд феноменов, которые были обнаружены мной, с одной стороны, в опыте перевода, а с другой стороны в опыте психоаналитической психотерапии на иностранном (немецком) языке.

Степан Давтян . Психиатр. СПбГУ, Елена Давтян Психиатр РГПУ им. А.И.Герцена Психиатр как космолог: темная материя микрокосма

Согласно современной космологии, на долю наблюдаемой вселенной со всеми ее галактиками приходится около 4% массы, всё остальное – темная материя и темная энергия – прямому наблюдению недоступно. Если бы вселенная была человеком, она могла бы рассказать нам кое-что о своей скрытой сущности, но она – не человек. Зато человек подобен вселенной: античное представление о человеке как вселенной (микрокосме) актуально до настоящего времени, хотя и присутствует в большей степени в эзотерических учениях – порой весьма далеких от современных научных и философских представлений. Человек, наблюдающий другого человека, подобен астроному, наблюдающему звездное небо. Психиатра, подобного астроному, мы бы назвали бихевиористом, а подобного астрологу – психоаналитиком. А каким должен быть психиатр, подобный космологу?

Иосиф Зислин психиатр. Независимый исследователь. Иерусалим.

Психиатр как историк. Психоаналитик как антрополог

Сопоставление психиатрического и психоаналитического подходов может пролить свет на глубинные процессы, происходящие в процессе лечения.

На наш взгляд, наиболее удачной аналогией противопоставления психотерапевтического и психоаналитического подходов является спор историков и антропологов об интерпретации исторической реальности и ее правильном описании. Для историка восстановление исторических фактов, «так, как они имели место на самом деле», – основная задача. Напротив, антропологический подход подразумевает не восстановление реальных фактов, а понимание того, как в сознании людей или целых поколений реальные или выдуманные явления возникали, развивались и преломлялись.

В указанном примере мы можем усмотреть немало полезных аналогий и сделать следующие предположения: а) психиатр и психоаналитик занимаются именно историей; б) и психиатр, и психоаналитик заняты историей индивидуальной (микроисторией); в) и психиатр, и психоаналитик опираются на разные источники и по-разному их интерпретируют; г) эти источники разные именно в смысле их субъективной правильности и значимости для исследователя / терапевта. д) психиатр и психоаналитик в своей практике опираются на разные доказательства («сильные» и «слабые» -в методологии «микроистории»).

Развивая эту мысль, можно сказать, что психиатр уподобляется историку – для него важно восстановление «правильного расположения событий», рассказ же о событии представляется гораздо менее значимым (ведь рассказчик / пациент может просто выдумать историю или сознательно ее исказить). Психоаналитик же, по определению, должен принимать во внимание и брать из рассказа пациента всё, не исключая ничего: оговорки, выдумки, сны (точнее рассказы о снах), свободные ассоциации, речевые пропуски и т. п. Все «нереальности» и неправильности нарратива и даже нулевой нарратив (неговорение), по умолчанию, являются ценным материалом для анализа. То есть, исходя из логики нашего сравнения, мы можем уподобить психоаналитика именно антропологу, для которого важно не сколько «что», сколько «как», «почему» и «зачем» всплывает наружу или утаивается в нарративе.

Подобное разделение психиатр vs психоаналитик и историк vs антрополог позволяет нам подойти к вопросу о разном отношении к тому, что каждый из них будет рассматривать как факт реальности, стоящий за высказыванием, и, следовательно, к тому, что в дальнейшем станет фундаментом интерпретации и анализа.

Никита Петров. Фольклорист. Антрополог. РАНГХиС.Москва. Как описать необыкновенный текст

Фольклористика располагает обширным арсеналом сюжетно-мотивных указателей. Язык описания фольклорных текстов в таких указателях формировался, начиная с начала XX века. Такие описания по целому ряду параметром отличаются от экстракта текста обычного, например, новост


Источник: vk.com

Комментарии: