Транс- и постгуманизм

Перед рассмотрением темы бионических протезов нельзя не упомянуть те философские направления, предметом рефлексии которых является технологическое и медицинское «вмешательство» в человека и его тело. Речь идет в первую очередь о трансгуманизме и постгуманизме, которые появились в контексте усовершенствования человека сверх его биологических возможностей. Сегодня среди таких способов усовершенствования можно отметить кохлеарные импланты, позволяющие вернуть утраченный слух; бионические протезы конечностей, обладающие обратной чувствительностью; видеокамеры, подсоединенные к языковым синапсам человека и дающие возможность видеть мир во всей его полноте. Как считает постгуманистка Донна Харауэй, на смену реальности, обусловленной языком и идеологиями, пришла реальность, опосредованная новыми технологиями, сетевыми протоколами, интернет-объектами, технологически сформированными привычками пользователей и так далее.

Стоит отметить, что трансгуманизм и постгуманизм часто рассматривают как синонимы, однако по мнению многих авторов современной философии, они имеют существенные отличия. Для их понимания следует отталкиваться от гуманизма, для которого свойственно установление четких границ между природой и культурой, человеком и не-человеком. Гуманизм воспринимает человека как центр вселенной, совершенное в биологических иных планах существо, стоящее на вершине иерархии. Разница трансгуманизма и постгуманизма как раз в том, что первый соответствует этой антропоцентрической логике гуманизма. Его представители, продолжая видеть ценность в самом человеке, стремятся использовать достижения науки в целях преодоления старения, смерти и болезней. Для этого разрабатываются проекты по типу переноса сознания на электронные носители, заморозки тела для дальнейшего «воскрешения» и так далее. Таким образом, трансгуманизм остается в свойственной гуманизму логике картезианского противопоставления души и тела.

Постгуманизм в свою очередь можно назвать антигуманистическим направлением, которое соответствует стремительно развивающимся плоским онтологиям. В отличие от трансгуманизма, постгуманизм стремится к размытию границ между человеческим и не-человеческим, обществом и природой. В рамках такой онтологии человек более не стоит на вершине иерархии, сами иерархии отменяются, а человек становится равным другим объектам. В понимании постгуманистов субъект номадичен и представляет собой сборку человеческого, животного, дигитального, химерического. В соответствии с плоскими онтологиями, не-человеческое (животные, машины, растения) обретают агентность и субъектность наряду с человеком. Как отмечает исследовательница постгуманизма Екатерина Никитина, «такие категории, как историчность, субъектность, разумность, способность чувствовать, умирать и т.д., долгое время резервируемые для Антропоса, открылись машинам, растениям, микроорганизмам, животным и не-человеческому вообще, впустив в себя то, что Аристотель помещал в сферу нагой, неразумной жизни – zoe». Если для трансгуманизма проблемой человека является его биология, то для постгуманизма проблема – это зацикленность человека на его исключительности, которая по мнению Жана-Мари Шеффера становится неактуальной в рамках современных научных открытий.

Исходя из этого, у обоих направлений формируется и разный взгляд на технологии. Для трансгуманизма технология – это нечто сакральное, которое позволит высвободить человеческое из оков биологического. Так, биочеловек становится отклоняемой и промежуточной версией на пути к постчеловеку. Постгуманизм в свою очередь не так возвышает технологии – хотя и питает на них надежду –, а скорее ставит их наравне с биологическим как неотъемлемую часть гибрида.

Считается, что такой антигуманизм поможет поставить точку в вопросах биологической обусловленности гендера и спорах о его конструировании. Сегодня появляется все больше людей, выходящих за рамки ролевых бинарных оппозиций и, соответственно, своих мест в них: от синглтонов – приверженцев невступления в серьезные отношения и брак – до чайлдфри и антисексуалов. Как считает Мария Иванченко, приходит эпоха постгендеризма, в которой брак, секс и деторождение начинают иметь все меньшее значение в связи с тем, что новые технологии обнаруживают невиданную до сих пор пластичность человеческого тела, подвергая сомнению биологическую предопределенность пола. Постгуманизм в своем стремлении онтологического признания Другого нацелен на освобождение ранее уязвленных социальных групп, животных и иных объектов.

В свою очередь, касаясь этого вопроса в контексте трансгуманизма, нельзя не отметить его критика Френсиса Фукуяму, который отмечает, что такая концепция может привести к еще большему состоянию неравенства, когда в определенный момент общество будет поделено на усовершенствованных постлюдей и прежних биолюдей, отказывающихся от внедрения технологии в свое тело. «Постчеловеческий мир может оказаться куда более иерархичным и конкурентным, чем наш сегодняшний, а потому полным социальных конфликтов. Это может быть мир, где утрачено будет любое понятие “общечеловеческого”, потому что мы перемешаем гены человека с генами стольких видов, что уже не будем ясно понимать, что же такое человек».

Как это все связано с протезами и контекстом мобильности? Трансгуманизм рассматривает восстановление и усовершенствование человеческих возможностей, его мобильности. В свою очередь, логика мобильного поворота Джона Урри, а в частности его «Социология за пределами обществ» соответствует постгуманистическому размытию рамок общество – природа и обращению взгляда на мобильность не-человеческого. Не в меньшей мере это соответствует «движению и эмоции» Мими Шеллер, которые кинестетически переплетены и произведены вместе через соединение тел, технологий и культурных практик. Наконец, нельзя не отметить Делезовскую номадичность субъекта, то есть рассмотрение его вне иерархий и оппозиций центр-периферия, начало-конец.

Источник: m.vk.com

Комментарии: