ФОРМИРОВАНИЕ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ СОВРЕМЕННОЙ ВЫСШЕЙ ШКОЛЫ: ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ ЖАНА-ФРАНСУА ЛИОТАРА

Известно, что Лиотар, начинавший как мыслитель, сочувствовавший марксизму, связанный с марксистской группой «Социализм или варварство», активно участвовавший в «майской революции» 1968 г., впоследствии стал одним из наиболее влиятельных теоретиков и защитников постмодернизма.

Важнейшие положения постмодернизма были сформулированы Лиотаром в книге «Состояние постмодерна» (1979). Лиотар утверждает, что одновременно с возрастанием роли и значения научного знания в информационном обществе снижается статус этого знания. Этот «парадокс Лиотара» требует объяснения. Попробуем разобраться.

Лиотар рассматривает вопрос о статусе науки в современном обществе в контексте двух взаимосвязанных процессов — информатизации и кризиса метарассказов. Он начинает свой анализ с констатации изменений в современном обществе и приходит к выводу, что новое информационное общество требует и новой, немарксистской теоретической модели его описания, адекватной происшедшим изменениям.

Лиотар исходит из положения, что марксизм и все его современные варианты в новых условиях постиндустриального, информационного общества устарел, превратился в «утопию», т. к. якобы исчезла социальная база и почва для классовой борьбы. «Невозможно скрыть, — писал Лиотар, — что социальная основа принципа разделения, классовой борьбы исчерпала себя…». Марксизм, — утверждает далее Лиотар, — свелся к «выступлениям протеста за достоинство человека во имя человека или разума, или творчества, или еще такой социальной категории, наделенной in extremis невозможными на сегодняшний день функциями критического порядка, как третий мир или студенческая молодежь».

Подчеркнем здесь этот наметившийся у Лиотара отказ не только от марксизма, но и в силу их утопичности от гуманистических и просветительских идеалов и ценностей, которые объявляются неактуальными, поскольку в обществе постмодерна отсутствует реальная социальная сила (будь то молодежь или страны третьего мира), способная их отстаивать. Этот отказ многое объясняет в позиции Лиотара по вопросам образования.

Итак, информационное общество требует новой теоретической модели его описания. Такой моделью, по Лиотару, становится функционализм. В основе марксистской модели лежала диалектика, рассматривавшая общество как единство и борьбу противоположностей. Борьба противоположностей в марксизме осмысливается как классовая, являющаяся движущей силой истории и общества. Функционализм видит общество как функциональное целое, т. е. машину. Общество — «кибернетическая машина, которая работает на информации», — заявляет Лиотар. Чтобы работать, машина должна быть интегральным целым, все части которого пригнаны друг к другу и каждая выполняет свою функцию. В такой технократической концепции общества идее борьбы противоположностей, классовой борьбы нет места. Однако вместе с ней в ней нет места и идее развития. В отличие от живого организма, машина не может развиваться, т. е. совершенствоваться в силу внутренней потребности достигнуть своего телоса (цели). Функция машины внешняя, прикладная: не саморазвитие, а увеличение эффективности и производительности. Таким образом в постмодернизме на смену органицистской, эссенциалистской и диалектической парадигме, в которой общество осмысливалось как живой, развивающийся организм, стремящийся обрести, сохранить и развивать свою субстанциальную идентичность, приходит парадигма функционалистская, согласно которой предназначение любого феномена не саморазвитие и самовыявление, а выполнение определенной функции в системе с целью сохранения устойчивости системы.

Таким образом функционалистская модель общества отрекается от того, что было основой проекта модерн (идея истории, развития, диалектика), а вместе с этим от гуманистического идеала саморазвития и совершенствования личности. Функционалистская модель общества озабочена не его развитием, а сохранением status quo и наращиванием эффективности социальной системы в пределах этого status quo, т. е. она по сути своей охранительна.

Новая концепция общества предполагает и новый взгляд на статус и функцию научного знания. В современном, постиндустриальном обществе, считает Лиотар, знание должно использоваться не как инструмент критики общества отчуждения (буржуазного общества), и обеспечения посредством этой критики общественной динамики, а как способ гармонизации существующих социальных противоречий (в процессе языковых игр, различных дискурсивных практик), обеспечения единства и повышения эффективности общества-машины, т. е. в конечном счете сохранения социально-исторического status quo. Альтернатива, по Лиотару, — дерегуляция, энтропия и распад системы.

Наука, по мнению Лиотара, не может выполнить этой задачи, т. к. в эпоху постмодерна она утратила свою легитимность, в связи с кризисом метарассказов. Сущность постмодерна, по Лиотару, заключается в «недоверии к метарассказам». Метарассказ — система представлений, норм, ценностей, идеалов, являющихся регулятивными для данного социума на определенном этапе его исторического развития. Лиотар утверждает, что в эпоху модерна научным доказательством, а значит и истиной считалось то, что не противоречило метарассказам. Лиотар выделяет по меньшей мере два таких метарассказа эпохи модерн — гуманистический и просветительский. Гуманистический «метарассказ об освобождении» декларировал в качестве высшей цели социального и исторического развития — освобождение личности от предрассудков и догм, формирование свободного, критически мыслящего и достойного индивида. Просветительский постулировал, что цель исторического развития — самореализация мирового духа, обеспечивающая общественный прогресс. Соответственно каждый из этих метарассказов легитимизировал науку, видя в ней — инструмент достижения сформулированных целей.

Причиной кризиса науки, по Лиотару, стало обнаружение того, что авторитетное в эпоху модерна научное знание, в свою очередь легитимировавшее многие важнейшие сферы общественной жизни, само легитимируется ненаучными, донаучными метанарративами, объективированными прежде всего в философском дискурсе эпохи. Этот очередной парадокс легитимации, когда высший вид знания обосновывается низшим, и породил кризис легитимации, недоверие к метанарративам.

Оставим здесь в стороне обсуждение вопроса о том, насколько верна мысль Лиотара о ненаучности оснований научного знания. Заметим лишь, что Лиотар игнорирует мысль Маркса о том, что критерием истины является практика. Очевидно, убежденность Лиотара в том, что марксизм как теоретическая модель устарел, имела своим следствием то, что Лиотар не считал необходимым серьезное обсуждение и критический разбор марксистской гносеологии. Он смещает акцент на гегелевскую концепцию знания как самопознания этапов становления мирового духа.

Оставим также в стороне и вопрос о том, не является ли лиотаровская теория кризиса метарассказов в свою очередь лишь очередным метанарративом, метанарративом эпохи постмодерна, а значит, если следовать логике Лиотара, в свою очередь не выдерживает критики и не заслуживает доверия как любой метарассказ.

Для нас в контексте интересующей нас темы принципиально важна мысль Лиотара, что кризис метарассказов повлек делегитимацию науки, падение ее статуса со всеми вытекающими отсюда последствиями для высшего образования. Поскольку отныне легитимность науки определяется ее эффективностью, т. е. способностью внести свой вклад в увеличение роста устойчивости и производительности сложившейся социальной системы (как пишет Лиотар, «легитимация оформляется через производительность»), то и целью высшего образования становится не формирование национальной элиты, носительницы метанарратива об освобождении нации, а производство винтиков для общества-машины. Лиотар пишет: «В контексте утраты легитимности (делегитимации) университеты и институты высшего образования подчиняются отныне требованию формирования компетенций, а не идеалов: столько-то врачей, столько-то преподавателей той или иной дисциплины, столько-то инженеров, столько-то администраторов и т. д. Передача знаний не выглядит более как то, что призвано формировать элиту, способную вести нацию к освобождению, но поставляет системе игроков, способных обеспечить надлежащее исполнение роли на практических постах, которые требуются институтам».

Обратим внимание, что термин «компетенции», получивший ныне широкое распространение в отечественной педагогике, методике и сфере образования, впервые обоснован и введен в обиход Лиотаром. Что Лиотар имеет в виду под «компетенциями»? Какова концептуальная база этого понятия? Остановимся на этом чуть подробнее.

По Лиотару, знание не сводимо к научному знанию. Научное знание — способность формулировать денотативные высказывания о том или ином явлении, подкрепляя их системой доказательств. Наука требует знания правил и владения навыками только одной языковой игры — денотативной и исключает другие языковые игры. Более того она третирует другие языковые игры (нарративы) как низшие, примитивные, не способные к формулированию связной аргументации и системы денотативных высказываний.

Однако существует другой вид знания, включающий в себя умения, навыки, представления, ценностные ориентации. Это знание, в отличие от научного, близко к обычаю, т. е. оно должно соответствовать критериям, нормам, представлениям, установленным в обществе. Назовем его знание-usus. Т. о. знание — это не только наука, но и образование, культура. Знание, пишет Лиотар, «совпадает с широким «образованием» компетенции, оно есть единая форма, воплощенная в субъекте, состоящем из различных видов компетенции, которые его формируют».

С этими рассуждениями Лиотара трудно не согласиться. Однако вопрос заключается не в очевидном и бесспорном существовании разных видов знания, а в том, как Лиотаром устанавливается соотношение этих видов знания, их иерархия. И вот здесь Лиотар вновь вступает в хитрую игру по дискредитации науки. Кичливая наука, свысока третирующая и отрицающая узусное знание, сама на поверку оказывается нелегитимной по причинам, о которых уже говорилось выше. В отличие от науки, узусное знание, являющее собой результат языковых игр разных слоев общества, совокупность нарративов, сохраняет свою легитимность, ибо является частью культуры, т. е. предписывает, что «имеет право говориться и делаться в культуре». Таким образом, для Лиотара узусное знание выше научного. Легитимирующая функция принадлежит отныне не науке, а узусу. В обществе постмодерна, утверждает Лиотар, «…легитимация не может прийти ниоткуда, кроме языковой практики и коммуникационного взаимодействия (людей. — В. Т.)», т. е. из словесных игр, дискурсивных практик. Так функционалистская парадигма дополняется лингвоцентристской установкой. Цельность и эффективность социальной системы, рост ее производительности обеспечивается отныне не метарассказами, монополия на создание которых уже не принадлежит более привилегированному знанию (науке или философии), а участием разных социальных слоев и групп в словесных играх, в производстве различных дискурсов.

Место тотализирующего дискурса эпохи модерна, каким была наука, занимают многочисленные групповые нарративы отдельных социальных, профессиональных, конфессиональных и т. д. групп, в конкуренции и взаимодействии между которыми и возникает новый вид социальной связи, свойственный обществу постмодерна, основанный на языковых играх, языковом взаимодействии.

Таким образом, знание перестает быть системным и целостным. Оно утрачивает гомогенность, т. к. становится отныне результатом не тотализирующего (научного) дискурса, а многочисленных, так сказать разнонаправленных, разнородных языковых игр.

Запланированная таким образом в основе нового знания эпохи постмодерна утрата системности имеет своим следствием снижение статуса и маргинализацию гуманитарных дисциплин в системе высшего образования. Ведь именно гуманитарное знание является важнейшей составляющей того, что Лиотар называет «критическим знанием». Именно гуманитарное знание в первую очередь формирует у индивидуума систему смыслов, целей, установок, идеалов. Показательно отсутствие исторических курсов в той программе высшего образования, которую намечает Лиотар. Вообще в его оценке студенты-гуманитарии — всего лишь «неучтенные статистикой занятости безработные». Их число избыточно по отношению к возможности трудоустройства по специальности.

Зато в новой постмодернистской, функционалистской парадигме знания, приоритет отдается дисциплинам, имеющим отношение к «телематике» (информатика, кибернетика, математика, логика, лингвистика…), т. е. совершенно очевидно намечен технократический уклон в системе высшего образования. И это вполне понятно, ведь важнейшей функцией высшего образования в эпоху постмодерна, в эпоху множественности дискурсов становится обучение словесным играм, языкам, на которых они ведутся, умению взаимодействовать в процессе речевого общения.

Новая система высшего образования не учит системному знанию, но, как «проговаривается» Лиотар, «нужно все же научить студентов чему-то: не содержанию даже, а пользованию терминалами, т. е. с одной стороны, новым языкам, с другой — более тонкому обращению с такой языковой игрой как вопрошание…». Однако под «вопрошанием» Лиотар подразумевает не умение проблематизировать какое-либо явление, задаваться вопросами по поводу его генезиса, сущности, эволюции, отношении к другим явлениям, т. е. то, чему отчасти учит системный научный подход. Для Лиотара «вопрошание» — это совокупность чисто технических операций по добыванию информации. «…Куда адресовать вопрос, т. е. какая память соответствует тому, что хотят узнать, как сформулировать его, чтобы избежать насмешек и т. п.». «В таком аспекте, — заключает Лиотар, — элементарная подготовка по информатике и, в особенности, по телематике должна обязательно стать частью высшей пропедевтики…». А в другом месте французский философ формулирует этот тезис более определенно и категорично: «Все дисциплины, имеющие отношение к «телематике» (информатика, кибернетика, лингвистика, математика, логика), должны быть признаны как приоритеты образования».

Логика функционализма и панлингвизма неизбежно приводит к редукции «критического знания», знания, по выражению Лиотара, «рефлективного», «герменевтического», ставящего вопросы о ценностях и целях, формирующего идеалы. «…Мы можем учитывать его (знания) критическую функцию и пытаться ориентировать его распространение в этом направлении, только если согласимся, что общество не является интегральным целым (т. е. машиной, управляемой информатикой) и что оно сохраняет приверженность принципу оспаривания». Но, как уже отмечалось выше, ни с тем, ни с другим Лиотар не согласен, а значит и в распространении «критического знания» он не видит необходимости. Знанию-критике, способствующему развитию он предпочитает знание-узус, способствующее консервации status quo.

Источник: vk.com

Комментарии: