Экзистенциально-онтологическое мышление Мартина Хайдеггера

Ключевые слова: онтология; экзистенциальный анализ; смыл бытия; бытие; сущее; просвет; экзистенция; экзистенциал; экзистирование; Дазайн; понимание, герменевтика; герменевтический круг.

Как человек приходит к пониманию и почему понимание является способом его бытия (экзистенциалом)? Ответ на эти вопросы лежит в центре хайдеггеровского вопрошания о смысле бытия вообще. Вопрос должен быть поставлен. Как же Хайдеггер ставит вопрос о бытии? Как выглядит основание этого вопроса? Само спрашиваемое каким-то образом должно быть нам понятно, пусть «усредненно и смутно». Ибо, по Хайдеггеру, важно изначально уже понимать то, о чем подлежит спросить. Мы понимаем уже до того, как мы вообще можем задаться вопросом о том, что и как мы понимаем. «С какого сущего надо считывать смысл бытия, от какого сущего должно брать свое начало размыкание бытия?» – спрашивает Хайдеггер и отвечает: «Задавание этого вопроса как модус бытия определенного сущего само сущностно определено тем, о чем в нем спрошено, – бытием. Это сущее, которое мы сами всегда суть и которое среди прочего обладает бытийной возможностью спрашивания, мы терминологически схватываем как присутствие (Дазайн –А.А.» [9, с. 7].

Итак, существует нечто, что каким-то таинственным образом уже изначально понимает смыл бытия – Дазайн. Что же такое Дазайн? Должны ли мы понимать под ним «человека», ибо Хайдеггер определяет его как «сущее, которое мы всегда сами и есть»?

Рассматривая этимологию слова Дазайн Гегель писал: «Оно не просто бытие, а наличное бытие; взятое этимологически, Dasein означает бытие в каком-то месте; но представление о пространстве здесь не приложимо. Наличное бытие есть вообще по своему становлению бытие с некоторым небытием, так что это небытие принято в простое единство с бытием» [3, с. 93]. Хайдеггер уточнил в «каком месте» – в человеке. Поскольку в понятие Dasein немецкие философы вложили разный смысл, то и переводчики Гегеля и Хайдеггера по-разному его перевели. В первом случае как «наличное бытие», во втором как «присутствие». Мы оспариваем такой вариант перевода, предпочитая сохранить его немецкое звучание так же, как мы сохраняем арабское звучание в слове Аллах, т.е. бог, китайское Дао, т.е. путь, японское Дзэн, т.е. медитация. Более того русскому слову «присутствие» (быть при сути) полностью соответствует немецкий аналог, которой звучит как Anwesenheit, где an – у, на, wesen – суть, сущность, heit (абстрагирующий суффикс). Что же в переводе с немецкого означает Дазайн? Обстоятельный анализ этого слова был выполнен И.А. Михайловым. Существительное Dasein (Дазайн) происходит от глагола dasein, состоящего из двух частей: наречия «da» (вот, тут) и глагола «sein» (быть). Часто можно встретить и дословный перевод этого слова – «вот-бытие». До Хайдеггера оно означало «действительное наличное присутствие в мире». Но, как пишет И.А. Михайлов, «Хайдеггер всерьез порывает с традицией этого термина. Он придает ему новый – онтологический – смысл. Причем, для того, чтобы сделать этот вывод, необязательно ссылаться на "Бытие и время" – это ясно уже из центрального для "Феноменологических интерпретаций к Аристотелю" тезиса: "Жизнь – транзитивна: Dasein = в и через жизнь быть"» [7, с. 207]. Нетрудно заметить, что сложно адекватно перевести это слово на русский язык. Именно поэтому мы сохраняем немецкое звучание, передавая его в русской транскрипции. Итак, Дазайн – это то, что одновременно принадлежит жизни человека и его бытию; это «бытие», которое своим «вот» выступает в человеке. А поскольку оно принадлежит человеку, то человек каким-то образом уже понимает в нем свое бытие. Но как? Ответу на этот вопрос и посвящен труд Хайдеггера «Бытие и время». Попробуем осветить решающие для понимания его работы моменты, не претендуя на всеохватывающую полноту.

Определяющее значение для понимания онтологии Хайдеггера дает выдвинутое им понятие «онтологическая разница», т.е. отделение бытия от сущего. Связь между ними осуществляет Дазайн, или (что тоже самое, но только в более универсальной форме) бытие-в-мире – связующее звено между бытием и миром. «"Сущность" Дазайн, – пишет Хайдеггер, – лежит в его экзистенции» [9, с. 42]. Экзистенция, по Хайдеггеру, – это не наличность, а возможные для человека способы быть. Иными словами, в понятии экзистенции выражена двойственность Дазайн. С одной стороны, в ней заключено бытие вообще, а с другой – это бытие есть «всегда мое», т.е. человека. Как же мы можем знать, что оно «мое»? Человек знает об этом, потому что он сам себя выбирает. Выбор может быть действительным и мнимым. Отсюда, соответственно, следует, что Дазайн присущи два способа быть: собственный и несобственный.

В итоге, мы имеем следующую картину. Существует разница между бытием и сущим. Связь между ними осуществляет Дазайн. Само Дазайн имеет в качестве своего бытия экзистенцию и вместе с тем может быть собственным и несобственным. Соотношение этих понятий очень часто вызывает путаницу, что нередко наблюдается в отечественной литературе. Единственный способ избежать этого – представить их соотношение наглядно, что и сделано в нижеследующей схеме.

Схема. Соотношение основных понятий онтологии Хайдеггера.

На схеме приняты следующие обозначения:

Б – бытие = время;

В – внутримирное сущее или просто сущее, вселенная; это сфера фактов;

П – просвет, разница между бытием и сущим;

ДРС – собственное Дазайн;

МРС – несобственное Дазайн;

Д – «вот» бытия или Дазайн;

ДС = ДР – взаимообуславливающие фундаментальные экзистенциалы «расположения» и «понимания»;

М – «дас Ман»,

Р – рождение;

С – смерть;

РС – экзистенция, экзистирование.

Основная идея Хайдеггера заключается в анализе участка РС – существования человека между рождением и смертью. РС лежит на линии Б, т.е. это бытие, или, в терминологии Хайдеггера, экзистенция. Прохождение участка РС есть жизнь в бытийном смысле, иначе, экзистирование. Как можно проанализировать структуру экзистенции? Только исходя из анализа реальной жизни, которая протекает во внутримирном сущем, т.е. исходя из фактов в сфере В. Мы можем это сделать потому, что в Д происходит размыкание сущего. Размыкание осуществляется при помощи экзистенциалов «расположение» и «понимание», показанных на схеме как ДР и ДС. Экзистенциалу «расположение» в обыденной жизни (онтически) соответствуют настроение человека, его привязанность к чему-либо. Хайдеггер полагает, что быть расположенным к «вещи» – значит «любить ее» [10, с. 194]. Однако «расположение всегда имеет свою понятность, – поясняет он. – Понимание всегда настроено» [9, с. 142]. Это значит, что данные фундаментальные экзистенциалы обуславливают друг друга.

Традиционная философия мыслила, только исходя из области В делала она это при помощи категорий. Хайдеггер же открыл новую область, Дазайн (ДРС), которая находится за пределами сущего. Как же мыслить ее? Мыслить ее нужно, исходя из экзистенции, т.е. экзистенциально. Понятия, которые относятся к этой области, Хайдеггер назвал экзистенциалами. Дазайн будет собственным, если оно размыкает сущее, исходя из своих возможностей, т.е. из экзистенции. В этом случае, как показано на схеме, Д падет на собственное основание РС. Если же Дазайн несобственное, то размыкание им сущего происходит не из его экзистенции. Проекция вершины М не падает на свое основание РС. Связь М с Р и С показана пунктирной линией: хотя это и псевдосуществование, оно всегда имеется и тоже расценивается как существование. Хайдеггер обозначает его неопределенным местоимением man (некто), которое переводит в разряд существительных среднего рода – das Man (дас Ман). Ман – это обезличенный человек толпы, к которому в каком-то смысле подходит и слово «быдло». Современные интернет-словари смысл этого термина раскрывают следующим образом: «Быдло – это слово польского происхождения, означает "рабочий скот". В применении к людям означает безвольное и покорное стадо, рабы. Раньше словом "быдло" помещики называли крестьян. Быдло это не лексикон и не манера поведения в обществе. Быдло это система ценностей. Для быдла важно чтобы кто-то сверху им командовал, а быдло полностью и покорно выполняло эти команды. Быдло отрицает личность во всех ее проявлениях. И прежде всего такие черты как свобода, собственность и достоинство. Прежде всего, отрицается свобода». [10]

Ман также существует по чьему-то указанию. К числу Ман относится большая часть современного общества. Их повседневное бытие характеризуют такие экзистенциалы, как сплетни, любопытство и двусмысленность. Они глубоко «переживают» несчастный случай, произошедший на каком-нибудь из «банановых островов», оставаясь в то же время безучастными к судьбе родного аула. На любой сущностный запрос жизни, требующий высшего духовного напряжения, принципиальной позиции и решительности, у них заготовлен ответ, «оправдывающий», как они полагают, их способ бытия. «Я, – говорят они, – не какое-нибудь там быдло, я все понимаю и очень этого хочу, но у меня постоянно не хватает на это время». Хайдеггер показывает абсурдность такого ответа с точки зрения экзистенциального существования. Бытие Жизни ровно укладывается на оси времени между рожденьем и смертью. Она может быть только короче или длиннее.

Ман – это те люди, в чьей жизни философия, искусство, история не играют заметной роли, так как вытеснены средствами массовой информации. Подлинная, основанная на собственных возможностях жизнь их не удовлетворяет, и тогда «любопытство изобретает новости» [9, с. 348]. Их существование несобственное, за них все уже продумано и решено теми, кто разрабатывает так называемые «социальные технологии». Анализ такого общества дал ученик Хайдеггера Герберт Маркузе в своем фундаментальном исследовании «Одномерный человек: Исследование идеологии Развитого Индустриального Общества» [6].

Обращаясь к предложенной схеме, надо всегда помнить, она есть пространственное изображение, в то время как в основании онтологии Хайдеггера лежит идея времени. В повседневной жизни человек имеет дело только с внутримирно сущим. Он никогда и никак не может отделиться от него в пространстве, даже если улетит в космос. Также ни один ученый никогда не сможет продумать основание своей науки так, чтобы при этом выйти за пределы сущего. Рассматриваемая здесь схема доступна пониманию только по-философски основательному уму. Поэтому в действительности все эти отношения нужно воспринимать не как пространственные, а как временные. На схеме показан не мир, а только внутримирное. Экзистенциалом мира является мирность. Мир, наверное, – самое сложное понятие хайдеггеровской онтологии. Вот как он его определяет: «В-чем себя-отсылающего понимания как в-видах-чего допущения сущему встретится бытийным способом имения-дела есть феномен мира. И структура того, в видах чего Дазайн себя отсылает, есть то, что составляет мирность мира» [9, с. 86]. Под этим подразумевается следующее. Дазайн, будучи по Хайдеггеру также и Заботой, озабочено. Озабоченность всегда имеет для него значимость. Значимость – это совокупность различных отношений. Как единство взаимосвязи своих отношений, отсылающее к внутримирному сущему, она составляет то, что Хайдеггер «называет миром» [9, с. 364]. Иными словами, мир – это знак, отсылающий Дазайн к сущему. Поэтому мы можем определить его следующим образом: мир – это целостное представление о спроектированности сущего, которое мыслится, как завершенное в своих границах. Именно поэтому мы говорим, что мир дается нам в мировоззрении; мы строим картину мира. Мир – это видимость завершенного сущего, представленная в первую очередь в языке. Каждый язык, определяя значимые для него элементы сущего, набрасывает собственное представление о сущем в целом, т.е. о мире. Как показал Гумбольдт, язык обладает собственным мировидением. Благодаря тому, что сущее имеет характер внутримирного сущего, возможен перевод с одного языка на другой.

Итак, элементы схемы нужно понимать из их временных отношений, протекающих в мире. Для этого нужно понять, как Хайдеггер выводит идею времени.

Чтобы анализ Дазайн был полным, нужно рассмотреть его целиком, т.е. учесть его в его завершенности. Но что такое завершенность для экзистирующего существа? Смерть. «Как способность быть, – пишет Хайдеггер, – Дазайн не может обойти возможность смерти. Смерть есть возможность прямой невозможности Дазайн» [9, с. 250]. «Она есть возможность невозможности всякого отношения к…, всякого экзистирования» [9, с. 262]. Смерти нельзя избежать, и, следовательно, бессмысленно делать вид, что она нас не касается. Бытие Дазайн есть бытие-к-смерти. По Хайдеггеру, «бытие к смерти есть заступание в способность быть того сущего, чей способ быть есть само заступание» [9, с. 262]. Заступать в смерть – значит быть целым, целиком самим собой. Для этого нужна решимость. В этом феномене мы «подведены к исходной истине экзистенции» [9, с. 307]. Экзистировать – значит двигать вперед себя, открывая собственные возможности. Но если смерть есть предельная собственная возможность, а Дазайн есть бытие-к-смерти, то экзистирование включает в себя заступающую решимость, т.е. мужество смотреть в лицо собственной смерти. Только так человек может постичь подлинный смысл временности своего существования. Такой ход рассуждений подготавливает Хайдеггера к решающему шагу: «Феноменологически исходно временность проступает в собственном целом бытии Дазайн, в феномене заступающей решимости» [9, с. 304]. Показанная на схеме фигура ДРС есть «выдуманное» изображение Дазайн как целого. В действительности же такой фигуры нет, есть только одна – слившаяся линия ДР и ДС, которая движется от Р к С. Человек не знает, когда его настигнет смерть, поэтому его экзистирование каждый раз осуществляется как бы в точке С, ибо он в каждый момент времени может умереть. Поэтому экзистировать – значит постоянно заступать в собственную смерть. Такая временная структура придает уникальность человеческому существованию. Человек знает, когда родился, но час смерти для него остается неопределенным. Однако, зная, что это час его «конца», он экзистирует, бросаясь «ради самого себя» в свое будущее, которое Хайдеггер именует «первичным смыслом» [9, с. 327]. Это происходит не потому, что человек этого хочет, а потому, что в основании своего бытия он временен. В абстрактных рассуждениях трудно понять, как время задает человеку способ его существования. Но есть феномен, который может разом все прояснить. Быть человеком – значит иметь в основе своего бытия судьбу. «Этим словом, – пишет Хайдеггер, – мы обозначаем заключенное в собственной решимости исходное событие Дазайн, в котором оно, свободное для смерти, передает себя себе самому в наследованной, но все равно избранной возможности» [9, с. 384]. А экзистировать так – значит быть «в основании своей экзистенции историчным» [9, с. 385].

Итак, смерть открывает человеку временность его существования, он движется к ней, но если он при этом свободно избирает себя, то тем самым он избирает свою судьбу. Такая судьба, возникая из будущего, конституирует исходную историчность.

Таким образом, имея общие представления об экзистенциальной онтологии Хайдеггера, мы можем показать, какие выводы из нее были сделаны, и в частности философской герменевтикой. Наиболее значимы из них следующие три:

- герменевтика есть онтология;

- герменевтический круг есть онтологическая структура понимания;

- понимание, беря слово, выводит истину в Просвет бытия.

Рассмотрим их.

Онтология есть наука о бытии сущего. Имеется ли какой-нибудь научный метод, гарантирующий достоверный подход к онтологии? Такого метода нет. Гарантией научности разработки выступает само бытие. Иными словами, метод разыскания должен быть основан на самопонятности бытия. Самопонятность может возникнуть из того, что говорит само за себя. То, что себя-само-по-себе-кажет, есть феномен. Следовательно, метод изложения онтологии будет феноменологическим. «Онтология, – заявляет Хайдеггер, – возможна только как феноменология» [9, с. 35]. «Методический смысл феноменологической дескрипции есть толкование. Логос феноменологии Дазайн имеет характер герменевтики, через которую бытийная понятливость, принадлежащая к самому Дазайн, извещается о собственном смысле бытия и основоструктурах своего бытия. Феноменология Дазайн есть герменевтика в исконном значении слова, означающем занятие толкования» [9, с. 37].

Идея метода Хайдеггера довольно-таки проста. Нужно услышать логос своего бытия (Дазайн) и правильно его истолковать. Такое истолкование есть одновременно и самоистолкование бытия. А это значит, что рассмотренная таким образом герменевтика есть онтология. Однако возникает вопрос: останется ли герменевтика онтологией, если истолковываться будет не Дазайн, а текст? Да, останется, ибо понимание есть фундаментальный экзистенциал: оно является одним из основных способов бытия Дазайн. Однако онтологический смысл понятия «понимание» иной, нежели онтический, т.е. привычно понятый из повседневной жизни. Понимать – значит уметь экзистировать. Последнее же означает размыкать в себе самом собственные возможности. А поскольку человек всегда находит себя внутри мира – он в него брошен, – то он тем самым всегда преднаходит его разомкнутым, и, следовательно, всегда умеет-быть-в-мире. Открывать свои возможности – значит набрасывать их. Отсюда понимание имеет характер наброска. Формирование понимания Хайдеггер именует толкованием. Толкование – это разработка набросанных в понимании возможностей. Здесь мы сталкиваемся с еще одним важным следствием для герменевтики, а именно, с пред-структурой понимания. Из заброшенности человека в мир следует, что в толковании человек не «оклеивает» мир, как нечто голое, собственными ценностями, а находит их в размыкании мира. Толкование обладает размыкающей функцией. Понимание как способ бытия означает, что его толкование «движется как ус­воение понятности в понимающем бытии к уже понятой целости» [9, с. 150]. Иными словами, понять – значит истолковать и усвоить нечто, изначально уже понятое. То, что дано изначально, Хайдеггер обозначает термином пред-структура. Она состоит из предвзятия, предусмотрения и предрешения. Толкование же имеет структуру «как»: нечто как нечто. Тут Хайдеггер «неожиданно» задается вопросом, не является ли пред-структура понимания и как-структура толкования «сама уже единым феноменом» [9, с. 151] и, раскрывая его в понятии смысла, отвечает на него положительно. Это «открытие» позволило Гадамеру озаглавить один из параграфов своей книги «Истина и метод» [2] как «Открытие Хайдеггером предструктуры понимания». Не имеем ли мы здесь тот же самый случай, что и с Гегелем, который, усвоив идеи феноменологии и негативной диалектики Нагарджуны и, написав впоследствии собственные работы, при этом ни разу не упомянул своего предшественника. Когда же в своих лекциях по истории философии он решил изложить и восточную философию, то сделал это «курьеза ради».

Идея предструктуры понимания принадлежит Канту. В § 16 «Критики чистого разума», озаглавленном «О первоначально-синтетическом единстве апперцепции», он пишет: «Итак, синтетическое единство многообразного [содержания] созерцаний как данное a priori есть осно­вание тождества самой апперцепции, которая a priori предшествует всему моему определенному мышлению. Однако не предмет заключает в себе связь, которую можно заимствовать из него путем восприятия, только благодаря чему она может быть усмотрена рассудком, а сама связь есть функция рассудка, и сам рассудок есть не что иное, как способность a priori связывать и подводить многообразное [содержание] данных представлений под единство апперцепции. Этот принцип есть высшее основоположение во всем человеческом знании» [5, с. 128–129]. По Хайдеггеру, открывая сущее, человек тем самым приводит его к понятности, и из этого возникает смысл. Иными словами, сущее само по себе понятно, и человек в своем бытии его уже заранее понимает. Чтобы это знание стало явным, остается только открыть сущее и истолковать увиденное. Но Кант говорит тоже самое. Апперцепция у Канта – это осознание в себе самом. Синтетическое единство мира есть основание тождества апперцепции, т.е. способности человека к пониманию. Хайдеггер тоже утверждает их тождественность. Само же это понимание, или апперцепция, по Канту, предшествует определенному мышлению. То же самое утверждает Хайдеггер, говоря о некой пред-структуре, предшествующей эксплицитному пониманию. В какой-то степени и Гуссерлева интенциональность сознания говорит об этом. Никакого открытия тут нет. Но в отличие от Гуссерля, который не сдвинулся с кантовской точки зрения, Хайдеггер сделал решительный шаг, состоящий в коренном размежевании с позицией Канта. «Не предмет заключает в себе связь, – пишет Кант, – а сама связь есть функция рассудка». Иными словами, Кант выводит связь разума с миром из разума. Хайдеггер же занял в этом вопросе противоположенную позицию. Интерпретация ведется по фактам – тезис хайдеггеровской герменевтики. Именно из этого тезиса вырастает идея герменевтического круга.

О «кружении» (Umkehrung – повернуть вокруг) как опыте сознания говорил еще Гегель в «Феноменологии духа»[4]. В чем же отличие? Кант, Гегель и Хайдеггер говорят об одном и том же: как сознание, познавая вещь, при этом с ней соотносится. Но каждый из философов предложил свое решение этой проблемы. Краткая их характеристика выглядит следующим образом:

1. Позиция Канта. Вещь не постижима. Сознание, познавая вещь, глубже познает собственные возможности. Это позиция трансцендентального идеализма: при познании изменяется вещь, сознание остается неизменным;

2. Позиция Гегеля. Идея вещи феноменальна. Сознание, познавая вещь, познает ее и свою сущности, которые, в конечном счете, одинаковы. Это позиция тождества бытия и мышления: при познании изменяется и вещь и сознание;

3. Позиция Хайдеггера. Бытие вещи феноменально. Сознание, познавая вещь, познает ее бытие. Изменяется не вещь, а бытие-время, из которого она мыслится. Это позиция фактичной интуиции: при познании изменяется сознание, вещь остается неизменной.

Как нетрудно заметить, можно выделить и четвертую схему, полностью противоположенную гегелевской: при познании ни вещь, ни сознание не изменяются. Это позиция дескриптивной интуиции Гуссерля, а в какой-то мере и Декарта. Но такая позиция, несмотря на большое количество ее эпигонов, оказалась бесплодной. Осознав это, Гуссерль, в конце концов, был вынужден отказаться от нее и ввести понятие «жизненного мира».

Итак, в чем состоит идея герменевтического круга? Поскольку существует некая пред-структура понимания, то, следовательно, интерпретация имеет ее своей предпосылкой. «Толкование никогда не беспредпосылочное схватывание предданного» [9, с. 150]. Но феноменологический метод требует прямого схватывания. Как же быть? Если мы хотим, чтобы наши результаты были научно обоснованными, мы должны каким-то образом эти предпосылки ввести в оборот, а не оставлять скрытыми. Но как их ввести, если они сами ведут наше понимание? Здесь как раз Хайдеггер и делает открытие: «Сущее, для которого как бытия-в-мире речь идет о самом его бытии, имеет онтологическую структуру круга» [9, с. 153]. Ибо «если однако толкование должно всякий раз уже двигаться в понятом и питаться от него, то как сможет оно создавать научные результаты без движения по кругу…» [9, с. 152]. Только этот круг, названный позже герменевтическим, открывает доступ к исходнейшему познанию, так как в нем научность темы гарантируется не пред-структурой понимания, а самими исследуемыми предметами. Иными словами, не кантовский разум, а сама вещь задает правила ее познания. Позицию Хайдеггера, обозначенную выше как «фактичная интуиция», нужно понимать следующим образом. Экзистенциально открываемый смысл бытия делается интуитивно. Но как проверить его адекватность? Только по фактам. Озарения должны быть подтверждены фактами. Факты же находятся не в бытии, а в сущем. Структура работы «Бытие и время» как раз и есть герменевтическое кружение. Вначале Хайдеггер вскрывает экзистенциалами бытие, а затем показывает, как из них возникает повседневность, т.е. привычная нам реальная жизнь.

Как же осуществляется на практике, при истолковании текстов, выявленная выше круговая структура понимания?

Понять текст – значит отрешится от произвольных озарений (но сами озарения должны быть!), от наития, так чтобы понимание соответствовало тому, что сказано в тексте. То, о чем фактически говорится в тексте, есть факт. Интерпретация должна вестись по фактам, таково требование герменевтики. Как это понять? При чтении текста помимо его фактического содержания мы пытаемся уловить и некую идею. Как только это удается, мы говорим что наше чтение оказалось продуктивным. Мы поняли то, о чем хотел сказать автор. Герменевтика на это отвечает: нужно еще раз прочитать текст и проверить, действительно ли имеются в тексте места, которым соответствует возникшая у нас идея. Иначе говоря, сделай проверку по фактам, поскольку пришедшая на ум идея зачастую оказывается не смыслом текста, а неосознанным «изобретением» интерпретатора. При этом нужно помнить, что, читая, мы всегда понимаем не целое, а только часть, то, что мы фактически прочитали. Но, несмотря на это, своё понимание мы распространяем на весь текст. Это нормальный процесс. Важно, чтобы он не прекращался. Читая дальше, мы должны не бояться модифицировать свою идею, ибо это изменение задается нам самим текстом и является более глубоким проникновением в смысл читаемого.

Итак, смысл герменевтического круга состоит в том, чтобы понимающий, придерживался не собственных предмнений, а фактов. Набрасывая свои мысли на факты, он должен отказываться от тех идей, которые не подтверждаются фактами. Факты – это части, а смысл понятого – целое текста. Целое должно быть подтверждено его частями (фактами), а части должны быть связаны целым (смыслом). В этом круговом движении и состоит «метод» понимания.

И все же последнее слово не за кругом. Так, в герменевтике Гадамера остался не учтенным один, возможно, решающий момент. Обращаясь к какому-либо тексту, мы изначально полагаем, что он обладает завершенной смысловой целостностью. Это говорит о том, что такие тексты, как, например, «Метафизика» Аристотеля, невозможно постичь, исходя из идеи герменевтического круга. Гадамер не дает ответа на вопрос: что представляют собой «части»? Имеют ли части равнозначную ценность? Очевидно, что нет. В случае Аристотеля значимость VII и VIII книг «Метафизики» [1], несомненно (по крайней мере для онтологии), выше остальных. А надо ли делать различия между частями текста? Решающее слово в этом вопросе принадлежит Хайдеггеру: «Средняя понятливость читателя никогда не сможет решить, что исходно почерпнуто и добыто и что пересказано. Больше того, средняя понятливость даже и не станет хотеть такого различения…» [9, с. 169]. Интерпретация ведется по фактам. Факты выбирает сам интерпретатор. Выбирая, он должен уметь отличать факты «исходно почерпнутые» и просто «пересказанные». Смысл нужно выявлять из сути. «Пересказ» в книге – это разновидность «сплетен». Но без них невозможно написание произведения. Они нужны, чтобы существовала связь между впервые постигнутым и уже известным. Неопытный интерпретатор как раз и обращает внимание на «пересказы», ибо, будучи ему известными, только они и доступны. Понять же надо трудное для понимания. Набрасывать смысл на факты, не требующие интерпретации, – значит затуманивать смысл. Хайдеггер не случайно многократно подчеркивал, что интерпретация носит «характер насильственности. Эта черта, правда, особенно отличает онтологию Дазайн, но она присуща всякой интерпретации, ибо формирующееся в ней понимание имеет структуру наброска» [9, с. 311]. Понятный текст не подлежит истолкованию. Следовательно, истолкование может быть двояким: это либо искусственное загромождение, либо сознательное насилие.

Предвосхищение, антиципация смыла возникает не откуда-нибудь и не как-то, а из экзистирования человека, в результате чего открывается общность его Дазайн и бытия, охваченного (схваченного) текстом. Поэтому понимание есть не субъективный акт, но размыкание бытия. Размыкать бытие – это значит набрасывать свои возможности на самого себя. Только человек способен, понимая, размыкать бытие и, размыкая бытие, – понимать. Человек сам себе-и-себя размыкает. «Дазайн, – пишет Хайдеггер, – есть своя разомкнутость», оно само по себе освещено как бытие-в-мире ибо «само есть просвет» [9, с. 133]. Человек – это «вот» бытия. Бытие открывает свое «вот», высветлясь в слове. Бытие-истинным логоса есть алетейа, что означает: «давать видеть – изымая из потаенности – сущее в его непотаенности (раскрытости)» [9, с. 219]. Хайдеггер отрицает так называемые «вечные истины». Истина есть, пока есть Дазайн, т.е. человек. Почему? Быть-истинным значит быть-раскрытым. «Раскрытие есть бытийный способ бытия-в-мире» [9, с. 220], а значит, и бытийный способ Дазайн.

В существовании человека есть нечто таинственное и даже мистическое. Он принадлежит сущему миру, но в то же время он есть Дазайн, т.е. «вот» Бытия. А что такое «вот» бытия? Это то, что находится между Сущим и Бытием. Это Просвет бытия. Не было бы человека – не было бы ни Истины, ни Просвета. «В качестве эк-зистирующего, – пишет Хайдеггер, – человек несет на себе бытие-вот, поскольку делает "вот" как просвет Бытия своей "заботой". А бытие-вот существует как "брошенное"» [10, с. 200]. Человек существует брошенным. Но из этой своей брошености он поднимается в высочайшее – в «вот» Бытия. Экзистируя, в экстатическом озарении он вступает в истину бытия, которая высвечивает и высвечивается в Просвете. Только человеку присущ такой способ бытия.

Тысячи лет люди пытаются постичь тайну Просвета. Постигнувших именуют просветленными. Одним из первых был Будда, имя которого в переводе с санскрита означает просветленный, обретший высшую истину. Познавший тайну Бытия Мансур аль-Халладж воскликнул «ана-ль-Хакк» – «Я – Истина». Познав однажды Истину, выдающийся персидский суфий не отрекся от нее даже под угрозой смерти и был за это казнен. Человечество знает немало примеров такого рода.

Просвет – это дар бытия. Это самое высшее из того, что даровано Человеку: Просвет – это радость бытия. Людей, переживших ее, много. Но никто не мог держать в мыслящем слове Просвет бытия так, как делал это Мартин Хайдеггер. Никто не смог так высоко, как он, поставить человека: обитая вблизи бытия как «вот» бытия, как его Просвет, человек есть Забота о бытии. Он – пастух тайны своей жизни. Жизнь, как утверждает Ницше – источник Радости. Истекая, она озаряет красотой Мир. «Мир создан Красотой», – говорит нам сказание «Урал-батыр»[8]. Познать тайны мира в их истинном Свете есть подлинный смысл любви, из которой и проистекает философия – любовь к мудрости. Таинственное «Бытие, – пишет Хайдеггер, – высветляясь, просит слово. Оно всегда говорит за себя. Давая о себе знать, оно в свою очередь позволяет сказаться экзистирующей мысли, дающей ему слово. Слово тем самым выступает в просвет бытия. Только так язык впервые начинает быть своим таинственным и, однако всегда нами правящим способом» [10, с. 219].

Понять – это значит экстатически услышать Зов бытия. Услышанное дает о себе знать в Слове. Так язык становится путеводной нитью герменевтики.

Источник: journal.bsau.ru

Комментарии: