Что такое «стандартный режим работы мозга» и как он позволяет понять сознание и процесс медитации?

В Индии уже более двух тысячелетий рассказывают историю про йога, который уединился высоко в горах, чтобы вдали от людской суеты достичь внутреннего освобождения. Проведя многие годы в своей пещере за медитативной практикой, он достиг, наконец, наивысших ступеней транса самадхи и решил, что теперь путь его окончен. Пробил час нести обретённое знание людям, так что йог взял свой походный посох и направился в лежащий в предгорье городок. Там царило сущее столпотворение. Все улицы были запружены людьми, которые спешили на базар или же возвращались домой с покупками, в общем, занимались своими повседневными и шумными делами.

Привыкший к компании солнца и ветра, птиц и деревьев, аскет был ошеломлён этой сутолокой и покорно позволил потоку людей нести себя вперёд, как позволил бы это течению реки. Толпа затянула его в свой густой водоворот, спешно повлекла куда-то и вдруг внезапно остановилась. Все принялись расступаться, чтобы дать дорогу проезжавшему по городу кшатрию – местному индийскому аристократу. Йог оказался зажат между непочтительно пихающимися и кричащими людьми, и какой-то мальчик впереди подался назад и всем весом наступил подвижнику на ногу. В гневе и возмущении аскет занёс было посох, чтобы проучить мелкого негодника, но рука замерла на полпути. Он отчётливо увидел и свой гнев, и последовавшую автоматическую реакцию – увидел то, что он только что хотел сделать. Дав людскому морю пройти мимо и сквозь себя, он развернулся и отправился назад, в горы, медитировать дальше.

Увы, произошедшее с почтенным йогом не есть редкий частный случай. Скорее это как раз-таки правило, и среди тех, кто посвятил долгие годы жизни работе с сознанием большая часть, кажется, едва ли сделали и пару шагов вперёд. Слова их становятся громче и обильнее, но дела всё так же мелки, как и в самом начале. Более того, в отличие от аскета из древней истории, им не приходит в голову признать свои ошибки и удалиться для продолжения работы и исследования. Потерпев поражение и не получив даже самых начальных результатов, эти люди начинают учить других секретам покорения высочайших вершин. Мне нередко доводилось наблюдать этот парадокс. Человек, который раздражителен, суетлив, завистлив, тщеславен и которого очень легко вывести из себя, ежедневно и авторитетно рассуждает о гармонии, равновесии, счастье, медитации и обучает других росту и освобождению. Злая усмешка судьбы остаётся как будто бы незамеченной ни им самим, ни его публикой.

Столь горько обманывать себя и вести других по заведомо гиблым маршрутам есть великая личная и социальная трагедия. Её причина, причина бесполезности или по крайней мере очень ограниченной полезности большинства техник преподавания медитации от фитнес-центров Запада до ашрамов Индии и монастырей Тибета – трояка. Прежде всего, это сложность самих поставленных задач, но также лень и невежество учащихся и учителей. Именно невежество при этом оказывается главным камнем преткновения, на что справедливо указывал Будда. Дело в том, что как только мы искореняем его и приобретаем ясное видение существа дела, в нас рождается мотивация действовать. Появляются силы и решимость критически проверять, исследовать и совершенствовать свой арсенал, благодаря чему и стоящие перед нами проблемы становятся разрешимы.

Практика медитации лишь тогда эффективна, когда основана на знании, и первым необходимым шагом в его формировании будет разобраться, что она такое. Чтобы дать определение её природы, прибегнем к уже не раз использованному приёму. Соединим в уме сотни разнородных явлений, на которые в разные эпохи и в разных культурах клеили этот ярлычок, и попробуем отыскать между ними общий знаменатель. Довольно быстро окажется, что всё многообразие медитативных методик от произнесения мантр и визуализаций божества в индуизме до танцев дервишей в исламском мистицизме и буддистских техник сходятся в двух принципиальных моментах.

С одной стороны, у них есть общая цель – изменение состояния или свойств сознания. С другой же, эта трансформация всегда достигается за счёт применения заключенных внутри самого индивида психических сил, планомерного напряжения человеческой воли. Так, принятие психоактивного вещества не будет названо медитацией. Вне всяких сомнений, оно повлияет на работу нашей психики, но произойдет это благодаря воздействию внешнего по отношению к нам агента. Аналогичным образом, молитва или колдовские ухищрения шаманов и жрецов не подпадают под интересующую нас категорию. Те изменения, которых ищут занимающиеся подобными вещами люди, зависят от чего-то внешнего – неких сверхъестественных сил: их пытаются или елейно умаслить, или нагло использовать, познать их или же слиться с ними.

Медитация связана с желанием перемены внутри нас, как и очень многое в жизни человека, и выше мы привели лишь малую толику возможных примеров. Однако медитация весьма чётко отграничена от этих смежных феноменов за счёт того, как именно мы добиваемся перемены. Мы делаем это самостоятельно, мы используем ресурс своей психики и не полагаемся на милость волшебных фокусов, химических веществ, а также третьих лиц божественного или земного происхождения. Можно потому дать ей следующую дефиницию:

Медитация – это практика целенаправленного изменения состояния сознания и его свойств путём внутреннего усилия.

Разумеется, разнообразные техники работы с сознанием существуют уже несколько тысячелетий и при желании их можно обнаружить во множестве религиозных, духовных и философских контекстов. Здесь и далее в их исследовании и развитии мы оттолкнемся именно от раннего буддизма по целому ряду соображений.

Во-первых, наследие Будды в том, что касается методов медитации, не требует принятия на веру каких-либо идей. Всё, о чём будет говориться в этой связи, каждый может проверить на своём опыте. Они находятся вне религии и идеологии и пребывают на перекрестии философии, психологии и науки в их экспериментальной ипостаси. Это взаимодействие с базовыми компонентами нашей психики, существование которых не противоречит ни одному мировоззрению или вероисповеданию. В опоре на ранний буддизм мы встаём на путь улучшения качества жизни за счёт управления направленностью и интенсивностью желания, искоренения избыточных автоматических реакций и искажений восприятия.

Для этого не являются необходимыми специфические представления о природе самих себя и бытия в целом, и эти приёмы будут работать и приносить пользу в любой системе координат. Точно также и совершенно независимо от наших представлений о мире постепенное нагревание воды превратит её в пар. Мы можем верить в сражение бога огня с богом воды, в результате которого пар и возникает, или же придерживаться строгого научного мировоззрения – коль скоро мы последуем инструкции, результат всё равно будет тот же.

Метафизические предубеждения тем не менее есть препятствие для выхода на высокие уровни практики и самостоятельного экспериментирования, о чём неустанно предупреждал Будда. Вера в бога огня и бога воды не помешает приготовлению супа. Но вот развитой медицины на таком фундаменте не построишь.

В практике самотрансформации балласт из необоснованных идей точно так же мешает движению вперёд и ограничивает наши действия данными нам рецептами, природы которых мы в таком случае не сможем понять. Они заставляют нас инвестировать энергию в служение созданным умом миражам, цепляться за его проекции. Это ограничивает степени свободы и порождает бессмысленное страдание. Будда отказался от йоги, которой обучался у Алары Каламы, именно из-за её надуманности, из-за того, что мы сегодня назвали бы «ненаучностью». Алара рассуждал о каких-то чакрах, энергиях и энергетических телах, о бессмертном и высшем «Я» – Атмане, об освобождении духа от материи. Сиддхартха, судя по всему, не мог взять в толк две вещи. Прежде всего, откуда он всё это взял? И, самое важное, зачем вообще нужен этот ворох непроверяемых слов? Чтобы сталкивать его с другими и противоположными по смыслу словами и смотреть, чьи продукты воображения окажутся сильнее?

Причины счастья и страдания, роста и упадка находятся внутри самой психики. Нет нужды изобретать понятия для чего-то вне её непосредственных механизмов и феноменов, вне того, что мы видим прямо сейчас – непостоянство, пустотность, страдание, счастье, желание, цепляние и так далее. Игра с воздушными замками лишь привяжет нас к конструктам собственного воображения, заставит верить в абсолютную реальность того, что пустотно.

Во-вторых, буддизм является самой обширной, проработанной и древней системой работы с сознанием из тех, что сохранились до сего дня. Всё, что мы знаем о его ближайшем родственнике, йоге, было записано спустя более пятисот лет после жизни Будды и составления первых буддистских текстов. От более ранних времён у нас осталась лишь пара упоминаний о том, что нечто подобное и правда существовало в рамках индийской дуалистической философии санкхья без каких-либо деталей по части метода. В «Йога-сутрах» Патанджали, главном источнике по йоге вообще, прослеживается не только огромное влияние буддизма, но и очевидный параллелизм с его аргументацией, к примеру, с философией буддиста Васубандху.

В-третьих, в XXI веке нас интересуют такие системы, которые не противоречат науке и выдерживают самую строгую проверку на основе всей совокупности имеющихся у нас знаний. Мир не стоит на месте, и было бы нелепо руководствоваться одними наработками двухтысячелетней давности, как будто после ничего дельного сказано и сделано не было. Всё начинается с понимания, в том числе правильная практика медитации. Наука способна очистить от предрассудков, обогатить и подпереть сложившееся у нас за века видение человеческой психики. По сути, она представляет собой способ выявления и тщательной экспериментальной проверки причинно-следственных связей между объектами опыта. Это как раз тот метод, на котором настаивал Будда, ибо именно он приносит наиболее надёжные и обильные плоды. Далее мы покажем, что исследования в нейробиологии последнего столетия и в частности прорыв, который произошёл у нас на глазах за минувший десяток лет, находится в полном согласии с основными механизмами, на которые указывал Сиддхартха.

Благодаря науке нам известны основные нейронные контуры, отвечающие за возникновение страдания, за процессы цепляния ума и производимые им фабрикации. Мы ещё лучше пониманием и то, как они работают, и то, как мы можем это использовать. Хотя сегодняшние представления о человеческой психике далеки от полноты, обсуждаемые здесь принципы более не принадлежат к области мнений или «философии». Они с легкостью проверяются не только субъективно и каждым из нас в процессе самотрансформации и самоисследования, но и в любой технически оснащенной лаборатории. Взглянем теперь на научную интерпретацию давно известного в буддизме механизма, чрезмерности которого мешают нам достичь внутреннего освобождения и раскрыть свой творческий потенциал.

Стандартный режим работы мозга (default mode)

В 1929 г. немецкий психиатр Ганс Бергер, создатель метода электроэнцефалографии, опубликовал несколько статей с поразительными данными. Измерив функционирование мозга своих пациентов с помощью изобретенного им же ЭЭГ, он заметил, что электрическая активность никуда не пропадает в состоянии бездействия или полного покоя. Она даже не становится значительно слабее. Сперва ему никто не поверил, и большинство коллег не приняли наблюдения профессора всерьёз, сочтя, что он просто что-то напутал в процессе замеров. Согласно господствовавшим в ту эпоху представлениям, мозг и отдельные его части должны были включаться в полноценную работу лишь при целенаправленной психической активности.

К концу двадцатого века открытия Бергера подтвердились и обросли множеством новых подробностей усилиями таких выдающихся нейробиологов как Луи Соколов и Маркус Райкле. Выяснилось, что при выполнении сложных математических задач метаболизм в мозге в целом и его энергопотребление в частности либо практически не меняются в сравнении с состоянием покоя, либо рост достигает не более пяти процентов от базового уровня. Что совсем удивительно, кровоток в наиболее «разумных» центрах нашей нервной системы, в лобных долях, увеличивается, как раз когда мы не заняты выполнением энергоёмких целенаправленных задач.

Одним словом, наш мозг постоянно над чем-то усиленно трудится, причём в состоянии покоя он порой корпит усерднее всего. Чем же он занят? Не нужно быть учёным, чтобы быстро найти правильный ответ. Достаточно припомнить, что происходит в сознании, когда мы идём по улице или сидим без дела на диване. Наши мысли блуждают то тут, то там, перед умственным взором вспыхивают и гаснут живые картины того, что было, что будет, что могло бы быть и чего определённо быть не может. Мы пребываем в некоем подобии сна наяву, который накладывается на непосредственную реальность ощущений и восприятий. Мир видится будто бы через полупрозрачную плёнку со стремительно сменяющимися на ней кадрами, и мы смотрим вокруг и внутрь себя сквозь этот непрерывный кинофильм.

Показывать такое кино – дело крайне ресурсозатратное, уж точно не меньше, чем решать математические задачки. Потому мозг и не проводит особого различия между ними. В обеих ситуациях ему приходится напрягаться примерно в одинаковом объёме, хотя задействуются разные его модули с разной силой. Позанимавшись два часа математикой и сев на диван, мы чувствуем, будто расслабляемся, но по правде, это расслабление есть лишь смена профиля нагрузки.

Хаотическое блуждание мысли и безостановочное перепроизводство нашей психикой всё новых и новых фабрикаций есть то состояние, в котором человек находится «по умолчанию» и затем возвращается в него же после любой сфокусированной деятельности. Именно поэтому в 2001 году американский нейробиолог Маркус Райкле и назвал обеспечивающие его работу структуры мозга сетью стандартного режима (default mode network).

Вместе с коллегами он обнаружил, что стандартный режим активен при отсутствии сфокусированной вовлеченности человека в какую-либо деятельность. Своей усиленной работой он препятствует формированию этой вовлеченности и, как следствие, эффективному выполнению стоящих перед нами задач. Мы постоянно отвлекаемся и наблюдаем это малоприятное кино: то витая в облаках, то – и куда чаще – спускаясь в мрачные подземелья своего воображения. Но вот стоит человеку преодолеть инерцию стандартного режима, сосредоточиться на некоем занятии и глубже войти в поток настоящего мгновения, как эти зоны мозга деактивируются.

Как показали исследования, у стандартного режима имеются три главных центра в мозге: угловая извилина, задняя поясная кора и медиальная префронтальная кора. Они выполняют широкий набор функций, однако здесь нас будут интересовать лишь некоторые из них.

1.Во-первых, когда наши глаза, уши и другие сенсорные системы получают информацию о мире, она должны пройти обработку в коре мозга. Это даёт нам возможность понять, что именно было воспринято, что мы увидели или услышали. После этого возникает необходимость объединить потоки данных от столь разнообразных органов ощущения в единое целое и интерпретировать их в связи друг с другом. В противном случае восприятие будет разрозненным и мы не сможем проследить взаимосвязи между отдельными его частями. Как раз здесь и играет огромную роль угловая извилина – первый крупный узел стандартного режима. Она помогает нам собрать многочисленные кирпичики данных в более-менее цельную картину и разобраться, что же, в сущности, происходит.

2. Как только это произошло, задняя поясная кора замеряет расхождение между действительным положением вещей с одной стороны и желаемым или ожидаемым – с другой. Недостаточно понять, что происходит. Живому организму нужно ещё удостовериться, хорошо это для него или плохо. Задняя поясная кора потому непрерывно обрабатывает полученную нами информацию о явлениях с точки зрения их пользы или вреда для удовлетворения наших потребностей. На основании её вердиктов работают эмоциональные механизмы и запускается поведение. Если разница между действительным и желаемым велика, это сигнализирует об угрозе, потому в нас рождается автоматическая реакция в виде отрицательных эмоций. Если же произошедшее близко к желаемому или превосходит последнее, психика балует саму себя всплеском радостных переживаний для закрепления успешной модели поведения.

3. Наконец, в качестве завершающего звена медиальная префронтальная кора связывает всё происходящее с нами любимыми и делает последние штрихи в создании ощущения цельного субъекта. Мы не просто понимаем, что происходит и как это относится к некоторой совокупности желаний и потребностей, а также автоматически испытываем некоторый букет эмоций. Мы чувствуем, что это происходит именно с кем-то конкретным, кого зовём «собой». Медиальная префронтальная кора собирает в единое целое наши воспоминания о прошлом, планы и виды на будущее, наши разочарования и устремления. Подобно источнику мощнейшей гравитации, она стягивает все временные измерения и события в них к одной точке, в которой и возникает «Я».

Весь мир начинает выглядеть вращающимся вокруг этого центра. Явления воспринимаются уже не сами по себе, а как происходящие с нами и по отношению к нам. Мы видим стол – но это не просто стол, а либо инструмент для реализации потребностей, либо препятствие для них, если он, к примеру, загораживает нам путь, а не требуется для написания письма. Медиальная префронтальная кора завершает и оформляет самосознание и проставляет на всё вокруг ярлычки с текстом «Это существует не само по себе, а по отношению ко Мне».

Насколько можно судить, стандартный режим есть нейробиологическая основа для ощущения «Я» и всего функционирования нашего довольно суетливого и жадно-пугливого «эго». Метод диффузионной МРТ показывает, что его модули не просто активируются синхронно, но и все связаны между собой в единый функциональный блок огромным числом нервных отростков – аксонов.

Активным и поистине неугомонным действующим началом стандартного режима является задняя поясная кора. Находясь в середине, она в некотором смысле дирижирует оркестром, постоянно делая замеры соответствия или несоответствия мира нашим представлениям о нём. После каждого проведённого замера задняя поясная кора запускает эмоциональную реакцию и поведенческий ответ на ситуацию. Это меняет характер ситуации, затем проводится новый замер и новая оценка – и так далее. Процесс этот не только непрерывен, но и не ограничивается одним лишь настоящим. Каждую свободную минутку сна и бодрствования наш мозг проигрывает симуляции того, что может произойти и уже случилось – показывает себе тот самый фильм, о котором мы говорили выше. Он измеряет соответствие или несоответствие потребностям и желаниям не только того, что вокруг нас прямо сейчас, но и гипотетических сценариев развития событий или же моделей произошедшего. Так он пытается извлечь уроки из прошлого, предвосхитить будущее и лучше спланировать курс действий.

С эволюционной точки зрения, это кажется оправданным. За дни и годы жизни с нами происходит столь много всего и столь многое ещё может случиться, что требуется осмыслить это и сделать выводы, причём не на ходу, а в состоянии относительного покоя. Как только выдаётся свободная минутка, мозг начинает производить фабрикации и прогонять симуляции – потому этот режим и назван «стандартным».

Благими намерениями, однако, нередко вымощен путь в ад, и в данном случае эта древняя сентенция уместна как никогда. В человеческом уме эта функция вышла из-под контроля, разрослась и замкнулась на себя. Мы непрестанно блуждаем в создаваемой мозгом виртуальной реальности, где главный герой в каждой киноленте с собственным участием занят следующим набором операций. Он судорожно думает, как бы ему заполучить что-то, чего у него ещё нет; как вернуть то, что он утратил; как изменить то, что ему не нравится; как избежать того дурного, что гипотетически может произойти.

Очевидно, что по своей природе все эти мизансцены порождают тревогу и страдание, пронизаны страхом и жаждой. Хотя их реальность – виртуальная, но производимые в ответ реакции самые что ни на есть настоящие. Более того, они мощнее, чем отклик на непосредственный опыт. Угроза удара кулаком и воспоминания об этом ударе намного мучительнее, чем он сам. Страдание от осознания нехватки чего-либо кажущегося нам важным или из-за страха не получить это многократно сильнее и продолжительнее, чем сумма всей физической боли за жизнь среднего индивида.

Ум А и ум Б

Большая часть метаний нашего ума в стандартном режиме не только крайне неприятна, но и попросту бесполезна. Нескончаемые остросюжетные фильмы о «было», «есть» и «будет» не помогают нам добиваться желаемого, не готовят к принятию вызовов мира и решению проблем. Они мучат и являются мощнейшей преградой, так как стягивают на себя громадные объемы энергии и времени. Трудно представить, что мы могли бы совершить, если бы смогли запустить руку в эту ресурсную сокровищницу и сколь легче бы стало дышаться. Мудрые мужи мира сего давно заметили существование нацепленного на человеческую голову шлема виртуальной реальности и задались целью найти тумблер, который если и не выключит его полностью, то хотя бы сбавит обороты.

Разумеется, люди древности использовали иную терминологию и не имели возможности рассуждать об источнике реакций и фабрикаций с позиций нейробиологии. Для обозначения последнего у них имелся свой лексический инструментарий и прежде всего – метафора «обезьяньего ума». Сейчас принято возводить рождение этого образа к культуре Китая начала первого тысячелетия, где он набрал невероятную популярность, а затем перекочевал в Японию и потом на Запад. Но это не совсем верно. Сиддхартха Гаутама за много сотен лет до того неоднократно использовал это уподобление. В одной из сутр мы читаем:

«Но то, что зовётся "умом", "разумом" или "сознанием", и днём, и ночью то возникает как нечто одно, то угасает как совсем другое. Подобно обезьяне, движущейся через лесную чащу, оно хватает ветку; отпустив её, оно хватает уже другую; отпустив последнюю, оно хватает ещё одну» (SN 12.61).

В другом месте он вновь прибегает к «обезьяньей метафоре», описывая поведение непросвещённых:

«Отпустив что-то, они сразу цепляются за следующее и, охваченные влечением, никогда не покидают пределов привязанности. Они то хватают, то отвергают, подобно обезьяне, отпускающей одну ветку, лишь чтобы уцепиться за другую» (Sn 4.4).

С тех древних пор буддисты региона (а в особенности рьяно представители школ чань и дзэн) сравнивают ум человека в стандартном режиме с неугомонной обезьяной. Она не знает ни мгновения покоя и прыгает с ветки на ветку, и успокоить эту мартышку, отучить её производить фабрикации и реакции мыслится главным путём практики.

Состояние, в котором стандартный режим деактивирован, называется в дзэн-буддизме mushin. Дословно это означает…

Источник: m.vk.com

Комментарии: