Мы никогда не можем полностью доверять нашей памяти, а значит, в какой-то степени не можем доверять и сами себе. Наш мозг додумывает воспоминания, добавляет в них кусочки от совсем других пазлов и надеется, что мы не заметим. И мы, действительно, замечаем это только тогда, когда наши воспоминания о событиях начинают расходиться в деталях с воспоминаниями других людей. Публикуем отрывок из книги «Это мой конек. Наука запоминания и забывания», посвященный механизмам стирания воспоминаний.
Это мой конек. Наука запоминания и забывания
Хильде Эстбю, Ильва Эстбю
Альпина Паблишер, 2020
Важная информация пропадает из нашей головы из-за нехватки сна и общего переутомления. Но даже без естественных причин подобного рода большинство из нас замечают, что забывают намного больше, чем хотелось бы. Мы забываем имена, потому что они никак логически не связаны с их носителем. В прежние времена имена зачастую описывали характерные внешние черты человека. Например, имя Шальг значило «косоглазый», а фамилии говорили о роли человека в обществе: Смит — это кузнец. Но сегодня имена — ничего не значащие ярлыки, которые нам приходится связывать с внешностью, характером и ролью человека посредством ассоциаций и повторения.
Мы забываем лица: они имеют много деталей, и их непросто описать. В коре головного мозга есть даже крохотный участок, отвечающий за восприятие и запоминание лиц, — благодаря ему мы с легкостью помещаем лицо в важный для нас социальный контекст. Как и все выполняемые мозгом функции, эта тоже далеко не идеальна. Вот мы впервые увидели лицо — нет никаких гарантий, что мы запомним, кому оно принадлежит. Мы забываем, в какой обстановке произошло знакомство просто потому, что у нас не было нейросети воспоминаний для размещения этой информации.
Лица и имена, встречи и номера телефонов, день рождения сестры или счет с истекающим сроком оплаты — откуда берется наша повседневная забывчивость? Дело не только в том, что в мозге слабеет и исчезает след памяти. Этот процесс идет на всех этапах — во время кодирования, сохранения и повторного обращения к воспоминанию. Чаще всего воспоминания до памяти вообще не добираются. Перед стадией, на которой они сохраняются и вызревают, им необходимо пройти процедуру отсеивания.
Первое препятствие — внимание. Внимание — лучший друг фокусников и карманников, поскольку оно не способно уследить за всем сразу. Пока вы смотрите на карту, которой машет перед вами вор — якобы для того, чтобы спросить дорогу, — не замечаете, что одновременно он лезет в вашу сумку.
В 1970 г. репортеры NRK задавали людям на улицах абсолютно бессмысленные вопросы. Посреди интервью между прохожим и журналистом проносили щит — за это время интервьюера меняли на комика Тронна Кирквога — с искусственными клыками или короной на голове. Никто из опрашиваемых не обращал особого внимания на подмену, а один из них очень старался указать на ошибку в вопросе и поправлял в итоге совсем не того, кто задал ему вопрос. Разумеется, это всего лишь телерозыгрыш, но в шутке всегда есть доля правды. Если вы даете интервью на телевидении, все ваше внимание сосредоточивается на микрофоне. Кровь насыщается адреналином, и вы не сразу заметите, что задававшего вам вопросы ведущего вдруг подменили.
20 лет спустя профессор Дэниел Симонс провел очень похожий эксперимент — благодаря ему Дэниел приобрел известность в сообществе психологов и получил Шнобелевскую премию. Он снял фильм — вероятно, с точки зрения Голливуда, наискучнейший: шесть человек перебрасывают друг другу баскетбольный мяч. Зрителей просили подсчитать количество пасов. Половина посмотревших фильм испытуемых отвечала, что 15Пасов действительно было 15., а когда их спрашивали, видели ли они гориллу, они были твердо уверены, что ее не было. Однако в фильме четко видно, что между игроками медленно ходит человек в костюме гориллы, останавливается, бьет себя в грудь, демонстративно отворачивается и исчезает за левой границей экрана.От внимания способна ускользнуть даже горилла — и не превратиться тем самым в длительное воспоминание: Simons, D.J. & Chabris, C.F. (1999). Gorillas in our midst: sustained inattentional blindness for dynamic events. Perception, 28(9), 1059–1074. Внимание напоминает фокус объектива: за его пределами все становится нечетким фоном. Этот процесс и не назовешь забыванием: в данном случае мозга коснулся лишь проблеск сенсорной стимуляции, на который большая его часть даже не обратила внимания.
Следующее после внимания препятствие на пути к долговременной памяти — рабочая память, которую еще называют кратковременной. Вероятно, это самый слабый и наиболее важный участок. Ее объем сильно ограничен. Воспоминания хранятся в ней очень недолго, всего около 20 секунд. У Генри Молейсона рабочая память была: он поддерживал ход беседы, пока информация подавалась в виде осмысленного ряда фактов, связанных с тем, что хранилось в его рабочей памяти. Но, как только мысли переключались на другую тему, разговор, в котором он участвовал, исчезал из его головы. Так работала здоровая часть памяти Генри. Однако из кратковременной памяти в долговременную ничего не перемещалось. Гораздо больше воспоминаний, чем мы надеемся, разделяют судьбу оказавшихся в кратковременной памяти Генри и не отправляются на длительное хранение.
Когда психолог, профессор Алан Бэддели проводил ныне известный эксперимент с водолазами на побережье Шотландии, он уже обдумывал новый научный проект. На самом деле именно благодаря ему Алан станет светилом психологии — и именно эта работа оказывает влияние на науку до сих пор. Ее темой были недолговечные воспоминания о том, что происходит здесь и сейчас. Алан и его коллега Грэм Хитч получили грант на исследование кратковременной памяти. Ранее Алан Бэддели участвовал в разработке новой системы индексов для британской почтовой службы, чтобы их было проще запоминать.
К сожалению, систему так не внедрили на практике, но информация о том, как память выхватывает случайные числа, которые нужно помнить недолгий период времени, до нанесения на конверт, вызвала у Алана Бэддели массу вопросов.
На первый взгляд кажется, что кратковременная память устроена просто. Мы помним либо совсем недолго, либо долго. В 1950- х гг. ученые выяснили, что кратковременная память одновременно вмещает семь единиц информации. Они придумали термин «магическое число семь» (позже он превратился в «магическое число семь плюс-минус два»: учли тот факт, что количество единиц, которые вмещает кратковременная память конкретного человека, непостоянно). Но Бэддели и его коллеги вскоре выяснили, что кратковременная память устроена сложнее. Важнейший факт: кратковременная память — это активный процесс, это рабочая память, а не волшебное хранилище. Затем оказалось, что кратковременная память состоит из нескольких отделов, каждый из которых имеет собственную специализацию. Языковая информация, изображения, эпизоды из жизни и, вероятно, еще немало отделов, каждый из которых связан с определенной сенсорной системой: обонянием, вкусом, осязанием.
«Я хорошо помню один из наших первых экспериментов — он указал нам на модель рабочей памяти, над которой я проработал последние 40 лет, — рассказывает Алан Бэддели. — Мы попросили добровольцев запоминать цепочки очень похожих по звучанию слов — man, mad, mat, map, can, cat, cap, cad, и сравнили результат с тем, насколько успешно испытуемые запоминали очень непохожие на слух слова, такие как pen, day, few, cow, pit, bar, hot, sup. Разница была колоссальной. Испытуемые запомнили лишь 10% похожих слов, а среди непохожих результат достигал 90%!»
Они обнаружили, что в рабочей памяти есть специальный отдел для звуковой информации — он называется фонологическая петля (постарайтесь не забыть этот термин до конца главы!), — чья единственная задача — хранить единицы языка. «Именно им мы пользуемся, когда учим иностранный язык», — рассказывает Бэддели.
Наши уши улавливают новые непонятные звуки, затем интерпретирует их как языковые звуки и направляют в фонологическую петлю. Там они повторяются непрерывно, образуя петлю — отсюда и название. Если долго повторять звуки, возможно, у них появится опора в памяти, а мы выучим что- то новое. Информация от учителей, супругов, звонящих по телефону клиентов, телереклама — все это попадает в фонологическую петлю и сражается за место в ней. Хорошо известно, что слова влетают нам в одно ухо, а вылетают из другого — это очень точное описание рабочей памяти. Рабочая память — место, где мы ловим поток нашего сознания и на краткий миг удерживаем перед внутренним глазом и ухом.
Еще одна подсистема кратковременной памяти работает с визуальной информацией, и обе функционируют вполне независимо друг от друга. «Визуальную подсистему рабочей памяти мы рассматривали наименее подробно, — признается Бэддели, — но внимания ученых дождалась и эта область».
Многие эксперименты показали, что одновременная подача визуальной информации и слов не влияет на зарезервированный для слов объем в той же степени, в какой влияет одновременная подача сразу нескольких слов. Другими словами, мы способны жонглировать данными сразу нескольких типов — жертвовать каким-то из них не придется. Всей системой руководит центральный управляющий элемент (термин Бэддели — central executive) — он направляет внимание в нужное русло, мешает сознанию переключаться на другую тему и удерживает ненужную информацию за пределами рабочей памяти. Модель рабочей памяти Алана Бэддели, разработанная совместно с Грэмом Хитчем, представлена здесь: Baddeley, A.D. & Hitch, G. (1974). Working memory. Psychology of Learning and Motivation, 8, 47–89. Правки указаны здесь: Baddeley, A. (2012). Working memory: theories, models, and controversies. Annual Review of Psychology, 63, 1–29.
Алан Бэддели изучал рабочую память 40 лет — совершенные за это время открытия позволили отредактировать модель работы воспоминаний о том, что происходит здесь и сейчас. Один из последних добавленных к ней элементов — эпизодический буфер. Свое название он получил потому, что обрабатывает наши воспоминания и мысли, вызывает их из долговременной памяти и помещает в сознание.
«Представьте себе телеэкран, на котором мелькают мысли, воспоминания, изображения, — говорит Алан Бэддели. — Это пассивный монитор, демонстрирующий многомерную картину, созданную другими отделами мозга».
За кулисами кипит работа мозга по обработке содержания того, что показывает монитор. Именно в рабочей памяти мы думаем, решаем задачи, вычисляем — и там же перед нашим внутренним взором проигрываются воспоминания о нашей жизни.
Модель рабочей памяти помогает понять, как и почему некоторые вещи вообще никогда не попадают в память. Забывание в рабочей памяти — это не то же самое, что забывание в памяти долговременной. Рабочая память предназначена для того, чтобы хранить информацию в течение очень короткого промежутка времени, — это склад временного хранения. Она напоминает офисные ячейки для почты — сотрудники компании каждый день забирают из них письма, освобождая место для новых. Только из этих ячеек почта очень быстро отправится в мусорное ведро, если ее вовремя не забрать. Забывание — нормальный процесс, естественный для человеческого мозга.
«Забывание — один из центральных инструментов памяти, и оно помогает нам выделять главное», — напоминает Бэддели.
Забывание играет столь важную роль, что мы воспринимаем его как должное. Тем не менее многие люди жалуются на плохую память, хотя их способности, касающиеся восприятия и хранения информации, абсолютно нормальны. Они жертвы отбора, проводимого рабочей памятью. Из-за проблем с вниманием и памятью людям с синдромом дефицита внимания и гиперактивности кажется, что у них плохая память.
Весьма распространенная форма забывания: мысли занимают место в рабочей памяти и устраивают в ней беспорядок. Классический пример — переживания. Эти мысли имеют огромнейшее значение, ведь они являются причиной нашего беспокойства. Переживания буквально напичканы мыслями, требующими к себе внимания. А потому они направляются прямиком в рабочую память.
Банальный пример: вы готовитесь к экзамену и боитесь получить плохую оценку. Причем очень сильно боитесь — с легким переживанием рабочая память отлично справится. Вы стараетесь внимательно читать про морские экосистемы, но вам очень трудно. Жизненный цикл планктона сражается с мыслями о том, что «если я завалю экзамен, мне придется еще раз брать курс по предмету, я пропущу полгода учебы, не поеду в Грецию летом, потому что мне придется учиться, придется найти работу на лето, я останусь на мели. Я никогда не найду работу, родители начнут нервничать и пилить меня, а друзья сочтут неудачником и поедут в Грецию без меня!» Сколько планктона уступит место этим переживаниям? Планктон проиграет. Вначале вы горели желанием узнать о значении планктона для экосистем и разрешения климатических проблем — и вот особи, абсолютно безжизненные, плещутся в океане, а вас рядом нет.
Именно рабочая память во многом виновата в том, что вы не усваиваете информацию о том, как зовут человека, когда он представляется в первый (а возможно, во второй и третий) раз. Когда вы протягиваете руку во время приветствия, имя, которое вам нужно запомнить, сражается с огромным потоком мыслей в вашей голове (как вы выглядите, о чем стоит поговорить после знакомства), волнением — а вдруг вы пожали руку слишком сильно или слишком слабо — и так далее. Многие боятся показаться невежливыми, потому что не запомнили имя с первого раза. Но ведь это, скорее, признак интереса к человеку. В первые минуты после рукопожатия рабочую память заполняет именно сам собеседник, а не его имя.
Перечисленные недостатки доставляют проблемы и людям с очень хорошей памятью. Чемпион Норвегии по памяти Оддбьерн Бю совсем по-другому относится к забыванию, не как большинство людей. Что произойдет, если он забудет хоть одно число из последовательности, которую ему нужно запомнить? Катастрофа! Во время чемпионата мира 2009 г. он был в прекрасной форме. Но рядом с ним сидел участник из Китая — у того сильно болело горло. Китаец громко кашлял. Когда Оддбьерн Бю готовится к чемпионату мира, он специально ходит тренироваться в шумные кафе. А может, он просто перенервничал, а потому сбился уже на 38-м числе. Оддбьерн набрал 37 очков из 100 возможных, и итоговое место в турнирной таблице принесло ему огромнейшее разочарование.
Еще одну форму забывания мы наблюдаем в тот момент, когда пытаемся достать хранящуюся в памяти информацию. Обращаясь к воспоминанию, мы пользуемся ведущими к нему ниточками. Благодаря им мы держимся за нейросеть воспоминаний — рыболовную сеть — и вытягиваем добычу. Иногда путеводные нити перепутываются. Новая информация цепляется за нейросеть с похожими сведениями и крадет себе статус путеводной нити. Сравним это с поиском информации в Google: чтобы получить релевантные результаты, нужны правильные ключевые слова. А среди множества результатов выбрать придется только один.
Мнемонист Соломон Шерешевский запоминал бессмысленные — фактически бесконечные — ряды чисел и слов. Но даже у него была одна связанная с памятью проблема: он боялся, что то, что он не забудет, помешает ему во время выступления на сцене. То есть он просто-напросто боялся вспомнить не тот список слов! Доску для записи слов от зрителей каждый раз после выступления начисто вытирали, но в доску находящуюся в голове у Соломона слова въедались намертво. Чтобы забыть их, он испробовал множество способов, но чем сильнее он старался их забыть, тем крепче они держались за его память. В итоге он нашел решение — представлял себе, как сворачивает листок бумаги с выученными словами и бросает в мусорное ведро. Точно неизвестно, вело ли это действие к забыванию, но у списка во всяком случае появлялась особая черта, помогавшая отличить его от нового, когда Соломон стоял на сцене и на него смотрел весь зрительный зал. По иронии судьбы ему удалось создать путеводную нить для забывания!