Травматерапевт Ирада Аллахвердиева: «Я хочу помочь Азербайджану психологически оправиться после войны»

Завершение 44-дневной Отечественной войны полной капитуляцией Армении и восстановлением территориальной целостности нашей страны принесло огромную радость всему азербайджанскому народу.

Однако, наряду с радостью от освобождения оккупированных территорий, Азербайджан столкнулся с проблемой, которая, согласно мировой статистике, наблюдается во всех странах, переживших войну, а именно – с резким увеличением числа людей с психическими травмами.

На просторах социальных сетей можно увидеть множество публикаций о запросах членов семей вернувшихся с фронта солдат с просьбой посоветовать квалифицированного специалиста для оказания психологической помощи. Эти люди обеспокоены состоянием своих близких, которые, вернувшись с войны победителями, пребывают в депрессии, страдают паническими атаками, ночными кошмарами, мыслями о самоубийстве и другими признаками психического расстройства.

Мы поговорили на эту тему с нашей соотечественницей, проживающей в Германии, доктором психологии, известным в данном регионе травматерапевтом Ирадой Аллахвердиевой, которая имеет большой опыт работы в этой области. Она рассказала о своем профессиональном пути и выразила желание оказать посильную помощь Азербайджану в данном вопросе.

«30 лет назад я начала нацеленно идти к этой теме…»

Мое первое знакомство с психически травмированными людьми произошло в конце 80-х – начале 90-х годов. Именно с началом карабахских событий в Баку появились первые беженцы – раненые, с серьезными психическими расстройствами и физическими травмами. Тогда я и мои коллеги шли в клиники, проводили работу с ранеными, бывшими пленными и жертвами насилия. Это была работа по наитию, без подготовки, знаний и опыта, она проводилась стихийно, кратковременно и базировалась на личных и профессиональных, а также патриотических идеях.

Следующее мое соприкосновение с психической травмой состоялось в 1999 году, когда в Баку произошло сильное землетрясение. Все мы знали, что живем в сейсмоопасной зоне, и меня часто беспокоил вопрос: «А что, если случится какая-то непредсказуемая природная катастрофа, чем я, как психолог, смогу помочь людям?» В те времена я преподавала в Бакинском государственном университете и знала, что в стране есть высшие учебные заведения, которые выпускают профессиональных психологов, но ни у кого из них нет ни соответствующей подготовки, ни опыта работы с критическими состояниями. И вот, когда произошло это землетрясение, мы столкнулись с тем фактом, что, несмотря на минимальное число погибших, наблюдалось колоссальное количество психически пострадавших людей. Именно тогда я еще раз убедилась в том, что стране катастрофически не хватает специалистов по работе с острыми психотравматическими состояниями.

В тот период я со своими студентами впервые реализовала проект психологической помощи жертвам землетрясения. В течение трех месяцев любой обратившийся к нам человек получал психотерапевтическую помощь совершенно бесплатно. С высоты моего сегодняшнего опыта и знаний я понимаю, какие ошибки были допущены в той работе из-за того, что нам приходилось приобретать опыт в процессе нее. Но именно благодаря этому опыту я осознала, что мне интересно заниматься травматерапией, и я хочу посвятить этому жизнь. Тогда наша работа с жертвами землетрясения закончилась созданием мною обучающих программ по психологии поведения в экстремальных ситуациях. Это был действительно очень хороший продукт, реализованный по линии Министерства образования и предназначенный для детских садов, средних школ и институтов. Эти простые пособия учили как вести себя в любой потенциально опасной ситуации, как помочь себе, если ты в ней оказался.

Мое профессиональное травматерапевтическое образование началось в 2002 году в Москве, в специальной программе Джона Ингла, ученика и последователя всемирно известного американского травматерапевта Питера Левина, автора метода Somatic experiencing.

Так получилось, что во время моего обучения в Москве произошел террористический акт на Дубровке (захват заложников, в ходе которого группа вооруженных боевиков захватила и удерживала людей из числа работников, зрителей и актерского состава мюзикла «Норд-Ост» в здании Театрального центра - прим.авт.). И поскольку на тот момент в России было очень немного квалифицированных травматерапевтов (только те, которые «выросли» на чеченской войне), нас, как студентов этой программы, привлекали в той или иной степени к работе с жертвами данного теракта.

За годы проживания в Москве я обучилась также телесной терапии, семейной терапии, гештальт-терапии и многому другому, что мне впоследствии очень пригодилось в работе не только с жертвами бытового и домашнего насилия, пожаров, грабежей, разбоев, но и в повседневной психотерапевтической и преподавательской работе. В то время я была приглашена преподавать в Московский психолого-педагогический университет.

В 2006 году мне представилась возможность снова помочь людям, оказавшимся в зоне военных действий. Это было в Израиле, где я в тот момент отдыхала и где внезапно началась Ливанская война. Мы пережили несколько бомбардировок, от которых нам пришлось укрываться в бомбоубежищах вместе с местным населением. Тогда меня потрясло, насколько хорошо государство подготовлено к таким экстремальным ситуациям, где каждый житель, от мала до велика, знал, что делать. Это в значительной степени уменьшило количество пострадавших. С теми же, кто пребывал в состоянии шока, депрессии, панических атак, начиналась работа травмопсихотерапевтов на месте, сразу по горячим следам после бомбардировок. Тогда я присоединилась к работе в качестве волонтера и оказывала помощь пострадавшим - выходцам из Азербайджана. В Израиле очень много наших соотечественников и благодаря тому, что я знаю ментальность нашего народа, моя помощь оказалась очень кстати.

12 лет назад я переехала в Германию, где впервые столкнулась с такого рода деятельностью, как психосоматическая клиника. Это был мой первый опыт работы в клинике, поскольку раньше я в основном только преподавала в университетах либо имела частную практику. Именно в немецкой клинике, где я начала работать, до 90% моих пациентов были люди с психическими травмами различной степени тяжести.

Психические травмы в Европе имеют свою специфику. Здесь преобладают травмы раннего детского развития, а также психические травмы в результате сексуального насилия или сексуального злоупотребления. Есть небольшая категория очень пожилых пациентов, которые несут свои травматизации со времен Второй мировой войны, которые они пережили в детском или юношеском возрасте.

«Если ветеранам войны не оказать профессиональную психологическую помощь, они начнут рассыпаться, как карточный домик...»

В последнее время от своих знакомых и коллег из Азербаджана я постоянно слышу о том, как психологи и врачи в Баку спонтанно организовывают группы помощи ветеранам, которые вернулись с фронта. Я понимаю искренние порывы всех сограждан помочь ветеранам и их семьям, но абсолютно уверена в том, что данная помощь должна оказываться профессионалами, имеющими опыт в работе с психической травмой: травматерапевтами/психологами и психиатрами, а, возможно, и неврологами.

Мы наблюдали нечто подобное в истории Америки во время войны во Вьетнаме. После окончания войны, когда в страну из Вьетнама начали возвращаться тысячи ветеранов, в Америке вообще не было травматерапевтического института как такового. И психотерапевты, которые начали работать с такими людьми без специальной подготовки, еще больше усугубили их состояние. На сегодняшний день в США существует сеть кризисных центров помощи ветеранам Вьетнамской войны, которые до сих пор исправляют последствия неправильно оказанной в то время помощи. Доказательством последнего является статистика по социальной интеграции ветеранов Вьетнама, многим из которых так и не удалось преодолеть PTSD (посттравматический синдром) и уход в наркотики, алкоголь, опиато- или другие зависимости.

Именно из-за того, что первая волна помощи была непрофессиональная, а страна не была подготовлена к такому количеству травмированных людей, их состояние только усугубилось, и реабилитация растянулась на долгие годы.

Насколько я знаю, в Азербайджане на данный момент тоже недостаточно профессионалов в области работы с психической травмой. Я считаю целесообразным пригласить квалифицированных специалистов из-за рубежа и организовать сеть кризисных центров, действующих не на временной, а на постоянной основе. Параллельно этими же специалистами должно быть начато обучение местных кадров по работе с травмой, которые будут в дальнейшем работать в вышеупомянутых кризисных центрах. В принципе, это должно было быть создано еще 30 лет назад, после притока первой волны беженцев и пострадавших в результате Первой Карабахской войны.

Еще до окончания Отечественной войны я предполагала, что у большинства вернувшихся с фронта ветеранов будут признаки острого травматического состояния. Государство и общество должны были к этому подготовиться. Как специалист, я понимаю, что чем больше проходит времени после первичной травматизации, тем больше вероятность «хронификации» травмы. Это опыт всех известных войн последнего времени. Если помощь не оказывается вовремя, то пострадавшие просто начинают «рассыпаться, как карточный домик». Одни теряют речь и способность взаимодействовать с миром, другие впадают в пожизненную депрессию, третьи кончают жизнь самоубийством, четвертые озлобляются на весь мир и могут стать социально опасными, а пятые уходят в зависимости, что тоже случается довольно часто.

Моя гражданская позиция побуждает меня участвовать в жизни моей Родины, и я с радостью готова помочь ей, если в данном вопросе потребуется моя помощь. Главный и единственный механизм, который нужно вовремя подключить – это государственная поддержка ветеранов Первой и Второй Карабахских войн, членов их семей, а также семей шехидов.

Мне часто встречается информация, что некоторые психологи предлагают в условиях пандемии оказывать помощь пострадавшим онлайн, посредством Интернета. Со всей ответственностью профессионала, имеющего большой опыт работы с психической травмой, заявляю, что терапия психической травмы на расстоянии небезопасна для пострадавшего и может повлечь за собой необратимые последствия. Кроме того, это может быть опасно и для психолога, не имеющего специальной подготовки, поскольку тяжесть пациента может дестабилизировать неопытного специалиста и быстро привести его к эмоциональному выгоранию и даже профессиональной непригодности.

Однако в условиях пандемии и массовых ограничений онлайн-канал идеально подходит для подготовки психологов, например, к работе со вторичной группой пострадавших – это семьи и ближайшее окружение погибших, а также медицинский персонал, который находится с ними в тесном контакте, работники МЧС и различных вспомогательных служб.

В азербайджанской культуре есть великолепные ритуальные традиции – идеальные механизмы помощи для переработки горя, т.е. поминки. Они дают возможность людям оплакать усопшего и поддержать его семью. Однако сегодня, в условиях пандемии и карантинного режима, люди лишены этих возможностей и оказываются отрезанными от социума, остаются наедине со своим горем. Из-за невозможности проводить близкого человека как положено, разделить свою скорбь с родственниками, соседями и коллегами, горе семьи усугубляется и хронифицируется. Люди, которые потеряли своих близких на войне, оказались совершенно изолированными в своих квартирах и также нуждаются в срочной психологической, а может и психиатрической (медикаментозной) помощи. Считаю необходимым создать для таких людей психотерапевтические группы помощи по переработке горя (в Германии их называют «траур-группы»). Такие группы спокойно могут вести даже начинающие психологи, которые прошли экспресс-интенсивную подготовку. Именно такое обучение и подготовку как раз можно проводить в режиме онлайн. Я с удовольствием возьмусь за подобную подготовку молодых кадров.

«Работа с травмой – долгий процесс, требующий всестороннего подхода…»

Надо отметить, что работа с психической травмой зависит от ее интенсивности, вида и срока давности. Самая сложная, но крайне необходимая часть работы с психотравмой – это работа с острым травматическим состоянием. Именно в таком состоянии находятся те, кто прошел Вторую Карабахскую войну. Многие пострадавшие (военнослужащие и мирные жители) сегодня лежат в больницах, получив ранения и потеряв в результате ампутаций части тела, некоторые, вернувшись домой физически целыми и невредимыми, полностью изолируются от всего мира. Они лишены сна, аппетита, желания дальше жить и радоваться жизни. У многих появляются навязчивые кошмарные сновидения, странные телесные ощущения или галлюцинации. На этой стадии человек дезориентирован и лишен зачастую всякого смысла жизни. Поэтому чем раньше таким пациентам будет оказана профессиональная помощь, тем больше шансов возвращения к нормальной жизни будут иметь ветераны.

В современной психологической науке есть достаточное количество эффективных методов для борьбы с психотравмами. Одни из них работают с когнитивными функциями и воспоминаниями, другие – с эмоциональными состояниями: страхом, гневом, печалью, беспомощностью и так далее. Третьи же методы работают с телом, которое является главным контейнером травматической энергии. На мой взгляд, это самые эффективные методы работы с травматическими состояниями, поскольку тело, по данным последних исследований, имеет собственную память. Если даже досконально проработать травматические состояния методами первых двух групп, не задействовав при этом тело, то травма не покидает своего носителя. Она возвращается через какое-то время вместе со всей симптоматикой: паническими атаками, бессонными ночами и нарушением многих физиологических функций.

На мой взгляд, самыми продуктивными на сегодняшний день методами работы с психотравмой являются Somatic experiencing – метод всемирно известного американского травмотерапевта Питера Левина, которому я обучалась в Москве; EMDR – метод глазодвигательных реакций Фрэнсин Шапиро - и новый, совершенно уникальный метод TRE, автором которого является Дэвид Берчели. Они позволяют в первую очередь освободить тело от реакции «замирания», вернув человеку способность быть живым, настоящим, спонтанным и испытывать свойственную нам всю палитру чувств. Именно метод TRE является единственным из всех мне известных методов, способных охватить одним сеансом большую группу пострадавших, что позволяет сэкономить средства и время на терапию, которое в данном контексте очень дорого. Мне известно, что Дэвид Берчели активно приглашается воюющими странами мира для оказания срочной травматерапевтической помощи. Я считаю необходимым пригласить данного высококлассного специалиста в нашу страну.

Второй этап работы с травмой – это продолжительный реабилитационный путь к полному восстановлению. На этом этапе к работе должны обязательно подключаться врачи других специализаций (нейрофизиологи и т.д.), нейропсихологи, физиотерапевты, эрготерапевты, арт-терапевты, социальные работники и многие другие, которые будут способствовать ускорению реинтеграции пострадавших людей в общество. Также, как я уже ранее упоминала, имеет смысл групповая терапия, которая только ускорит и усилит эффект мультимодальной терапии.

Источник: vk.com

Комментарии: