Для чего создаются тексты и почему в великих книгах так много «воды»?

МЕНЮ


Главная страница
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту
Архив новостей

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2021-01-25 20:35

Философия ИИ

Время от времени каждому из нас выпадает возможность прочитать нечто такое, что будто бы дёргает за глубоко спрятанный в подсознании секретный рычаг. Внутренняя жизнь тотчас вскипает и переходит в совсем иной режим работы, пробуждая такие способности и переживания, которые в течении нашей обыденной жизни почти не подают признаков существования. В воображении рождаются яркие образы и, подобно прекрасным цветам, медленно разворачиваются и распускаются, наводняя всё красками и ароматами. По большей части реальность внутри человеческой головы сера и однообразна – но только не в эти драгоценные моменты. Одна за другой в нас бьют молнии новых озарений и пониманий, собираются пазлы, ключи входят в замочные скважины, а клубки распутываются. Мы узнаём что-то ценное, то, чего нам не доставало; нас наполняют вера и вдохновение, и хочется жить, познавать и трудиться, а взгляд жадно скачет дальше, поглощая строку за строкой.

Большинство текстов, однако, оказывают на нас воздействие иного рода. Да, порой они несут важную информацию, и мы с готовностью усваиваем её. Но как-то с холодком, без энтузиазма. Им не удаётся уцепиться за этот секретный рычажок, и потому они по большей части оставляют равнодушными. Чтобы понять, в чём здесь дело, необходимо внимательно изучить те творения человеческой мысли, что повлияли на умы и поступки более всего, а также припомнить свой собственный личный опыт. Мы придём тогда к весьма любопытному выводу: тем, что выделяет великие и будоражащие умы тексты на фоне прочих, не будет их информационная ценность или новизна, какая-то особая совокупность сообщаемых ими «данных». Напротив, и в философии, и в литературе, и в поэзии тысячи незамеченных произведений говорили о том же самом, что их прославленные братья и сёстры, но почему-то оказались неспособны произвести соразмерный эффект.

В них будто бы не было жизни. Потому им и не удалось вдохнуть её в повествование и тронуть сердца читателей. У этого обстоятельства может быть много причин, и изъяны смыслового содержания, несомненно, принадлежат к их числу. Главная, однако, обыкновенно другая: тексты появляются на свет уже мертвыми не из-за недостатков смыслового содержания, а из-за нехватки или же скверного качества «воды», в которой автор его растворил. Этим словом, «вода», пренебрежительно именуют компоненты текста, не выполняющие напрямую функцию передачи «конкретных» сведений. Они не рассказывают о том, что нужно делать или думать и не объясняют, почему. Они также не делятся хитросплетениями художественного сюжета, наподобие: «персонаж А вошёл в дверь Б и произнёс реплику В».

Столь велик соблазн потому счесть все эти красоты, подпорки и связующие элементы ненужными или маловажными. К чему примеры, образы и уподобления, к чему метафоры и аллегории, повторения и длинноты? Нужна «конкретика», сразу к сути – а затем пора бежать дальше, по делам. «Вода» в тексте есть лишь раздражающая задержка на пути к главному или по крайней мере праздное удовольствие – такова первая мысль, приходящая в современную голову. Она кажется дельной и столь широко распространена как раз потому, что люди привыкли останавливаться на первой мысли, которая почти всегда ошибочна.

Какова задача текста? Рассказать историю или передать другого рода информацию? Идея вроде бы и правильная, но настолько скупая и поверхностная, что самым роковым образом толкает на дальнейшие ложные заключения. Требуется сделать следующий шаг и задаться вопросом: для чего вообще истории рассказываются, для чего мы делимся какой бы то ни было информацией? Просто дабы кто-то об этом знали всё? Разумеется, такая точка зрения нелепа. Для чего нам это могло бы понадобиться? Это лишь инструмент, и задача у него одна: оказать воздействие, а желательно лечь в основу жизненной практики человека, обогатить его существование.

Мы познаём не для того, чтобы просто и без всякой цели что-то знать и тем довольствоваться. И мы сообщаем ту или другую сумму «конкретных сведений» не для того, чтобы их равнодушно зарегистрировало сознание другого человека. И с точки зрения эволюции, и с точки зрения холодного здравого смысла назначение познания сугубо практическое. Оно должно стоять на службе жизни, питать деятельность, информировать наши планы и поступки, менять личность и траекторию движения.

Иначе говоря, смыслу любых слов требуется транспортная система, которая доставит его в центр психической жизни читателя, в то пламенеющее горнило, где принимаются решения и происходят химические реакции и трансформации. В противном случае слова эти либо улетят по касательной и будут забыты, либо, обладая недостаточным импульсом, лениво лягут на орбиту души. Там они будут вращаться круг за кругом и год за годом, никогда не выпадая из внимания всецело, но при этом пустые и бесполезные. Человек тогда будет всё прекрасно знать и понимать, но неизменно поступать так, как будто бы не знал и не понимал – явление хорошо знакомое всякому наблюдателю жизни.

Во-вторых, помимо транспортной системы, смысловой начинке текста необходимо специфическое пространство для объединения в цельном синтезе тех разрозненных частей, из которых он состоит. Требуется среда для осуществления сборки внутри головы читателя, для проведения многочисленных каскадов электрохимических реакций и преобразования цепочки слов в нечто, превосходящее простую их сумму. Слова должны не просто пробиться через агрессивную атмосферу сознания к пышущему жаром центру психики, но и наладить с ним контакт: подобрать шифры, потянуть нужные рычажки, нажать на кнопки.

Именно такую двоякую роль и выполняет вода во всяком живом организме от бактерии до человека и текста. «Вода» транспортирует смысл, и без неё толку в нём нет, ибо ничтожно малы шансы, что он доберётся до точки назначения. Истина ничего не значит для нас, пока она не была пережита непосредственным и интимным образом. Великий парадокс состоит в том, что если сообщить человечеству ответы на все беспокоящие его вопросы, это ничего не изменит. Можно вручить людям идеальные рецепты построения жизни и даже совершенно убедить их, что они настолько логичны и правильны, что комар носа не подточит. И всё равно тщетно. Эти важнейшие сведения никак не изменят практику жизни большинства, и в лучшем случае будут немым укором лежать на «Рабочем столе» сознания как незапущенная программа. История и психология содержат многократные этому подтверждения. Смысл, откровение, истина, не добравшиеся до центра, бессильны.

Как известно из биологии, вода в нашем теле не просто доставляет необходимые вещества по адресу. Она и сама вступает в многочисленные химические реакции и служит питательной средой для других – в тексте точно так же, как в организме в целом. С научной точки зрения, человеческий мозг, а в первую очередь интересующая нас здесь кора, состоит из множества разных модулей. Те, что в большей мере отвечают за мышление, называются ассоциативными, и в первую очередь это задняя теменная область, где сосредоточены высшие уровни языковой картины мира. Там расположено множество маленьких популяций нервных клеток, крошечных нейросетей, занимающихся сложнейшей абстракцией. Они собирают информацию из прочих зон коры в некие блоки наподобие понятий и слов языка.

К примеру, возьмём понятие «берёза». В него входят зрительные ощущения из визуальной коры мозга – образ, который сразу же появился перед мысленным взором. Там могут быть вкусовые ощущения из островковой коры, если вы когда-нибудь пробовали березовый сок или лист на вкус, шелест листьев из слуховой и так далее. Наконец, берёза сопряжена с более общими понятиями дерево, растение, природа и сотней других нейросетей меньшего и большего уровня внутри самой задней теменной области, а также с нашими воспоминаниями.

Что особенно важно, все эти понятия и прочие информационные блоки напрямую связаны с эмоциональными центрами мозга – с лимбической системой. Когда в голове один за другим зажигаются образы и рождаются мысли, создается впечатление, будто кто-то играет на фортепиано души. Появление любого минимально значимого образа или воспоминания немедленно производит эмоциональный импульс, поскольку каждый информационный блок содержит особую эмоциональную ноту. Её проигрывание в пространстве психики тотчас вызывает обширный каскад ощущений по всему телу – заметнее всего в мимике лица от уголков губ до лба, ритме и полноте дыхания, а также в сердцебиении.

Это объясняется тем, что ключевая функция эмоций – это обучение. Они сообщают, как реагировать на то или иное явление жизни, как относиться к определённой программе поведения, насколько значимо то, с чем мы сталкиваемся. Мозг на всём проставляет эмоциональный штамп, и в зависимости от того, насколько сильно запечатленное им переживание, мы запоминаем или не запоминаем определённые явления. То, что вызвало яркий восторг, как и приступ неконтролируемого ужаса, засядет в уме прочно и поменяет программы поведения. Напротив, слабый эмоциональный отклик есть сигнал, сообщающий о малой значимости явления, и оно в таком случае не внесёт изменений в характер наших действий.

Дабы текст, таким образом, выполнил своё предназначение и оказал воздействие, обогатил и направил в бурном потоке жизни, он должен правильно сыграть на эмоциональных клавишах. Это означает, добравшись до сердца нашей психики, удар за ударом высекать из него ослепительные искры. Слова должны создавать картины и будить эмоции, волновать воображение и учащать биение сердца. Они должны мощно задействовать необходимые ассоциативные зоны, вызывать сильный отклик чувств. По законам нейробиологии это будет сигналом центрам принятия решений в мозге и центрам нейропластичности о том, что происходящее важно. Коль скоро же оно важно, узнанное не просто следует «принять к сведению», но и заложить в программу самотрансформации.

Франц Кафка в письме к Оскару Поллоку выразил это так: «Книга должна быть топором, способным разрубить замёрзшее озеро внутри нас» (1904 г.). Грамотно сконструированный текст, сочащийся животворной влагой, имеет все шансы добраться до замёрзшего озера повседневной психики, затем пробить в нём прорубь, нырнуть к пробивающемуся из глубин ослепительному свету – и стать частью нас самих. Фраза Кафки является тому прекрасным примером. Она сильна и прочно заседает в памяти, поскольку на девять десятых состоит из первоклассной высокогорной воды. Это пара блестящих метафор, свёрнутых в трубочку аллегории, что позволяет эффективно транспортировать смысл в недра читательской души.

Приведённые здесь размышления не есть отвлеченные домыслы и благие пожелания касательно того, чем текст якобы должен являться, а предельно строгое описание историко-культурной действительности. Достаточно и самого поверхностного образования, чтобы увидеть: ключевые произведения мысли от философии до поэзии и литературы состоят практически всецело из «воды». Именно потому они и оказали такое громадное влияние на поколения. Стоит нам попробовать дистиллировать любое из них и сократить до «конкретных сведений», что в общем-то не сложно, вся магия испарится. «То, что хотел сказать автор по делу и по сути», сухой остаток, который мы получим в итоге такой экзекуции, не будет стоить и ломанного гроша. Вдумаемся, каков сюжет великих пьес Шекспира, будь то «Гамлет» или «Король Лир»? Всё заключённое в них повествование легко выжимается до одной страницы текста – вместе со всеми ключевыми событиями и их интеллектуальным посылом. Но никто не будет вдохновлен, взволнован и впечатлён получившимся в итоге сухим продуктом, жёсткой и пресной галетой.

Куда бы в литературе мы ни взглянули от древнегреческих трагедий и средневековых баллад до Флобера и Диккенса, Достоевского и Толстого, мы обнаруживаем сотни и тысячи страниц. Причём там, где будто бы очень легко и «конкретно» можно было обойтись парой десятков.

В философских и религиозных текстах, а также в тех программных политико-юридических документах, которые создали все окружающие нас социальные институты на Западе и Востоке, дела обстоят точно так же. Пожалуй, самым влиятельным философом XX века был Мартин Хайдеггер. О нём написаны целые библиотеки книг, а сам Хайдеггер оставил наследие из более сотни томов. Как человек, много лет его изучавший, могу уверенно утверждать: эти сто с лишним томов, из которых ещё не все были опубликованы, без какого-либо упущения сути отжимаются в тоненькую методичку. Более того, сам Мартин Хайдеггер вряд ли стал бы на это возражать, поскольку неоднократно утверждал, что все великие мыслители всю жизнь продумывают лишь одну центральную мысль.

Что касается философии XIX века, её и весь последующий исторический процесс определили пять имён: Кант, Гегель, Маркс, Фрейд и Ницше. Из этого списка лаконичным с грехом пополам можно назвать только Ницше, поскольку под собранием сочинений остальных можно быть заживо погребённым. В работе «Сумерки кумиров» Ницше писал: «Моё честолюбие заключается в том, чтобы сказать в десяти предложениях то, что другой говорит в целой книге, – то, что другой не скажет в целой книге...» Действительно, найти столь высокую концентрацию гениальных прозрений где бы то ни было ещё будет непросто. Но вот стоит открыть любой ницшевский текст, как нас тотчас уносит ураган из самых причудливых метафор, аллегорий и уподоблений. Этих красот настолько много и идеи Ницше покрыты столь густым их слоем, что его книги представляют собой слияние философии, литературы и поэзии в их наилучшем выражении. Даже величаво-серьёзные и степенные труды Канта, Гегеля и Маркса содержат постоянные лирические отступления и время от времени – кто бы мог подумать! – шутки… Без длиннот и художественных излишеств они были бы лишены жизненной силы.

Обратимся теперь к самому истоку мысли Запада, к великому Платону и его «Диалогам». Достаточно просто пробежаться по ним глазами, чтобы сделать неизбежное наблюдение: по большей части они состоят из хождения вокруг да около, обмена любезностями и досужей болтовни, не имеющей к философии ни малейшего отношения. Или же направим взгляд на Восток, к примеру, на Палийский канон – собрание ключевых и самых ранних текстов буддизма. Это более двадцати тысяч страниц текста, и около трети от этого объема – буквальное повторение, слово в слово, того, что было только что сказано. Оставшиеся две трети можно отжать в сто страниц, ничего важного при этом не потеряв.

Такие примеры можно было бы приводить до бесконечности со всех эпох и континентов, и все они указывают в одном направлении. Краткость – не сестра таланта и даже в родственных отношениях с ним не состоит. Скорее, это удобный инструмент, который мастер слова использует то тут, то там – для эффекта. Он демонстрирует краткость на тех редких участках текста, где она уместна. Это может быть суммация уже изложенного и хорошо известного или ёмкое и рельефное воплощение центральной идеи, наконец, средство создавать ребусы и загадки. Вспомним ещё раз слова Кафки о роли книги – мощный и блестяще воплощённый образ. Однако вовсе не его чеканные фразы, сколь бы хороши они ни были, взволновали умы и сердца миллионов людей. Авторы афоризмов не воспламеняют души, не меняют курс индивидуальной жизни и исторического процесса. И если бы Кафка и прочие известные нам сегодня мыслители и литераторы ограничились одним только изготовлением лаконичных формулировок, считанные единицы дошли бы до нас в потоке времени.

Миф о благе сухости и краткости в тексте особенно прочен сегодня, в эпоху копирайтинга и постов для социальных сетей. Но то, что годится для рекламного буклета и будет забыто через день после совершения покупки или выхода в свет, не применимо для текстов с иным, более высоким предназначением. Они должны увлечь, напитать энергией и вдохновением, подтолкнуть к преобразованию себя и мира вокруг. Именно таковы задачи философии, литературы, поэзии и даже социально-политической прозы. Они стремятся привести мысль и чувства в творческое движение, а вовсе не развлечь нас или же праздно сообщить какие-то сведения об устройстве реальности или перемещениях выдуманных персонажей сквозь пространство и время.

В силу и психологической очевидности, и устройства человеческого мозга, только стихия воды способна активировать центры принятия решений и тем поменять нас. Слово бьет в цель, лишь когда рождает внутри образы и краски, когда вызывает многомерный каскад ассоциаций и реакций, а каждый такой ассоциативный всплеск влечет за собой специфический эмоциональный отклик. Большую их часть мы даже не осознаем, не успеваем зарегистрировать сознанием, но если сила и охват переживаний оказываются достаточны, нервная система делает неизбежный вывод: это волнует, следовательно, это важно. Это важно, а потому необходимо принять полученную информацию во внимание и что-то изменить.

Таким образом, следует ясно сознавать выполняемую средствами выразительности функцию и отдать им должное. Они суть транспортная система и плодородная среда, в которой автор растворяет сухую субстанцию смысла, чтобы та напиталась влагой, проросла и дала обильные плоды. Являясь необходимыми, они к тому же дарят нам самые чистые, тонкие и дивные переживания, будят в нас то, что еда, питье или человеческое тепло предложить бессильны.

Укрыться от этого обстоятельства не получится и в другом распространённом заблуждении, будто те формы творчества, что требуют хорошего стиля и сильного образа, являются просто забавами – устаревшими и излишними для разумного человека. Настоящие творцы мира, мол, отставили подобные глупости в сторону и занимаются наукой, решением простых и осязаемых человеческих проблем. По иронии, подобная позиция совершенно не свойственна великим учёным. Зато она пользуется ожидаемой популярностью среди неучей, инженеров второй руки и младших научных сотрудников, плохо знающих историю собственной специальности.

Совсем не так на это смотрели, к примеру, титаны физики XX века, лауреаты Нобелевской премии, создавшие квантовую механику и теорию относительности, от Макса Планка и Нильса Бора до Альберта Эйнштейна, Эрвина Шрёдингера и Вернера Гейзенберга. Они не просто в огромных количествах поглощали поэзию, художественную литературу и философские труды. Эти люди сами публиковали увесистые труды по философии, а не только по физике, и с ранних лет баловались стихосложением. Более того, важно понять, что это не исключение, а именно правило, причем как среди гениальных физиков, так и плодотворнейших представителей иных «точных наук». Пренебрежение мы столь часто встречаем у публики совсем другого калибра.

Необходимо понять, что даже если текст не приносит ничего, кроме занимательной истории или же заседающих в памяти образов и словосочетаний, он уже даёт много. Наше душевное здоровье и развитие требуют периодической встряски. Необходимо, чтобы «замерзшее озеро внутри нас» разверзалось и дремлющие подо льдом силы приходили в бурное движение. Им не обязательно требуется какой-то свежий материал в виде новых идей и озарений – довольно искры, того, что волнует и наполняет. Тогда процесс творческой трансформации пойдет сам и изнутри. Описанный электрохимический профиль нервной активности переводит нас в состояние, в котором мы спонтанно учимся, меняемся и растём, в режим повышенной нейропластичности.

В подростковом возрасте и вплоть до последних курсов университета я провёл очень много времени за чтением шедевров фантастики и фэнтези, сотен прекрасных книг, которые перемежались в моей библиотеке с философией и классикой и количественно всегда преобладали. Ни сейчас, ни когда-либо мне не придёт в голову счесть это бесполезно потраченным временем, тем более что я нередко к ним возвращаюсь. Дело не только в полученных положительных эмоциях, но и в соображениях предельно прагматических. Прежде всего, подобные книги наглядно демонстрируют фундаментальную истину, которую человек должен ощущать раз за разом. В одночасье преображая и расцвечивая картину повседневности и наяву перенося в другие миры, они формируют понимание, что источник как счастья, так и страдания есть наше сознание. Каждый день, занимаясь своими обычными делами, мы живём внутри точно так же создаваемых сознанием историй. Отчасти мы придумываем их для себя сами, отчасти воспринимаем со вторых и третьих рук, и это всегда в нашей власти вносить туда изменения.

Далее, такие книги, если они хороши, развивают воображение и совершенствуют нашу речь, а от её качества в жизни многое зависит. Текст, который своим собственным примером учит, как рассказывать увлекательные истории, как плести сеть смыслов и образов и ловить в эту сеть людей, уже одним этим в высшей степени полезен.

Наконец, таким книгам, хотя и не только им, всегда удавалось разжечь огонь внутри и поддерживать его мерное горение. Требовать от текста чего-то большего казалось мне нескромным. Этот же огонь напряженной работы чувства и мысли равен творческой мощи. Он есть та спящая под слоем замерзшего льда энергия, которая необходима для любых изменений внутри и вовне себя. Потому надежнейшим ориентиром в океане информации я считаю такие произведения, будь то книги в жанре фэнтези, фильмы или философские труды, которые пробуждают в нас этот огонь. Это означает не пустую эмоциональную взвинченность и жадное любопытство касательно того, что же будет дальше, а интенсивную вовлечённость наших высших психических способностей.

Наиболее точным термином для описанного состояния является вдохновение. Оно посещает нас не только в творчестве, но и в процессе созидающего личность познания; оно само по себе меняет и учит, даже если вызвавшее его не напоено глубоким интеллектуальным содержанием и чем-то неслыханным ранее. В эти моменты силы ума и души сливаются в гармонической симфонии, оплодотворённые и готовые в свою очередь породить новую жизнь. Только «вода», обманчиво пустая основа жизни, способна пробудить энергии из глубин бессознательного и призвать их на помощь интеллекту. Без них он останется холоден и бездвижен. Научимся же понимать, ценить и использовать эту могущественную стихию во благо – тогда мир станет здоровее, счастливее и прекраснее.


Источник: m.vk.com

Комментарии: