БЕССМЕРТИЕ КАК ПРОЕКТ: СМЕРТЬ И БЕССМЕРТИЕ ЧЕЛОВЕКА

В КОНТЕКСТЕ ГУМАНИСТИЧЕСКОГО И ТРАНСГУМАНИСТИЧЕСКОГО ТИПОВ МИРОВОЗЗРЕНИЯ

Актуализация вопроса о смерти и бессмертии человека в контексте современных мировоззренческих дискуссий связана, прежде всего, с возникновением и распространением трансгуманистических идей. Трансгуманизм представляет собой новое мировоззрение, которое усматривает главную (конечную) цель человеческих устремлений в преодолении природной обусловленности человека, символом и квинтэссенцией которой выступает смерть, смертность человеческого существа. Трансгуманизм актуализирует многие идеи, сформулированные в русском космизме и в целом ряде других философских и религиозно-философских учений (в т.ч. в «христианском эволюционизме» Тейяра де Шардена).

Вопрос о смерти, как это неоднократно отмечалось в философской и религиозной литературе, находится в центре всякого мировоззрения. Протоиерей Александр Шмеман писал: «В конечном итоге, отношение человека к жизни, то, что мы называем его мироощущением или мировоззрением, определяется на глубине его отношением к смерти». С вопросом о смерти неразрывно связан и вопрос о бессмертии. По сути, здесь не два вопроса, но один. И этот вопрос о смерти и бессмертии человеческого существования является своего рода «пробным камнем» для всякого мировоззрения.

Трактовка смерти и бессмертия в светском или секулярном гуманизме, в конечном счёте, вытекает из характерного для этого мировоззрения понимания жизни. В системе ценностных координат секулярного гуманизма высшей ценностью выступает человек (личность), а не жизнь. В.А. Кувакин пишет об этом: «Приоритетна не жизнь а человек, поскольку именно личность есть, личность живет, личность существует, тогда как жизнь, какой бы значимой и ценной она ни казалась, есть не более чем способ бытия личности как обладателя, владельца жизнью, ее хозяина и властелина, хотя это и не исключает возможности превращения властелина в раба жизни» (курсив мой - И.Д.). Заметим, что такое понимание соотношения жизни и её «носителя» (то есть личности) является радикально антихристианским. В христианстве человек - не собственник своей жизни, а лишь её управитель, устроитель и распорядитель. Отсюда, кстати, и радикальное неприятие самоубийства в христианстве. Самоубийство - это дерзкая и самонадеянная попытка человека присвоить то, что ему не принадлежит, то, что даровано Богом.

Если человек есть хозяин и властелин жизни, то он может распоряжаться ею по своему усмотрению, в том числе и прекратить её, коль скоро она не оправдала возложенных на неё надежд или стала в тягость. «Мы с полным правом можем сказать, - пишет В.А. Кувакин, -что если человек живет, то он хозяин своей жизни. Хороший или плохой, полноправный или нет, но он - пока жив - ее владелец». Христианская же точка зрения состоит в том, что если человек живёт, то он живёт с Богом, в Боге и благодаря Богу, так как Бог - это и есть Жизнь или Бытие.

Жизнь, осмысленная в секулярном гуманизме как собственность личности, всегда конечна. Наиболее ярко конечность и ограниченность собственной (то есть находящейся в собственности у личности) жизни проявляется в феномене смерти: «у жизни есть свои пределы. За ее пределами - смерть». Как понимается смерть в секулярном гуманизме? Смерть

- это «естественный конец всякого живого существа, в том числе и человека». «Отличие смерти от всякого другого явления в живой природе состоит в том, что мы не можем рассказать о ней "изнутри", из состояния смерти, либо, будучи за ее чертой, сообщить о ней кому-то из живущих, тогда как нам кажется, что если бы мы знали о том что такое смерть, то получили бы какое-то совершенно уникальное знание и, возможно, обрели бы не только знание смерти, но и само бессмертие».

Гуманизм признаёт естественность, а, следовательно, и необходимость смерти. Смерть - это атрибутивная характеристика всякого человеческого существования и, в целом, всякой жизни, всего живого. Живёт то, что смертно. То, что не умирает и не может умереть, то и не живёт. Такова устоявшаяся формула, ставшая для многих философских направлений чем-то само собой разумеющимся. В гуманистическом мировоззрении эта идея находит, пожалуй, наиболее полное своё выражение.

В секулярном гуманизме смерть, по сути, становится мерой человеческой жизни. Человек существует и осознаёт себя в качестве человека всегда и только перед лицом смерти. Человек способен ощутить себя живущим, лишь постольку, поскольку он знает о своей смертности. «Интеграция смерти - через ее особое ощущение, переживания и осознание - в человеческую жизнь делает человека носителем особого качества, которое условно можно обозначить как смертность. Несмотря на то, что объект этого качества никогда не дан жизни и находится с ней в отношении абсолютной несовместимости, смерть особым образом входит в человека, играя в жизни каждого из нас огромную роль. Обрамляя своей ослепляющей темнотой пространство жизни, смерть, как кажется, невольно, не желая того, придает ей особую ценность, яркость, особенную уникальность и прелесть; жизнь становится для нас особенно дорогой и близкой, заслуживающей уважения и высокой оценки хотя бы потому, что она - не смерть, а антисмерть и что ее можно утратить» (курсив мой -И.Д.).

В конечном счёте, если смерть и не есть то, что придаёт жизни смысл и ценность, то, во всяком случае, можно сказать, что только конечная, то есть смертная жизнь может обладать для человека ценностью. Ведь жизнь - это ресурс, находящийся в собственности и в распоряжении личности, и этот ресурс ценен лишь потому, что он ограничен. Мы «ценим» жизнь, дорожим ею лишь потому, что она конечна, смертна. «Гуманизм превращает смерть в особого рода ценность, заставляет ее служить жизни и достоинству человека, превращает эту разрушительную силу в последний всплеск жизни непобедимого человека. Умереть по-человечески - это значит быть и оставаться человеком до конца». Поэтому «психология гуманизма включает в себя элементы трагизма, стоицизма и героизма перед лицом смерти».

В.А. Кувакин в своей трактовке смерти приводит тезис, который часто встречается в экзистенциально ориентированной философии: смерть есть то, что делает жизнь именно нашей жизнью, именно через смерть, через осознание своей смертности мы осознаём жизнь как проявление и творение нашей личности. И через это смерть приобретает для нас особую ценность: «Смерть заставляет нас лучше понимать жизнь, заставляет безоглядно бросаться в ее объятия, и вместе с тем вырабатывать к ней особенно острое и проникновенное, точнее, сокровенное отношение. Жизнь осознается теперь как не гарантированная нам абсолютным образом, она становится «альтернативной», так как у нее появляется соперник и «антидублер». Теперь мы не просто живем, а выбираем жизнь, становящуюся не безликим жизненным потоком, а обоснованной нами, нашим выбором, т.е. нашей свободой. Теперь это наша жизнь».

Наиболее отчётливо несовместимость гуманистического понимания жизни и смерти с христианским мировоззрением проявляется, пожалуй, в фундаментальной для гуманизма идее права человека на жизнь и смерть. Человек в секулярном гуманизме, с самого начала понимается как субъект, обладающий неотъемлемым правом на жизнь и, следовательно, на её прекращение (то есть смерть). «Отношения человека со смертью, - пишет В.А. Кувакин, - важная часть его жизни, и она имеет особую и благую ценность. В том числе и связанную с правом человека на жизнь и на смерть, т.е. с его правом приоритетного распоряжения своею жизнью в полном ее объеме и временных рамках». В горизонте христианского миропонимания сама идея «права человека на жизнь и смерть» представляется кощунственной: жизнь - это дар Бога человеку, а не собственность и неотъемлемое право личности.

Коль скоро смерть в контексте секулярного гуманизма рассматривается как естественный конец человеческого существования, как атрибутивная характеристика человека и как фактор, обусловливающий ценность самой человеческой жизни, то вполне закономерно, что бессмертие предстаёт здесь в качестве самообмана, вредной иллюзии, препятствующей полноценному человеческому бытию. «Гуманист считает, что доктрина бессмертия практически нереалистична и даже вредна. Она произрастает из страха и одержимости идеей смерти. Тот, кто верит в бессмертие, концентрирует свое внимание на смерти, но он старается отвергнуть ее устрашающую реальность. Для гуманиста это означает, что страх перед лицом конечности, смерти делает человека неспособным видеть жизнь такой, какова она есть на самом деле». Такой ход мысли основан на убеждении в том, что именно секулярный гуманизм приемлет жизнь такой, какова она «на самом деле», тогда как, например, религиозное сознание предпочитает иллюзии, центральной и наиглавнейшей среди которых, несомненно, является иллюзия бессмертия.

Книга одного из наиболее значительных представителей светского гуманизма, К. Ламонта, так и называется - «Иллюзия бессмертия». «Знание того, что бессмертие есть иллюзия, освобождает нас от всякого рода озабоченности по поводу смерти. Это знание делает смерть в каком-то смысле неважной, оно освобождает всю нашу энергию и время для осуществления и расширения счастливых возможностей на этой доброй земле. Оно порождает сердечное и благодарное принятие богатого опыта, доступного для человеческой жизни среди изобильной природы. Это знание приносит человеку силу, глубину и зрелость, оно делает возможной простую, понятную и вдохновляющую философию жизни». Опыт человеческого существования не подтверждает эту мысль К. Ламонта: «знание» о том, что

бессмертие есть иллюзия, вовсе не освобождает человека от страха смерти. Скорее, наоборот, такого рода «знание» усугубляет наш страх. Следует обратить внимание, что о знании в строгом смысле слова здесь, конечно же, говорить нельзя. Подобно тому, как религиозная вера в бессмертие души не является знанием о бессмертии, так же и утверждение секулярного гуманизма «бессмертие есть иллюзия» нельзя считать знанием в строгом смысле слова. Это не знание, а исходная мировоззренческая презумпция.

Острие критики секулярного гуманизма направлено не столько против идеи бессмертия, сколько против веры в бессмертие, а сама эта критика представляет собой не что иное, как выявление психологической и/или социокультурной подоплёки этой веры.

В секулярном гуманизме критика веры в бессмертие, разоблачение этой веры как иллюзии опирается на понимание смерти как неизбежности. «Экзистенциальная коллизия, - пишет П. Куртц, - состоит в том, что каждому придется умереть; и хотя большую часть жизни каждый волен не обращать на это внимания, он не может, в конце концов, избежать смерти. Даже в тот момент, как человек родился, он уже достаточно прожил, чтобы умереть». Практически ту же самую мысль о неизбежности смерти приводит и В.А. Кувакин в своей книге: «Особенность смерти ... в том, что еще никто не сумел ее избежать, хотя практически каждый человек живет по большей части так, как если бы для него, именно для него, смерти не существовало. И наоборот, мы живем, несмотря на то, что время от времени чувствуем неотвратимость своей смерти». Смерть неизбежна, независимо от того, признаёт и замечает это человек или нет, а потому вера в бессмертие есть иллюзия и самообман.

Обратим внимание на две характеристики смерти в секулярном гуманизме, которые весьма плохо согласуются друг с другом. С одной стороны смерть характеризуется как естественный конец всякой (в том числе и человеческой) жизни, с другой стороны, смерть определяется как неизбежность, с которой рано или поздно столкнётся каждый человек. Первая характеристика является метафизической, вторая - оценочной. Смерть в одно и то же время является и атрибутивной характеристикой человеческого существования, и «печальным фактом», некоей изначальной данностью, перед которой человек вынужден смириться. В этом смысле смерть радикально отлична от иных сущностных характеристик человеческого существования. Так, мы не говорим о сознании, что оно является «неизбежностью», мы не говорим о языке, что он является «неизбежностью», хотя и «сознание» и «язык» - это сущностные «параметры» человеческого бытия.

О смерти же мы говорим: она неизбежна. Однако уже само полагание смерти как чего-то неизбежного выдаёт в человеке подспудное несогласие с ней. Ведь мы можем характеризовать смерть как неизбежность только в горизонте возможного преодоления этой неизбежности, только если в нас есть стремление её избежать.

Смерть либо естественна, либо неизбежна. Следует признать что-то одно. Если смерть естественна, если она есть атрибут, сущностная характеристика нашего естества, тогда нелепа сама мысль о возможности её избежать и, соответственно, некорректна характеристика смерти как неизбежности. Если же смерть понимается как неизбежность, то она сразу же попадает в поле человеческой активности и «заинтересованности». Неизбежность чего-либо мы всегда констатируем с грустью и/или с тайной надеждой при благоприятных условиях это изменить, избежать неизбежности.

Секулярный гуманизм предостерегает от недолжного отношения к смерти, но сущность смерти в контексте этого мировоззрения остаётся не до конца прояснённой: «Гуманизм, -пишет В.А. Кувакин, - с самого начала предостерегает от двух одинаково антигуманных, деструктивных и экстремальных отношений человека к смерти, от некрофильства и некрофобии. В конечном счете и любовь к смерти и всепоглощающий страх перед ней суть патологические состояния личности, когда разум и сознание человека парализуются, разрушаются и он поглощается каким-либо из двух этих специфически наполненных чувств, практически выходя из жизни уже при жизни». Каково же должное отношение к смерти (к нашей собственной смерти и к смерти других людей)? Принять её как данность, как некий фон нашего существования, смириться перед фактом смерти? Но что-то в человеческом существе постоянно противится такому пониманию смерти: человек не может, не считает себя вправе смиряться перед лицом смерти и отказывается принимать её как данность, как некое исходное «условие игры», что и находит своё выражение, в частности, в разговорах о «неизбежности смерти».

Проблема смерти и бессмертия - это пробный камень для секулярного гуманизма. Мнимое смирение новоевропейского субъекта перед своей собственной внутренней природой, то есть перед фактом собственной смерти - это оборотная сторона насилия над природой внешней. «Пассивность» перед лицом смерти - это изнанка гуманистического самовозвеличивания человека.

Неспособность предложить адекватное решение ключевой, важнейшей мировоззренческой проблемы, проблемы смерти, высвечивает несостоятельность, тупиковость этого мировоззрения в условиях современной цивилизации. Попытка предложить выход из глобального тупика, опираясь на секулярное гуманистическое мировоззрение и антропоцентрист-ское понимание человека, заранее обречена на неудачу.

Вопреки тому, что утверждают сторонники секулярного гуманизма, желание бессмертия и стремление преодолеть смерть укоренены не в тех или иных исторически и социально обусловленных формах культуры, но в самой структуре человеческого бытия. Тяга к бессмертию проистекает из исходной и фундаментальной способности человека к самотрансцендированию, к преодолению наличных условий, форм и границ своего существования. Человек, говоря словами Ж.-П. Сартра, есть «проект самого себя». Стремление к бессмертию имманентно самому человеческому бытию и, в сущности своей, не зависит от социально-культурного контекста. Это экзистенциальный феномен, инвариантный по отношению к различным социокультурным условиям.

Какое мировоззрение в наибольшей степени выражает экзистенциальную потребность человека не просто в вере в бессмертие, но и в реальном его достижении? С некоторой долей условности это мировоззрение можно обозначить как «трансгуманизм».

Источник: vk.com

Комментарии: