Вклад Маркса в познание человека

Многие полагают, что в отличие от Аристотеля и Спинозы, работы которых по этике являются одновременно и трактатами по психологии, Маркс интересовался в основном не индивидуальными особенностями человека, его побуждениями и характером, а законами общества и его эволюцией. То обстоятельство, что вклад Маркса в психологию долгое время не изучался, обусловлено несколькими причинами.

Во-первых, Маркс не излагал свои взгляды по вопросам психологии в систематической форме, они разбросаны во всех его трудах. Их необходимо собрать вместе и привести в систему. Во-вторых, вульгарная и ошибочная интерпретация Маркса как ученого, интересовавшегося лишь экономическими явлениями, а также ложно понятая концепция материализма, согласно которой Маркс будто бы предполагал, что человек по самому своему существу руководствуется главным образом экономической выгодой, фальсифицировали понимание Марксом природы человека и его вклад в психологию. В-третьих, динамическая психология Маркса пришла в свет слишком рано, чтобы привлечь достаточно внимания. До Фрейда не изучались глубинные основы человеческой психики, и поэтому фрейдовский психоанализ стал самой важной динамической психологической системой. Его популярность в некоторой степени обусловлена механистическим материализмом, что отодвинуло на задний план суть гуманистической глубинной психологии, которая прослеживается у Маркса.

< ...> Психология Маркса, основанная на понимании этого отчуждения, превзошла такой подход, потому что не считала отчужденного человека естественным, то есть человеком как таковым. Однако в результате этого психологические взгляды Маркса оставались фактически закрытой книгой для тех, кто верил в обусловленность поведения и рефлексию как в последнее слово в познании человека.

< ...> В «Капитале» Маркс заменяет понятие «сущности» понятием «человеческой природы вообще», которую следует отличать от человеческой природы, как она видоизменяется в каждый исторический период. < ...> Дает ли нам Маркс определение «сущности человеческой природы», «природы человека вообще»? Да, дает. В «Философских рукописях» Маркс определяет родовой характер людей как «свободную, сознательную деятельность» в противоположность природе животного, которое «не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизнедеятельность».

< ...> В «Капитале» Маркс определяет человека как «социальное животное», критикуя определение Аристотелем человека как «политического животного» в том плане, что оно точно так же свойственно древнему классическому обществу, как определение Франклином человека как «создателя орудий» свойственно миру янки. Психология Маркса, так же как и его философия, является психологией человеческой деятельности, и я вполне согласен с той точкой зрения, что, по определению Маркса, человек — это существо «практики».

< ...> Он видит в человеке существо, влекомое страстями и стремлениями, хотя человек в значительной степени не осознает эти побуждающие силы. Марксистская психология — динамическая психология. Это означает, с одной стороны, ее родство с психологией Спинозы и предвосхищение психологии Фрейда, а с другой стороны — ее противоположность всякой механической, бихевиористской психологии. Я попытаюсь показать более подробно, что динамическая психология Маркса основана на главенстве связи человека с миром, человека с природой в противоположность психологии Фрейда, которая основана на модели изолированного человека-машины.

Его самые общие и тем не менее весьма определенные понятия различают «постоянные», или «фиксированные», и «относительные» стремления. Постоянные стремления существуют при всех обстоятельствах и могут быть изменены социальными условиями жизни постольку, поскольку изменения касаются формы и направления, относительные же стремления обязаны своим происхождением лишь определенному типу социальной организации.

Маркс предполагал, что половое влечение и голод относятся к «фиксированным стремлениям», тогда как скупость, например, является относительным стремлением. Это предположение Маркса можно объяснить тем различием, которое существует между человеческой природой вообще и ее специфическими проявлениями. Здесь мне хочется резюмировать, каким чрезвычайно важным является это различие фиксированных и относительных стремлений, ведь фактически одно это понятие представляет собой главный вклад в нынешнюю дискуссию о стремлениях и инстинктах.

Маркс еще больше разъясняет это различие, когда говорит, что «относительные инстинктивные потребности» (другими словами, стремления) не являются составной частью человеческой природы, а обязаны своим происхождением определенным социальным структурам и условиям производства и общения. Таким образом, Маркс уже связывает относительные инстинктивные потребности с социальной структурой и условиями производства и общения и тем самым закладывает основу динамической психологии, которая истолковывает большую часть человеческих склонностей, или человеческой мотивации, исходя из того, как она определяется процессом производства.

< ...> Не менее важным, чем различие у Маркса постоянных и относительных побуждений, является рассмотрение им животного свойства постоянных человеческих стремлений в их отношении к человеческому свойству. И именно в этом пункте мы видим решающее различие между динамической психологией Маркса и психологией Фрейда. Относительно тех побуждений, которые, по мнению психоаналитиков и академических психологов, являются «постоянными» и предположительно обладающими одними и теми же свойствами у человека и животного, Маркс заявляет, что «еда, питье, половой акт и т. д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в абстракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращающей их в последние и единственные конечные цели, они носят животный характер». Для фрейдовского психоанализа, основанного на модели изолированного человека-машины, чьи стимулы обеспечиваются внутренними химическими процессами, с целью ослабить напряжение до некоторого оптимального порога, такие потребности, как удовлетворение голода, жажды и полового влечения, являются целью сами по себе.

Теперь мы подошли к одному из самых фундаментальных положений Маркса относительно природы побуждений: «Страсть — это энергично стремящаяся к своему предмету сущностная сила человека». В этом утверждении страсть рассматривается как понятие связи или связанности. Это не внутреннее стремление, регулируемое химическими процессами, как во фрейдовском понятии инстинкта, или стремление, которое нуждается в объекте как средстве своего удовлетворения, а сами способности человека, в понимании Маркса, его сущностные силы, наделенные динамическим свойством стремиться к объекту, с которым могут быть связаны и объединены.

Динамизм человеческой природы коренится главным образом в этой потребности человека выражать свои способности в окружающем мире, а не в его потребности использовать мир как средство удовлетворения своих физических нужд. Маркс говорит, что, поскольку у меня есть глаза, я испытываю потребность видеть; поскольку у меня есть уши, я испытываю потребность слышать; поскольку у меня есть мозг, я испытываю потребность мыслить; и поскольку у меня есть сердце, я испытываю потребность чувствовать. Короче говоря, поскольку я человек, я нуждаюсь в другом человеке и в окружающем мире. Между прочим, принимая во внимание нынешнюю популярность так называемой психоаналитической Эго-психологии, было бы полезно отметить, что когда Маркс говорит о способностях и их выражении, то имеет в виду как раз не Эго, а страсть, «природные силы» и «жизненные силы», которые существуют в человеке в виде задатков и способностей, в виде влечений, а также энергию, заложенную в каждой способности, нуждающейся в выражении.

< ...> Потребность человека в самоосуществлении лежит в основе специфически человеческого динамизма. Богатый человек одновременно с этим является таким человеком, который нуждается «во всей полноте человеческих проявлений жизни, человек, в котором его собственное осуществление выступает как внутренняя необходимость, как нужда».

< ...> В противоположность понятию душевного заболевания обычного, среднего человека, которое не мешает ему работать и производить потомство, Маркс приводил в пример патологию нормальности, испорченность статистически нормального человека, утрату им самого себя, своей человеческой сущности, всего того, чем ему следовало быть, если бы он был другим. Таким образом, Маркс говорит о возможности человека «стать потерянным» в объекте — если объект не стал человеческим, то есть отношение человека к объекту не является отношением активной связи, часто называемой «присвоением». Маркс имеет в виду человека, ставшего «духовно и физически дегуманизированным», или «извращенного» рабочего, «простой фрагмент человека», противопоставляя его «всесторонне развитому индивиду». Если человек, рассуждает Маркс, не связывает себя активно с другими и с природой, то он утрачивает себя, его стремления теряют свои человеческие качества и обретают животные свойства. Но поскольку человек не животное, то он становится больным, фрагментарным, извращенным человеческим существом.

< ...> Марксистское понимание извращенного человека в противоположность всесторонне развитому дает представление о новом и оригинальном понятии невроза. Я имею в виду заявление Маркса в «Немецкой идеологии»: «...бессмысленно предполагать... что можно удовлетворить одну какую-нибудь страсть, оторванную от всех остальных... не удовлетворив вместе с тем себя, целостного живого индивида. Если эта страсть принимает абстрактный, обособленный характер, если она противостоит мне как некая чуждая сила», то есть как «одностороннее удовлетворение одной-единственной страсти, — то зависит это отнюдь не от сознания или «доброй воли» ... а от бытия; не от мышления, а от жизни; это зависит от эмпирического развития и проявления жизни индивида... Если обстоятельства, в которых живет этот индивид, делают для него возможным лишь одностороннее развитие одного какого-либо свойства за счет всех остальных... то этот индивид и не может пойти дальше одностороннего, уродливого развития».

< ...> Понимание Марксом подлинно человеческих потребностей, то есть потребности в других людях, в выражении и приложении своих способностей к соответствующим им объектам, может быть вполне приемлемо, если обратить внимание на марксистское понятие искусственных, нечеловеческих и порабощающих потребностей. Современная психология мало интересуется критическим анализом потребностей; она принимает законы промышленного производства (максимальное производство, максимальное потребление и минимальные человеческие разногласия), предполагая, что уже сам факт того, что человек желает чего-то, является доказательством его законной потребности в желаемой вещи.

Фрейдовский психоанализ, сосредоточенный лишь на половых потребностях, а позднее — на потребностях разрушительных, — в дополнение к потребностям выживания, не проявлял никакого интереса к изучаемым нами потребностям. Маркс же, вследствие диалектического понимания человеческой природы, весьма определенно указывал на двусмысленный характер потребностей < ...> Те потребности, которые не являются человеческими, охарактеризованы Марксом очень кратко: «Каждый человек старается пробудить в другом какую-нибудь новую потребность, чтобы вынудить его принести новую жертву, поставить его в новую зависимость и толкнуть его к новому виду наслаждения... Каждый стремится вызвать к жизни какую-нибудь чуждую сущностную силу, господствующую над другим человеком, чтобы найти в этом удовлетворение своей собственной своекорыстной потребности. Поэтому вместе с ростом массы предметов растет царство чуждых сущностей, под игом которых находится человек, и каждый новый продукт представляет собой новую возможность взаимного обмана и взаимного ограбления. Вместе с тем человек становится все беднее как человек... С субъективной стороны это выражается отчасти в том, что расширение круга продуктов и потребностей становится изобретательным и всегда расчетливым рабом нечеловеческих, рафинированных, неестественных и надуманных вожделений».

В результате «производство слишком большого количества полезных вещей производит слишком много бесполезного населения. Обе стороны забывают, что расточительность и бережливость, роскошь и лишения, богатство и бедность равны друг другу».

Различая подлинные и мнимые человеческие потребности, психология Маркса затрагивает одно из самых важных разграничений, которые должны проводиться в теории потребностей и стремлений. < ...> искусственно созданные с помощью рекламы потребности и желания не являются нормальными, естественными, здоровыми, или человеческими, потому что это лишь субъективные желания.

< ...> современное понятие свободы в большей степени отражает свободу потребителя выбирать между различными и фактически идентичными видами одного и того же товара в границах его бумажника — свободу потребителя, совершенно отличную от свободы предпринимателя XIX века?

< ...> Маркс нападает на преобладающее мнение о том, что сознание является конечной инстанцией и свойством всей психической жизни. Более глубоко, чем Фрейд, Маркс понимал, что сознание — это продукт определенной жизненной практики, характерной для данного общества или класса. Оно «с самого начала есть общественный продукт» и подобно языку возникает «из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми». Хотя человек и считает, что он определяется и побуждается своими собственными идеями, в действительности он мотивируется теми силами, которые стоят за его спиной и которые он не сознает.

< ...> Разрушение иллюзий и анализ сознания, то есть осознание реальности, которую человек не осознает, являются условиями социального изменения. Маркс выразил эту мысль во многих замечательных формулировках, подобных следующей: «Нужно заставить застывшие обстоятельства танцевать, напевая им их собственную мелодию». Или: «Требование отказа от иллюзий о своем положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях».

Человек должен стать разочарованным человеком, который должен взяться за ум для того, чтобы он мог двигаться вокруг себя и тем самым вокруг своего действительного солнца. Осознание реальности как ключа к изменению является для Маркса одним из условий социального прогресса и революции, как у Фрейда оно составляет условие терапии душевной болезни. Не интересуясь проблемами индивидуальной терапии, Маркс не говорил о сознании как условии индивидуальных изменений, но, принимая во внимание всю его психологическую систему, которую я пытаюсь обрисовать здесь в общих чертах, установление такой связи не является обманом и вполне соответствует действительности.

Я верю, что когда будет признан главный интерес Маркса, интерес к человеку, то получит признание и его вклад в психологию, который до сих пор отвергался современными учеными.

________________________________

«Кризис психоанализа», Эрих Фромм

Комментарии: