«Социальная теория» — довольно размытый термин, хотя он и чрезвычайно полезен нам.

«Социальная теория» — довольно размытый термин, хотя он и чрезвычайно полезен нам. С моей точки зрения, «социальная теория» подразумевает анализ широко распространенных философских проблем, но не является философией в полном смысле этого слова. В отрыве от философии общественные науки практически утрачивают всякий смысл.

________

Большинство ныне существующих противоречий и споров, вызванных к жизни так называемым «лингвистическим поворотом», имевшим место в социальной теории, а также появлением пост-эмпирических научных доктрин, носят ярко выраженный понятийный характер. Преобладающий упор на вопросы концептуального характера стал причиной фактического игнорирования «онтологических» аспектов, столь милых сердцу структурной теории. Обращение к понятиям времени и пространства как ключевым для социальной теории, снова возвращает нас к размышлениям относительно дисциплинарных барьеров, отделяющих социологию от истории и географии. Особенно много проблем возникает при анализе истории. Несомненно, что работать в рамках устоявшихся научных традиций чрезвычайно удобно — тем более в условиях существования огромного разнообразия подходов, которые сегодня противостоят любому, вышедшему в своих рассуждениях за рамки единой традиции. Однако приверженность общепринятым точкам зрения может быть всего лишь ширмой праздного ума. Если идеи ценны и поучительны, что в большей степени, чем происхождение, способствует их усилению во имя демонстрации полезности и пригодности, даже в рамках концептуальных основ, отличных от тех, которые их породили.

Общепринятая практика или рутина (все, что делается по привычке) является основным элементом повседневной социальной деятельности. Термин «повседневный» или «обыденный» точно отражает рутинный характер социальной жизни, продленной во времени и пространстве. Повторяемость действий, воспроизводимых в одинаковой манере день за днем, составляет материальную основу того, что я называю рекурсивным (возвратным) характером социальной жизни. Однообразие жизненно важно для функционирования психологических механизмов, посредством которых в ходе повседневной деятельности удовлетворяется потребность в надежности или онтологической безопасности. Действуя преимущественно на уровне практического сознания, рутина вклинивается между потенциально взрывоопасным содержимым бессознательного и рефлексивным контролем деятельности, осуществляемым ее субъектами. Второстепенные и несущественные с виду правила поведения, условности и традиции повседневной социальной жизни оказываются фундаментальным каркасом социальной жизни, играют первостепенную роль в деле «укрощения » или обуздания источников подсознательной напряженности, которые в противном случае полностью поработили бы нас.

________

Каким образом отдельным социальным теориям удается сохранять свою актуальность и после того как обстоятельства, породившие их, уходят в прошлое? Почему и сегодня — когда мы хорошо ориентируемся в понятиях и реалиях государственного суверенитета — теории государства, датированные XVII в., сохраняют свою значимость с точки зрения современной социально-политической мысли? Прежде всего потому, что эти теории внесли существенный вклад в построение того социального мира, в котором мы с вами сегодня живем. Нет сомнений, что они представляют собой размышление по поводу социальной реальности, которую когда-то сами и породили и которая удалена от современного социального мира, привлекающего наше внимание, одновременно оставаясь частью его. Естественнонаучные теории, сменившиеся в результате прогресса науки, не представляют интерес для современных научных практик. Это невозможно, если речь идет о теориях, участвовавших в создании того, что они в дальнейшем объясняют или развивают. Возможно, «исторический процесс смены идей» и не представляет серьезной значимости для практикующего естествоиспытателя, однако, с точки зрения общественных наук, он зачастую выходит на первый план.

Если наши рассуждения верны, это позволяет нам говорить о социальной науке как своеобразном критическом анализе, включенном в процесс практической организации социальной жизни. Мы не можем довольствоваться «технологической» версией критики, предложенной в рамках ортодоксального консенсуса, истоки которого следует искать в естественно-научной модели мира. Технологический взгляд на критический анализ предполагает, что критика социальной науки «изнутри» —критические оценки учеными-обществоведами идей друг друга —автоматически порождает «внешнюю критику» банальных мнений — основу для практического социального вмешательства. Однако в условиях существования «двойной герменевтики» проблема выглядит гораздо более сложной. Создание критической теории не является альтернативой; в большинстве случаев теории и открытия, сделанные в рамках общественных наук, имеют практические последствия независимо оттого, считает ли социолог (или политик) возможным «реализовать» эти доктрины в отношении конкретной практики или нет.

Со времен Конта функционалистская парадигма рассматривала биологию как науку, модель которой наиболее точно соответствовала специфике социальных дисциплин. Структурализм, особенно в интерпретации Леви-Стросса, был враждебен по отношению к эволюционизму и свободен от биологических аналогий. Здесь сходство между социальной и естественной науками носит преимущественно когнитивный (познавательный) характер, постольку, поскольку каждая из них отражает однородные свойства целостного «устройства» мыслительной деятельности. И структурализм, и функционализм решительно подчеркивают превосходство социального целого над его отдельными, индивидуальными элементами (т. е. составляющими его акторами или деятелями, человеческими существами). Очевидно, что герменевтика рассматривает социальные и естественные науки как абсолютно отличные друг от друга. Герменевтика является колыбелью того самого «гуманизма », которому столь яростно и настойчиво противостоят сторонники структурализма. В герменевтической мысли, в том виде, в каком она представлена в работах Дильтея, пропасть между субъектом и социальным объектом достигает максимальных размеров. Субъективность есть априорно признанный центр культурного и исторического опыта, а, следовательно, и фундамент, краеугольный камень, лежащий в основе социальных или гуманитарных наук.

________

Несмотря на то что научные школы, склонные к натурализму, рассматривают субъективность как нечто близкое мистерии, или как остаточный феномен, герменевтика считает ее миром природы, трудным для осознания и понимания, который в отличие от человеческой деятельности можно постичь только извне. В концепциях понимающей социологии при объяснении человеческого поведения гармонично лидируют действие и значение; структурные понятия и представления не столь заметны, а принуждение и ограничения практически не обсуждаются. Различия между этими воззрениями на социальную науку зачастую считаются эпистемологическими, хотя на самом деле они носят и онтологический характер. Вопрос состоит в том, каким образом следует определять понятия действия, значения и субъективности и как они могут соотноситься с представлениями о структуре и принуждении.

Социальные действия людей цикличны подобно некоторым сам-воспроизводящимся природным явлениям. Это означает, что они не создаются социальными акторами, а лишь постоянно воспроизводятся ими, причем теми же самыми способами, посредством которых люди реализуют себя как акторы. В процессе и через собственную деятельность социальные деятели воспроизводят условия, делающие эту деятельность возможной. Вместе с тем разновидность «осведомленности », обнаруживаемая в природе в форме кодированных программ, весьма далека от когнитивных навыков и способностей человеческих существ. Осмысление познавательных возможностей людей и их включенности в деятельность является, на наш взгляд, одним из важнейших научных открытий, сделанных в рамках понимающей социологии. Теория структурации принимает отправную точку положений герменевтики, поскольку в ней допускается, что описание человеческой деятельности предполагает знание форм жизни, отражаемых в ней.

Таким образом, «рефлексивность» следует понимать не просто как «самосознание», но как наблюдаемое свойство и характерную особенность движущегося потока социальной жизни. Быть человеческим существом, значит являться целеустремленным деятелем, который одновременно осознает причины собственной деятельности и способен в случае необходимости детально развить и конкретизировать их (в том числе и ввести в заблуждение). Однако такие термины как «цель», «намерение», «причина», «мотив» и тому подобное следует использовать с крайней предосторожностью, ибо их употребление в философской литературе зачастую ассоциируется с герменевтическим волюнтаризмом. Кроме того, они «вырывают» действия людей из контекста пространства--времени. Человеческая деятельность, как и познание, предстает в виде непрерывного потока поведенческих проявлений. Целенаправленное действие не является совокупностью или последовательностью отдельных — обособленных или разрозненных — намерений, причин и мотивов. Куда правильнее говорить о рефлексивности как явлении, основанном на непрерывном мониторинге деятельности, осуществляемом самими индивидами и окружающими их людьми.

Э. Гидденс. «Устроение общества».

Комментарии: