Миф. Сталин приказал убить выдающегося русского ученого В.М. Бехтерева за то, что тот поставил ему диагноз «паранойя» и разгласил его.

В отличие от многих других антисталинских мифов у этого есть точная дата и даже время рождения. Он «родился» в ночь с 24 на 25 декабря 1927 г., то есть в момент, когда угасла жизнь одного из самых выдающихся русских ученых начала XX в. — Владимира Михайловича Бехтерева. Изначально сюжет мифа таков.

Еще в начале 1927 г. группа оппозиционно настроенных к Сталину партийных деятелей якобы обратилась к Бехтереву с просьбой освидетельствовать психическое состояние Сталина. Ученому будто бы дали возможность побеседовать с некоторыми родственниками Сталина и даже предоставили некие необходимые для постановки диагноза сведения. Бехтерев якобы встречался со Сталиным в декабре 1927 г. во время своего пребывания в Москве, куда он прибыл для участия в работе I Всесоюзного съезда невропатологов и психиатров. И якобы, как честный ученый, Бехтерев сделал вывод о том, что Сталин болен шизофренией, чем может нанести большой вред обществу, о чем и заявил своим коллегам, но в совершенно иной формулировке — что-де он «смотрел одного сухорукого параноика».

У Сталина действительно не в порядке была левая рука. На всех фотографиях и кадрах кинохроники это хорошо заметно. Но в то же время это вовсе не означает, что в словах Бехтерева речь шла именно о Сталине, хотя тень на плетень уже явно брошена.

Сталин якобы узнал об этом и приказал уничтожить Бехтерева. И во время посещения Бехтеревым Большого театра какие-то неизвестные личности отравили его, когда он во время антракта находился в правительственном буфете. К тому же, по легенде, выходило, что эти же неизвестные и пригласили ученого в буфет. Вечером того же дня Бехтереву стало плохо, а на следующий день, точнее в 23 ч. 45 мин. 24 декабря (практически в ночь на 25-е) 1927 г., выдающегося ученого не стало.

Как известно, никто, кроме правоохранительных органов, не имеет права проводить криминалистическое расследование, даже в ретроспективе. Да оно и не нужно в данном случае — чуть позже убедимся в этом однозначно. Отметим лишь следующее. Бехтерев прибыл в Москву вечером 21 декабря 1927 года. Остановился у своего друга — профессора МГУ СИ. Благоволина. I Всесоюзный съезд невропатологов и психиатров, для участия в работе которого он прибыл в Москву, открылся 22 декабря. Будучи избранным его почетным председателем, Бехтерев весь первый день просидел в президиуме съезда. 23 декабря он лично вел заседание съезда по вопросам профилактики и лечения, а вечером того же дня посетил Большой театр, где смотрел балет «Лебединое озеро». И в тот же вечер Владимир Михайлович почувствовал себя плохо. Так вот, сколько ни ищи, но найти хоть какой-то промежуток времени, когда Бехтерев мог бы встретиться со Сталиным, все равно невозможно. Так что оставим это пустое занятие и сразу перейдем к главному.

Миф появился как злобная месть Троцкого и его сторонников за полный провал попытки оппозиции устроить антигосударственный переворот в стране. Оппозиция предприняла такую попытку в связи с 10-летием октябрьского переворота. Выше уже указывалось, что в 1927 году антисталинская оппозиция в СССР разворачивалась методично, агрессивно и по определенному боевому плану. Это была нешуточная, сильная даже при всей своей малочисленности, очень агрессивная, боевая, с хорошо развитыми навыками и инстинктами подрывной подпольной деятельности оппозиция. Ее активизация в 1927 г. была обусловлена тем, что над СССР тогда вновь распростерлась черная тень реальной в то время угрозы вооруженного нападения с Запада при не исключившейся в то же время вероятности вооруженного конфликта и на Дальнем Востоке. Троцкий даже без оглядки выдал свои истинные намерения, завыв о том, что-де надо брать власть в свои руки, когда враг будет в 80 км от столицы.

Оппозиция методично, агрессивно и по-боевому подготавливала государственный переворот в стране, четко координировавшийся с внешней угрозой вооруженного нападения.

Основная же причина подготавливавшегося антигосударственного переворота заключалась в следующем. В тот период завершалась подготовка к первой пятилетке. Троцкий же и его сторонники были категорически против курса Сталина на строительство социализма в отдельно взятой стране. Особенно же оппозиция была против индустриализации СССР. Ни Запад, ни его приспешники в СССР в лице троцкистской оппозиции не оставляли попыток превратить-таки Советский Союз в сырьевой придаток Запада. Вот в чем и заключалась основная суть как внешней угрозы, так и резкой, но в координации с первой, активизации оппозиции.

А что может быть лучше для обоснования попытки свержения своего политического противника, чем предлог медицинского характера?! Особенно, если этот предлог якобы говорит об имеющем место психическом расстройстве политического конкурента. В истории заговоров это более чем распространенное явление. Мировая история буквально изобилует многочисленными примерами на эту тему. В разные эпохи, в разных государствах и в совершенно разных заговорах их участники весьма охотно прибегали (и прибегают) к использованию якобы медицинских причин для оправдания якобы объективной необходимости и обоснованности свержения своего политического противника. Мол, психу не место у кормила власти. И Троцкий пошел. по давно проторенному в истории пути. Для этого и была выбрана версия о психическом расстройстве Сталина. Кстати говоря, очень любопытно, почему Троцкий и K° остановили свой выбор именно на паранойе. Причина такого выбора была политической, но, естественно, с медицинской «подкладкой».

Дело в том, что перед оппозицией стояла весьма непростая, можно сказать, тяжелая, почти неразрешимая задача. Ведь надо же было хоть как-то объяснить достаточно длительное к тому времени пребывание Сталина на посту генерального секретаря партии, на который, к слову сказать, его предложил их общий вождь — В.И. Ленин. Причем объяснить, во-первых, не бросая жирной черной тени на самого Ленина, который, как известно, почил в Бозе, будучи в полном безумии, а, во-вторых, не оскорбляя членов партии, особенно старых, а также членов ЦК, которые по состоянию на конец 1927 г. уже трижды за прошедший шестилетний период голосовали за оставление Сталина на этом посту, хотя сам Иосиф Виссарионович трижды подавал прошения об освобождении его от этого поста.

Наиболее удобная версия о шизофрении — как о самом распространенном психическом заболевании — для этого не годилась. Потому как на бытовом уровне, в процессе ежедневного общения шизофрения в той или иной мере становится заметной окружающим, даже если они не знают мудреных медицинских терминов. Ведь «шизофрения» в переводе означает «расщепленный разум». То есть, примени оппозиция эту версию, то получилось бы, что ни их «гениальный вождь» Ленин, ни члены ЦК, ни члены партии за длительный период не смогли разглядеть, что Сталин шизофреник. Что в свою очередь означало бы, что и они тоже слабы на голову.

А вот версия паранойи была лишена такого изъяна. Ведь по определению клиническая картина этого психического расстройства определяется в основном эффективно окрашенными систематизированными бредовыми или сверхценными идеями, захватывающими определенный круг представлений и развивающимися при отсутствии или малом участии галлюцинаций и без выраженных изменений личности.

Вотчто и привлекло внимание Троцкого и его сторонников. В случае грезившегося им успеха заговора и антигосударственного переворота все, что до этого успел сделать Сталин для укрепления СССР, запросто можно было бы объявить бредом больного, особенно подготовку к индустриализации и первой пятилетке. Но объявить именно в форме, не вызывающей сильного раздражения у остальных членов партии и советского партийно-государственного руководства. Потому как в противном случае немедленно возник бы вопрос: как могло получиться, что сотни тысяч членов партии голосовали за такой бред? А вот тут-то и пригодилось бы это самое «без выраженных изменений личности»: мол, ловко скрывал Сталин свою болезнь, оттого и не распознали ее вовремя. А поскольку клиническая картина этого заболевания вырисовывается как «эффективно окрашенная систематизированными бредовыми или сверхценными идеями, захватывающими определенный круг представлений», то попытку опорочить курс Сталина на индустриализацию и строительство социализма в отдельно взятой стране можно было выставить как «сверхценный» бред параноика, который нельзя реализовывать!

Но чтобы представить эту версию в солидном виде, необходимо было озвучить ее устами видного ученого. В России всегда был особый пиетет перед учеными людьми. И члены партии не являлись исключением в этом смысле. Именно поэтому оппозиция и попыталась обратиться к выдающему русскому ученому Владимиру Михайловичу Бехтереву. Но тут у нее произошел целый ряд накладок.

Во- первых, В.М.Бехтерев не был постоянно практикующим врачом-психиатром. Он был психоневрологом, потому как созданное им самим научное направление он так и называл — психоневрология. Причем в рамках этого научного направления Бехтерев доверял исключительно анатомо-физиологическим объяснениям интересовавших его явлений. Тем более что его психотерапевтические интересы еще до 1917 г. окончательно сосредоточились на гипнозе. Какое отношение к постановке диагнозов мог иметь такой специалист, обладая такими научными склонностями?! Ведь для этого необходим статус постоянно практикующего врача-невропатолога/психиатра. А вот им-то он и не был. Его больше увлекали опыты наподобие тех, что осуществлял с собачками великий русский физиолог Павлов. Проще говоря, Троцкому и K° понадобилось широко известное имя выдающегося русского ученого. Причем в большей степени акцент должен быть на слове «русский». Троцкий прекрасно понимал, что после его живодерства над Россией в период с 1917 по 1923 г. в стране ему не доверяют. К тому же в то время СССР в очередной раз захлестнул «девятый вал» ярой юдофобии, что было последствием Октябрьского переворота и политики НЭПа. И Троцкому непременно нужно было озвучить версию о паранойе устами выдающегося русского ученого.

Во- вторых, ни Троцкий, ни его сторонники были не в состоянии правильно оценить ряд фактов. Например, того, что В.М. Бехтерев был выдающимся представителем старой русской, российской научной школы, человеком исключительной чести и научной порядочности, неотделимой от общечеловеческой. Он никогда и ни при каких обстоятельствах не изменял свято чтившейся им клятве Гиппократа. К тому же он был и генерал-майором медицинской службы царской армии. То есть имел еще и очень твердые убеждения и понятия об офицерской чести. И чтобы такой человек, врач, ученый, офицер пошел бы на поводу у троцкистской оппозиции, даже если и не разделял позиции большевиков? Начисто исключено!

В- третьих, тем не менее Троцкий и K° все-таки посмели обратиться к Бехтереву со своим подлым предложением. И совершенно естественно, нарвались на нормальную реакцию порядочного человека. Владимир Михайлович Бехтерев послал обратившихся к нему представителей троцкистской оппозиции по хорошо известному всей России адресу. Более того, открыто пригрозил, что сообщит об их подлом предложении не просто кому следует, а самому Сталину. Как выдающийся ученый и порядочный человек, генерал старой закалки, он не привык иметь дело с мерзостями — это не входило в его кодекс чести.

Как и всегда, реакция троцкистской оппозиции оказалась подлой и преступной — после провала попытки антигосударственного переворота и самого заговора В.М. Бехтерева быстро спровадили к праотцам путем отравления. Причем сделали это умышленно в Москве, дабы бросить тень именно на Сталина. Первоначально разрабатывавшаяся для обоснования свержения Сталина версия о паранойе была использована как месть за провал заговора и попытки антигосударственного переворота, для чего ее разбавили некоторыми деталями антисталинского характера, не сказать о которых нельзя.

Обратите внимание, что в мифе использован пассаж о том, что Бехтереву дали возможность побеседовать с некоторыми родственниками Сталина. Но это примитивный бред, рассчитанный на ничего не знающих лиц. У Сталина была весьма эффективная личная охрана. Руководители охраны — Паукер и Власик — весьма активно «ловили мышей». Велось очень зоркое наблюдение за всеми, в том числе и за кругом знакомств ближайших родственников генсека, особенно тех, кто проживал в Москве и Ленинграде. Это вообще одна из основных задач личной охраны (службы безопасности) первых лиц в любом государстве мира. А ведь Бехтерев был настолько известной личностью, что любой его контакт с кем-либо из родственников Сталина просто физически не мог остаться незамеченным. Да и, честно говоря, в сам контакт вступить было очень сложно. Вся родня Сталина волей-неволей вынуждена была следовать курсом его личной скромности. К примеру, проучившись длительное время в Промакадемии, тот же Хрущев даже и предположить не мог, что одна из миловидных слушательниц академии — Надежда Аллилуева — жена генерального секретаря партии. Едва ли не всеобъемлющий жесткий аскетизм в быту и поведении тогда был в особом почете.

Не меньший бред представляет собой и глупость утверждения о том, что-де Бехтереву якобы были предоставлены некоторые медицинские документы о состоянии здоровья Сталина для постановки диагноза. Личная охрана первого лица всегда особо зорко наблюдает за всем документооборотом подопечного. Тем более за документами личного характера — такими, как медицинские данные первого лица. Это вообще секрет секретов в любом государстве. По определению это особо охраняемые документы, и любой несанкционированный доступ к ним немедленно привлек бы особое внимание личной охраны. Ведь прежде чем показать их Бехтереву, их необходимо было изъять из Лечсанупра Кремля. Причем изъять в условиях особой охраны этих документов, не привлекая внимание личной охраны Сталина. Малейшая попытка оппозиции выкинуть такой номер была бы пресечена самым жестоким образом. К слову сказать, именно потому, что у оппозиции не было даже истлевшего пепла от какого-либо документа медицинского характера в отношении Сталина, она и вынуждена была распускать самые грязные слухи. Будь у нее хотя бы самый задрипанный клочок хоть какого-либо документа, то, уж будьте уверены, она использовала бы его на полную мощность. Но ничего подобного в руках оппозиции не было — оттого-то она и распускала самые грязные слухи.

Такой же беспрецедентный бред представляет собой и утверждение о том, что, узнав о диагнозе, Сталин приказал ликвидировать Бехтерева. Во-первых, выше уже говорилось, что Бехтерев чисто физически не имел возможности встретиться со Сталиным в декабре 1927 г. Во-вторых, сам Бехтерев постоянно проживал в Ленинграде. И до приезда в Москву также не мог встретиться со Сталиным. В-третьих, не надо путать Гегеля с Бабелем — Сталин 1927 г. это далеко еще не Сталин после 1937 года. В-четвертых, никакого правительственного буфета в Большом театре в те времена не существовало. Все, что в мифе подразумевается под этим громким названием, в те времена означало следующее. Это была одна из наиболее приличных комнат, где под строгим надзором личной охраны Сталина иногда накрывали столы для угощения артистов по типу «а ля фуршет». И что же, на глазах у всех кто-то из охраны стал бы травить Бехтерева? А что ему было делать именно там? Ведь не артист же, а доктор, психоневролог.

Наконец, о самом главном. Еще в 1995 г. в интервью популярному еженедельнику «Аргументы и факты» (№ 3 9) внучка выдающегося ученого и сама известный деятель науки, академик Наталья Петровна Бехтерева заявила: «Это была тенденция — объявлять Сталина сумасшедшим, в том числе с использованием якобы высказывания моего дедушки, но никакого высказывания не было, иначе мы бы знали. Дедушку действительно отравили, но из-за другого. А кому-то понадобилась эта версия. На меня начали давить, и я должна была подтвердить, что это так и было. Мне говорили, что они напечатают, какой Бехтерев был хороший человек и как погиб, смело выполняя свой врачебный долг. Какой врачебный долг? Он был прекрасный врач, как он мог выйти от любого больного и сказать, что тот — параноик? Онне мог этого сделать».

Комментарии: