Гуманизм и ирония будущего

Будущее – непревзойденный субъект иронии. Смысл этого утверждения станет понятен, если учесть, что с ловосочетание «субъект иронии» обозначает такого субъекта , который чужд всем тем, кто стремится овладеть им. Никто не способен окончательно познать субъекта иронии , приватизировать его, поставить его под свой контроль. «Субъект иронии» не позволяет ни управлять, ни манипулировать собой. В горизонте науки ХХІ века будущее, понимаемое как «субъект иронии», фигурирует в образе странного аттрактора , характеризующего поведение сложной нелинейной системы, вечно неуловимой, внутренне недифференцированной, извечно переменчивой, недоступной анализу. Футурологи безнадежно пытаются следовать за таким будущим, принося в жертву постулаты науки. Однако будущее, рассматриваемое как субъект иронии, нельзя до конца постигнуть даже ценой жертвы научного разума. Являясь субъектом иронии, будущее как бы смеется над творцами амбициозных футуропроектов, тщетно пытающимися осмыслить надвигающееся будущее не как на субъект, а как на объект манипуляции. Связь между гуманизмом и будущим станет понятным, если учесть, что «гуманизм » означает не только философию человека , которая доминировала в эпоху Нового времени, но и тот проект будущего , о котором спорили Декарт, Кант, Гегель, Маркс и другие мыслители Нового времени. При всех различиях их философских позиций, все они были гносеологическими оптимистами. Никто из них не сомневался в том, что будущее предсказуемо, что его главные особенности, адекватно представлены в гранднарративах эпохи Модерна. Иначе говоря, будущее здесь рассматривалось не как субъект иронии, а как объект, который подлежит преобразованию в соответствии со знаменитым Проектом Просвещения. Этот Проект Просвещения (т.е. нововременной футуропроект) все еще влияет на мировоззрение творцов науки. Однако сегодня этот проект будущего становится объектом иронии. Субъектом же такой иронии выступает само будущее. Суть нынешней иронии к Проекту Просвещения выражается в следующем. Будущее, о котором спорили мыслители эпохи Просвещения, оказалось совсем не таким, как оно изображено в Проекте Просвещения. Будущее, к которому привела практика осуществления этого Проекта, оказалось эрой сверхтехнологий (т.е. ядерных, нано-инженерийных, молекулярно-биологических, геномных, нейронных, информационных, компьютерно-сетевых и др.). Это будущее, ставшее нашим настоящим, оказалось эпохой таких грандиозных «взломов», как «взлом атома», «взлом ядра», «взлом генома», «взлом хранилища наследственной информации, закодированной в человеческих генах» и др. Благодаря этим взломам человек получил доступ к природным хранилищам несметных ресурсов (энергетических, вещественных, информационных). Освоение этих ресурсов гигантски усилило преобразовательную мощь индустриальной цивилизации. В ХХI веке э та гигантская мощь обнаруживает себя в индустрии могущественных инжинирингов, клонингов, компьютингов. Используя их, человек стал крайне рискованно манипулировать биокосмосом, социокосмосом, «средой своего обитания». С их помощью он дерзко вторгается в глубинные основы человеческой личности, и на свой страх и риск редактирует наследственную информацию, закодированную в человеческих генах. Способен ли наш современник нести морально-этическую ответственность за такие действия? Можно ли считать гуманной практику использования наследственной информации, закодированной в генах всех иных организмов планеты, в качестве стратегического ресурса одного единственного биологического вида – Homo sapiens'a? В современных дискуссиях по этим вопросам единодушия нет и не предвидится. Именно поэтому дискурс о будущем, на которое нас обрекает стратегия гуманизма, превратился в самый влиятельный дискурс ХХІ века. Участники его акцентируют внимание на том, что будущее, к которому нас привел гуманизм, оказалось такой действительностью, которая опровергла нововременной футуропроект. Практика применения сверхтехнологий гигантски усилила не только «светлую», но и «теневую» сторону могущества человечества. Об этом убедительно свидетельствуют следующие факты: •  Прогресс химии и овладение энергией химических процессов привел к глобальному отравлению почв, загрязнению атмосферы Земли, мирового океана. •  За освоением энергии ядра и атома последовало нуклеарное заражение среды обитания человека. Символом такого заражения стал наш «Чернобыль». •  Биомолекулярная революция породила угрозу загрязнения биосферы разнообразными типами трансгенных живых существ. •  Революция нанотехнологий (помимо всех иных опасностей) угрожает такими техногенными катастрофами, как «серая слизь» и «черная топь». •  Взрывоподобное развитие компьютерных и когнитивных наук, информатики и индустрии технологий планетарных компьютерно-медийных сетей таят в себе угрозу информационного тоталитаризма. Эти общепризнанные ныне факты подорвали былое доверие к нововременному гуманизму, к его гранднарративу о науке как о « великой спасительнице всего человечества». Иронизируя над творцами нововременного футуропроекта, будущее осуществилось не в виде «Общества Свободы, Справедливости и Всеобщего Благоденствия», а в форме «глобализирующегося общества рисков». Отсюда и нынешнее недоверие к сциентистским предрассудкам гуманизма, изображающим науку как абсолютную морально-этическую ценность. Мы все глубже осознаем, что нет никак гарантий того, что такие гуманистические проекты ХХI века, как проект «Геном», «Геном человека», Нанотех, Биотех, проект Искусственного Суперинтеллекта, Наномед, Инфотех, Нейротех, не постигнет та же участь, которая постигла великий проект Модерна. Учитывая все это, нетрудно понять, почему мы сегодня воспринимаем надвигающееся на нас наукоемкое будущее не с восклицательным знаком, а с огромным знаком вопроса. Итак, гуманизм позднего Модерна превратил человека в творца и пользователя все более могущественных сверхтехнологий, который подвергает все более рискованным преобразованиям не только биокосмос, социокосмос, но и человеческую природу. Такой человек радикально отличен от человека раннего Модерна. Действительно, человек раннего Модерна был свободен в выборе вещей, одежды, обстановки, жилья, семьи, города, страны. По своей воле он мог свободно изменять свои личностные качества. Однако манипулировать своим геномом, своей телесностью, своей фигурой, своим полом он не мог. Все это предопределяла мудрая природа. Технологии того времени не позволяли человеку манипулировать и биокосмосом планеты. Человеку раннего Модерна была не по силам задача превращения царства биологических видов планеты в планетарную сеть биофабрик, биоферм, биореакторов по производству полезных веществ для одного единственного вида – Homo sapiens'a. Именно поэтому в те времена никто и не воспринимал гуманизм как биополитику Homo sapiens'a по отношению ко всем остальным биологическим видам планеты. На изломе ХХ и ХХI веков ситуация резко изменилась. Человек, ставший творцом сверхтехнологий, приобретает возможность манипулировать не только биокосмосом, но и своим собственным геномом, своей иммунной системой, своим интеллектом, своим образом жизни. Ничего подобного не должно было бы происходить с точки зрения философской антропологии Нового времени. Если бы философская антропология Нового времени была права, то с егодня биомедики не имели бы возможности с помощью технологий пренатальной диагностики изменять геном эмбриона по заказу родителей с целью предотвращения неизлечимых болезней, усиления иммунной системы ребенка, его интеллекта и совершенствования других его био-социальных качеств. Однако в ХХI веке пренатальная диагностика становится рутинной медицинской практикой. С философской точки зрения, этот факт, означает, что в эру сверхтехнологий, свобода человека, которую ему якобы гарантировал гуманизм, лимитируется задолго до его рождения. О какой свободе человека может идти речь, если биомедицинские технологии управляют судьбой человека, начиная с его эмбриона, т.е. задолго до его рождения? Разве практика такого управления судьбой ребенка не означает, что человек становится не самоцелью, а объектом био-медицинских технологических манипуляций? Состоятельные родители ребенка, пользуясь услугами генных инженеров, имеют возможность не только выбрать пол будущего ребенка, его телесные качества, иммунную систему, особенности интеллекта, но и во многом предопределить его грядущую био-социальную судьбу, его образ жизни. Разве все это не означает, что в эру все более дерзких преобразований фундаментальных первооснов человеческой жизни все прежние метафизические представления о вечной сущности человека, о божественной человеческой природе, уступают место научным представлениям, порождаемым геномикой, наномедициной, генной инженерией, нейрологией, когнитологией? Человек ХХI века, таким образом, берет на себя многое из того, что прежде исполняла мудрая природа. С помощью все более могущественных сверхтехнологий он (далеко не без риска) вторгается в фундаментальные первоосновы планетарной жизни и изменяет их по своему усмотрению. А это значит, что он возлагает на себя гигантскую моральную ответственность за все последствия таких антропогенных вторжений и изменений. Какие чувства испытывают приверженцы гуманизма, осмысливая крушение своего футуропроекта? Предельно краткий ответ на этот вопрос таков: Они испытывают одновременно два чувства. С одной стороны, – чувство восхищения достижениями индустрии сверхтехнологий, а с другой, – чувство глубокого беспокойства за участь человека в условиях нарастания лавины глобальных негативных последствий. Гуманисты гордятся достижениями нобелевских лауреатов, позволяющих биомедикам вторгаться в самые фундаментальные первоосновы мира живого, расщеплять субстанцию жизни, редактировать генетическую информацию любых живых организмов. В таких вторжениях они видят залог грядущих успехов медицины. Их радуют тучные стада трансгенных животных, обильные урожаи, убираемые с бескрайних полей трансгенных сельскохозяйственных культур. Однако подспудно их тревожит то обстоятельство, что планета Земля со всей ее природой превращается в своеобразную лабораторию для нано-био-гено-нейро-компьютерно-сетевых инжинирингов, клонингов, компьютингов. Практика использования таких инжинирингов, клонингов, компьютингов обрекает наш социум на трансгенное будущее с неотвратимой угрозой технологической сингулярности. Осознавая все это, современные гуманисты признают, что, даже те творцы технонауки, которые создают инжиниринги, клонинги, компьютинги исключительно ради применений во благо человечества, не имеют морального права не учитывать, что общество, в котором они живут, состоит отнюдь не только из высокоморальных граждан. Игнорирование этой особенности человеческого общества не освобождает ученых от моральной ответственности за то, что в обществе найдутся граждане, которые станут применять достижения ученых во зло человечеству. Это означает, что творцы сверхтехнологий не имеют права на «моральный идеализм». В эпоху раннего Модерна такой «моральный идеализм» был еще терпим. В эру сверхтехнологий он гибелен для человечества. И именно поэтому он не гарантирует творцам технонауки ХХI века морального алиби. У творцов сверхтехнологий, позволяющих манипулировать человеческой природой, человеческой сущностью, человеческим разумом, нет, и не может быть морального алиби. А это значит, что не только политики, но и творцы технонауки несут нравственную ответственность за применения научно-технологических достижений во зло человечеству. В эру сверхтехнологий наукоемкое будущее иронизирует не только над самонадеянностью гуманистов, но и над их волей к биовласти. автор:В.С. Лукьянец

Источник: transhumanism-russia.ru

Комментарии: