Означаемое нейробиологии

МЕНЮ


Искусственный интеллект
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2020-09-15 08:17

работа мозга

Означающее, которое предоставляет сегодня нейробиология в поле культуры, является лакомым кусочком для тех, кто стал обеспокоен выискиванием инстанции окончательного Знания. Знание это, распространившись в повседневном, произвело не революцию в чьих-то мнениях, но обновление символического, процесс чего дает некоторую отсрочку и надежду в изнурительном поиске истины. Нейробиология стала "вещью", как некий абстрактный контейнер однажды стал женской сумочкой. Иными словами, в этом тексте мы будет говорить о мифологеме, а не о какой-то науке.

Человеческое познание, как неизбежное познание посредством языка, всегда и всюду демонстрирует свою тягу к проговариванию, а точнее - к наименованию. Персонификация (как самая удобная модель для называния) и подготавливающая её концептуализация постоянно производят имена нарицательные. Я говорю не о лингвистических механизмах и категориях, но о тактиках нашего мышления, которое вынуждено проектировать реальность здесь и сейчас. Указать пальцем, спаять понятие и вещь, распределить полученные данные в некой таблице или сетке сущностней - привычная практика для любого мышления, будь то первобытное колдовство или ботаника классической эпохи.

Обосновавшееся в западной эпистеме позитивное знание, как знание, объединяющее в себе и функциональное называние, и чувствование этого знания посредством отчужденного опыта-эксперимента, высветило для человеческого познания и самого Человека. Теперь надлежит расчертить в границах таблицы нечто, что назовут природой человека. Тот всеобъемлющий взор универсального плана, который терзал и называл "естественную историю", теперь обратился в сторону самого наблюдателя. Однако всем известно, с каким наслаждением принято указывать на то, как человека постепенно выбили из центра мироздания - Коперник и Дарвин не столько повредили религиозное сознание, сколько создали для Символического современного человека некоторые лакуны (сразу же вмененные всему обывательскому), функция которых - стать негативом для утверждения новых имен. "Выбили из центра мироздания не меня, а вас, я же с помощью знания об этом завладел истиной, то есть некой сингулярностью бытия, а не его повседневным топографическим ядром". Воображаемые страхи и страдания верующих прошлого и настоящего рядом с ликом научной истины - настоящий фантазм, который обслуживает желание приобщенного к Науке.

Итак, мы размещаем человека в границах системы, которая замыкает в себе любой его помысел. А если он конечен, если он попросту циркулирует где-то там в глубине, хоть и невидимой, но названной, если Я обременено тяжестью собственного механизма осмысления, то и нет нужды что-либо говорить и далее: вопрос закрыт, поставлена точка и обозначена конечная причина, обнаружен "атом" любого поведения. Чувство локализовано, ему уготована структурная изоляция, всё лишнее (поэзия, философия и так далее) изгнано. Любая твоя радость, будь то поцелуй с любимым человеком, повышение на работе или игра с кошкой - всё это актуальная работа хитро устроенных нитей, за которые дергает некий автомат, застывший в вечной синхронии. Истина ускользает ещё не появившись, всё пространство заняло Знание, распределившее человека в его же организме. Уплотнив свою природу, мы поместили истину по ту сторону - в своём суждении о получившемся биомеханизме. Истина эта, непознанная, но активно играющая с нашим желанием, дана на откуп посторонним сцепкам означающих. Как только мы произвели позитивное - например, назвали "выработкой определенных гормонов" любовь или ненависть, - мы одновременно углубили на фоне новую негативность. Другими словами, в этот же самый момент проецирования истины в собственное суждение мы расчистили место для её порочной антитезы, но не в себе, а в чьем-то знании, которое отныне будет осмеянным. Конечно, тот, кому вменили это неполноценное знание, не узнает об этом, покуда ему об этом не сообщат. Здесь и разыгрывается та ситуация, ради которой призывают нейробиологию в повседневном: момент позитивного акта называния (это - лишь гормон) необходимо засвидетельствовать в присутствии того, кто якобы теперь страдает нехваткой такого знания. Будет ли он убежден (то есть подчинен твоей системе наименования) или обращен в неистовство (уличен в своём бессилии перед твоей Истиной) - не имеет значения. Важно то, что обладающий Знанием указал ему, что теперь тот отмечен нехваткой и находится в заблуждении.

Научно-популярная книжка по нейробиологии мало что скажет о том, как и почему так или иначе действует человек (хотя активно производит тиранические означающие, избегая того обширного поля флуктуаций культурного: "как мозг заставляет нас ..."), так как эта истина всё ещё блуждает в "гуманитарных науках". Повседневность превращается пену, наводимую выверенной работой мозговых субстанций. Человек счастлив постольку, постольку вырабатывается дофамин: всё редуцируется к простому рефлексу (а в сущности - попросту вытесняется). Всё, что будет сверх и около того - случайная вариация, информационный шум без собственного смысла. В итоге такая книга ценна вовсе не той скупой позитивностью, которую она образует в нашем знании, но той богатейшей негативностью, которую она тут же создает в воображаемом нами знании каждого встречного. Теперь можно указывать на любого проходимца - вот она, машина, подчиненная смесям нейромедиаторов, и я знаю это! Гормон персонифицируется, становится сознающим и чуждым самому человеку гомункулу, который самовольно управляет и решает. Но сей плут отбирает у нас волю лишь временно - вернет он её обратно тому, кто о нём первый и прознает (посмотрите на картинку или обложку - "знай что с чем смешивать!", "мозг прирученный"). Получившейся диспозиции знающего и неведующего далее суждено суетно воссоздаваться в спорах, видео-блогах, во всем публичном пространстве. Другой должен узнать, что он, на самом деле, кое-чего и не знает.

Означающее нейробиологии расщепляет означаемое: по одну строну копится мир всеобщего детерминизма, по другую - толпа неразумцев, вместе они создают взаимное напряжение. Тот, кто пользуется этим означающим, помещает себя между - отсюда ему видно знание, которое и вытаскивает его из толпы. В этом ритуале обеспечивается магическая защита от самого детерменизма - если ты познал его (то есть назвал), то тут же завладел им или вступил с ним в сделку, то есть уберег себя от неведения и тем самым сохранил непорочность своего "рационального" разума - короче, стал его предсказывать. Cogito осталось на престоле, при этом обзаведясь новой стражей. У этого трона всегда можно увидеть следующее: соизмерение вещей с миром названного, выяснение правомерности присваивания имен, выделение "научного" и "ненаучного", укоренение истины в жесткой сцепке означающих, тщательная нейтрализация (а порой и демонизация или примитивизация с помощью шкалы прогресса) всего "историчного" (имена, обладающие своим диахроническим измерением - эфир, гумор, фибры и все те дискурсы, которые могли бы задействовать их), тем самым и утверждение истинности настоящего, которому до сих пор мешали и будут мешать все те предрассудки.

Комментарии: