Эпикурейская этика

Киники, стоики, скептики и эпикурейцы. Интересуемся мы историей философии или нет, но мы все говорим о них. Названия этих философских школ вошли в наш повседневный язык. Политик может «цинично» фальсифицировать выборы, проявить «стоическое» спокойствие в ответ на протесты, потому что «скептично» относится к демократии. А если он наслаждается изысканной едой и напитками, то мы могли бы назвать его вкусы «эпикурейскими». Мы называем эпикурейцами не просто ценителей удовольствий (в конце концов, кто их не ценит?), а обладателей изысканного вкуса. Но такое использование слова «эпикуреизм» не слишком способствует пониманию философии Эпикура. Обнаружив, что его имя ассоциируется с жизнью гурмана, он оказался бы озадачен, но точно не расстроился, ведь он никогда не расстраивался. На самом деле Эпикур призывал нас быть готовыми наслаждаться простыми удовольствиями вроде хлеба с водой. Его философия никак не была посвящена поиску изысканных наслаждений.

Да, он действительно был гедонистом. Это слово тоже может нас запутать. Оно происходит от древнегреческого «гедоне», что означает «удовольствие». Сегодня мы называем «гедонистами» людей, которые стремятся к наслаждениям и не знают меры. Эпикур хоть и был гедонистом, но определенно не поддерживал безудержное стремление к наслаждениям. Он был гедонистом в том смысле, что считал удовольствие основным благом, исключительным критерием определения хорошей жизни, правильных решений и поступков. Удовольствие оказывается единственной путеводной звездой, которая необходима для преодоления нашего жизненного пути. Но это не означает безудержное и безрассудное преследование всех возможных наслаждений. Наоборот, Эпикур учил, что наиболее приятной является умеренная, дисциплинированная и тщательно продуманная жизнь. Здесь эпикуреизм резко отличается от киренаизма Аристиппа Младшего. Эпикурейцы и киренаики разделяли приверженность гедонизму, а потому неудивительно, что они были непримиримыми врагами. Нет ничего хуже противника, чья позиция слишком близка к вашей. Как мы уже видели, киренаики ценили удовольствия, которые существуют исключительно в настоящий момент. Эпикур, в свою очередь, считал, что воспоминания о прошлых удовольствиях и ожидание будущих могут сделать мудрых людей счастливыми, даже если они сейчас испытывают ужасную боль. Нет более яркого тому примера, чем сам Эпикур. До нас дошло письмо, которое он написал своему другу, лежа на смертном одре и испытывая мучительную боль. Он пишет, что это самый счастливый день его жизни, потому что он вспоминает их приятные беседы.

Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, но ничего меньшего Эпикур не ждал ни от себя, ни от нас. Его этическое учение не просто теория. Это образ жизни, который обещает нам неуязвимость перед изменчивыми обстоятельствами. Цель его философии в том, чтобы научить нас избегать тревог даже перед лицом, скажем, мучительной и смертельной болезни. Разумеется, эту же цель преследовали киники и киренаики — своего рода самодостаточность, которая делает нас невосприимчивыми к ударам судьбы. Позже мы увидим, что той же самой целью руководствовались стоики, и даже скептики заявляли, что их агностическая философия устраняет тревоги. Точка назначения одна, но пути к ней у эллинистических школ разные. Эпикурейцы выбрали учение, которое увеличивает удовольствия на протяжении всей жизни, а не только в настоящий момент. На смертном одре Эпикур продемонстрировал, как тщательная подготовка в этом учении позволила ему преодолеть даже ужасные физические муки. Киренаики отрицали такую возможность, поскольку считали, что настоящая физическая боль куда сильнее любого воспоминания или надежды. Возможно, умирая, Эпикур испытал немного дополнительного удовольствия, раз и навсегда доказав, что его оппоненты ошиблись.

Подобная неуязвимость достается нелегко, она требует дисциплины. Эпикурейцы могли заявить, что они более дисциплинированны, чем их товарищи-гедонисты киренаики. Аристипп и прочие киренаики заявляли, что нам следует довольствоваться теми наслаждениями, которые мы можем получить прямо сейчас. Их основная стратегия на будущее заключалась в воображении возможных предстоящих страданий заранее, чтобы закалить себя. Эпикурейцы считали это неэффективным и предлагали более требовательную стратегию достижения счастья на протяжении всей жизни. Мы не просто пытаемся насладиться текущей ситуацией, как это делали киренаики, а потому зачастую должны отказываются от сиюминутных наслаждений, чтобы избежать последующих страданий. Очевидными примерами будут переедание и пьянство. Это может быть весело здесь и сейчас — давайте признаем, это действительно весело здесь и сейчас — но мы пожалеем об этом позже, когда у нас заболит живот и наступит похмелье. И Эпикур отговаривает нас от секса по крайней мере отчасти потому, что, каким бы приятным ни был секс, неприятности и тревоги, которые доставляют нам дети, с лихвой это удовольствие перевешивают. Согласно Эпикуру, гедонистический расчет отдает предпочтение целомудрию, а не семейной жизни.

По той же причине эпикурейцы, насколько это было возможно, избегали политики, ведь от нее больше тревог, чем удовольствий. Разумеется, они при этом могли заниматься политикой для предотвращения угроз их образу жизни. Если бы Афины вдруг попытались изгнать Эпикура и его товарищей из их Сада, то они наверняка были бы готовы противостоять этой угрозе на политической сцене. Но в целом они считали политику глупой затеей, поскольку она является источником тревог, а не удовольствий. Это только кажется, что она предлагает большие наслаждения. Успешный политик может наслаждаться признанием толпы или статуями в свою честь. Но эпикурейцы отговаривают нас искать подобных наслаждений, считая их неестественными. Они подобны яду, который в долгосрочной перспективе гарантированно причинит нам больше страданий, чем наслаждения.

Согласно Эпикуру, действительно ценным наслаждениям нас может научить сама природа. В этом эпикурейцы тоже согласны с киниками и киренаиками. Сравнивая разные эллинистические школы, Цицерон пишет, что в поддержку гедонизма Эпикур прибегал к аргументу, который использовали и киренаики. Они заявляли, что даже животные и младенцы ищут приятных ощущений. Этот инстинкт проник настолько глубоко в нашу природу, что мы не можем и помыслить какое-либо благо в отрыве от удовольствия. Используя свою эпистемологию, Эпикур может усовершенствовать этот аргумент киренаиков. Учитывая, что чувственный опыт является для него критерием любого мнения, ему нет нужды доказывать благо удовольствия. Любое чувствующее существо стремится к наслаждениям. Пример с младенцами и животными призван проиллюстрировать эту мысль, согласно которой сама природа призывает нас считать удовольствие благом. Она призывает нас есть, когда мы испытываем голод, и пить, когда испытываем жажду. Но она не призывает нас стремиться к статуям и ликующей толпе. Мы должны довольствоваться удовлетворением лишь естественных желаний. Это самая надежная дорога к невозмутимости. Как говорит Эпикур, снова вторя киникам и киренаикам, естественные удовольствия легко обрести, потому что они всегда под рукой. Кроме того, они могут быть не менее приятными, чем любые другие. Когда мы действительно испытываем голод и жажду, нет ничего приятнее простого хлеба и воды.

Восхваление естественных и необходимых наслаждений, в которых мы действительно нуждаемся для преодоления страданий, заставляет многих считать Эпикура одним из самых парадоксальных философов, аскетичным гедонистом. В письме об этике, которое он написал своему другу Менекею, Эпикур незабываемо пишет, что, призывая искать наслаждений, он не имеет в виду мальчиков, женщин и рыбу, то есть педерастию, секс и изысканную еду. Здесь можно вообразить, что Эпикур призывал избегать изысканных наслаждений любой ценой и довольствоваться лишь насущной необходимостью. Он мог бы сказать, что в конечном итоге роскошь всегда приносит больше проблем, чем она того стоит. Но такое представление кажется ошибочным. Эпикур ведь не Диоген Синопский. Он глубоко убежден, что удовольствие является единственным благом. С его стороны будет непоследовательно избегать наслаждений, если они в итоге не причинят больше страданий, чем удовольствия.

Мне кажется более предпочтительной интерпретация, согласно которой Эпикур предлагает нам уметь довольствоваться умеренным, даже минимальным набором наслаждений. Нужно быть готовыми жить счастливо на хлебе и воде, если обстоятельства не предложат нам ничего другого. Кроме того, нам не следует сильно переживать и напрягаться ради обретения роскоши. Это будет контрпродуктивно. Однако эпикурейцы все равно рады наслаждаться изысканными удовольствиями, если их легко заполучить. Рассмотрим пример: авиакомпания предложила эпикурейцу бесплатно перевести его в первый класс, согласится ли он? Да. Первый класс приятнее экономного, и в данном случае это не принесет ему никаких тревог и страданий. Единственным исключением может быть тот случай, когда он знает, что, познав прелести первого класса, будущие полеты в экономе принесут ему страдания. Но у хорошо подготовленного эпикурейца не возникнет такой проблемы, поскольку он тщательно вызубрил учение, согласно которому нужно довольствоваться естественными и необходимыми удовольствиями.

Так что критикам Эпикура нужно придумать что-то получше, чем просто обозвать его развратным и безудержным искателем наслаждений. На такое оскорбление Эпикур мог бы ответить: «Кажется, вы спутали меня с Аристиппом Младшим. Мой гедонизм тщательно продуман и требует противиться удовольствиям не меньше, чем наслаждаться ими». Могут ли критики сказать что-то поинтересней? Да, если читали Платона. В нескольких диалогах его персонажи выстраивают следующую аргументацию против гедонизма. Представьте, что вас мучит жажда. Очевидно, это причиняет страдания, и мы все согласны, что это плохо. К счастью, есть решение — просто попейте. Питье приятно именно потому, что возвращает телу гармонию. Но вместе с мучительной жаждой исчезает и наслаждение. Если вы больше не хотите пить, то питье не покажется вам приятным. И если все удовольствия работают точно так же, то у гедониста серьезные проблемы. Лучшее, на что мы способны, это избежать убытка, сбалансировав страдание от жажды удовольствием от питья. Устранив страдание, мы больше не сможем получать наслаждение, пока страдание не вернется вновь. Посвященная такому удовольствию жизнь обречена, потому что мы никогда не сможем забежать вперед. Мы будем похожи на человека, который никак не может накопить деньги, потому что его заработок позволяет лишь покрывать долги, которые ему постоянно приходится брать. В диалоге «Горгий» Платон приводит незабываемое сравнение такой жизни с бесконечными попытками заполнить протекающий кувшин.

Для ответа на эту критику гедонистической жизни Эпикуру приходится сделать громкое заявление. Во-первых, он считает, что наслаждение перекрывает боль, то есть уже во время питья мы не страдаем от жажды. Но этого все равно недостаточно, поскольку может оказаться, что каждое наслаждение перевешивается предшествующим или последующим страданием. Эпикуру необходимо доказать, что мы можем уйти в плюс. Вот здесь и настает черед смелых заявлений: Эпикур говорит, что само по себе отсутствие страдания представляет собой величайшее из возможных наслаждений. Как он отмечает в одном из лаконичных высказываний, которые заучивали его ученики, «плоть плачет» о том, чтобы не испытывать ни холода, ни голода, ни жажды. Если человек не испытывает этих страданий и ожидает быть свободным от них в будущем, то в своем счастье может соперничать с Зевсом.

Более поздние авторы рассказывают о том, что для объяснения этой идеи Эпикур придумал ряд новомодных терминов. Они не были обнаружены в сохранившихся трудах, но он действительно обожал выдумывать технические выражения, которые хорошо задокументированы в других источниках. Говорят, что Эпикур выделял два вида наслаждения: «кинетическое» и «статическое». Отличие между ними заключается в том, что кинетическое подразумевает некоторого рода процесс или изменение, это слово происходит от древнегреческого «кинезис», что означает «движение» или «изменение». А статическое, напротив, стабильно и не подразумевает никаких изменений. Хрестоматийными примерами кинетических наслаждений являются еда, питье и секс. Разумеется, это и есть те самые наслаждения, которые, согласно анти-гедонистическому аргументу Платона, и есть лишь восстановление гармонии тела. Эпикур обходит Платона, настаивая, что отсутствие страданий не просто нейтрально, это не краткая и пресная передышка перед следующим циклом страданий и кинетических наслаждений. На самом деле это состояние настолько приятно, что приятнее просто быть не может.

Этот ответ Платону позволяет нам значительно лучше понять эпикурейский идеал. Это умеренная жизнь, в которой колебания страданий и кинетических наслаждений сведены к минимуму, чтобы максимально приумножить время, которое мы проводим в безмятежном, статическом наслаждении, которое наступает с устранением всех страданий. Это объясняет, почему нам следует ценить лишь естественные и необходимые удовольствия. Если мы позволим отсутствию почестей или изысканной еды расстроить нас хотя быть немного, то рискуем упустить наивысшее наслаждение, которое заключается в полном отсутствии страданий. А еще это позволяет Эпикуру совместить два ответа на вопрос о том, что представляет собой счастливая жизнь. С одной стороны — наслаждение, а с другой — атараксия, невозмутимость. Оказывается, что на самом деле это одно и то же, поскольку отсутствие страданий и тревог и есть статическое наслаждение, самое лучшее из возможных.

Это гениальное решение со стороны Эпикура. Но, к сожалению, оно в лучшем случае спорно, а в худшем очевидно ошибочно. Более поздние критики вроде Цицерона отмечали неправдоподобность заявления, что простое отсутствие страданий представляет собой наилучшее наслаждение из возможных. В некоторой степени это сводится к столкновению разных интуиций. Платон предполагает, что простое отсутствие боли сравнимо с отсутствием наслаждений, и что в таком состоянии человек может вообще ничего не чувствовать, ни хорошего, ни плохого. Эпикур, в свою очередь, считает такое состояние райским блаженством. Можно ли как-то разрешить их спор? Если уж на то пошло, то я нахожу убедительным, что лишенная страданий жизнь может доставлять большое наслаждение. Понимание, что все мои нужды удовлетворены и я не испытываю ни малейших страданий, действительно является некоторого рода осознанностью, а не пустым бессознательным. Такое состояние можно назвать умиротворенностью. Чего еще желать, если не осознания, что желать больше нечего? С другой стороны, оппонент может сказать, что совершенно свободный от страданий человек все равно имеет повод искать дополнительных кинетических наслаждений. А это докажет, что отсутствие страданий не является наилучшим состоянием. Например, если я окажусь в совершенно свободном от страданий состоянии, и кто-то предложит мне миндальный круассан, я вполне могу взять его, даже если не буду голоден, просто потому что он вкусный. Эпикур это не отрицает, но настаивает, что поедание круассана на самом деле не сделает мою жизнь лучше. Это лишь добавит разнообразия. Если человек проживает жизнь без страданий, но и без миндальных круассанов, он все равно не менее счастлив, чем Зевс. Но как и с роскошью в целом, я вполне могу захотеть съесть этот круассан, даже если не приумножу таким образом свое счастье.

Из сказанного выше можно подумать, что надлежащий образ жизни эпикурейца подразумевает умеренную изоляцию и сокращение контактов с другими людьми, мы уже видели, что семейная жизнь оказывается потенциальным источником тревог. Но что насчет друзей Эпикура, которым он писал письма? Ладно, одно из его писем предназначено маме, с которой они были очень близки. (Эпикуру повезло, что его совет избегать рождения детей дошел до нее слишком поздно.) Но как же другие друзья, которые проводили с Эпикуром время в его саду? Разве такие отношения не являются потенциальными источниками страданий, которых следует избегать любой ценой? Вовсе нет. На самом деле Эпикур заявляет, что для обеспечения счастья нет буквально ничего лучше дружбы. Во-первых, дружба и товарищеское общение сами по себе являются одними из самых великих наслаждений. На смертном одре Эпикур не случайно нашел утешение именно в воспоминаниях о своем друге.

Кроме того, Эпикур понимает, что даже если человек не испытывает ни холода, ни голода, ни жажды, он все равно может переживать о своем следующем обеде или о том, как не замерзнуть зимой. Не забывайте, чтобы жить подобно Зевсу, мы должны ожидать отсутствие страданий в будущем, это противоположность идеи киренаиков о предвосхищении грядущих невзгод. Друзья здесь оказываются величайшим из возможных благ, совершенной страховкой. Они помогают друг другу и знают, что могут рассчитывать на помощь в будущем. Если у вас много друзей, то вы знаете, что вам никогда не придется голодать, потому что вы всегда сможете поесть в гостях у друга. Так что дружба, согласно Эпикуру, произрастает из взаимной выгоды. Речь не столько о конкретных выгодах друг от друга, сколько об уверенности, что в случае необходимости мы не останемся одни. Так что дружба играет критически важную роль в счастливой жизни сразу по двум причинам: она и сама по себе является большим источником наслаждений, а еще защищает нас от тревог о будущем.

Здесь Эпикур кажется уязвимым к критике, которую можно озвучить и в отношении теории дружбы Аристотеля. Разве нам не следует ценить друзей по каким-то другим причинам, а не только ради нашего личного счастья? Эпикур говорит так, словно бы наши друзья всего лишь средства защиты от тревог. Он мог бы объяснить, что мы должны подвергать себя страданиям ради друзей, чтобы выстроить взаимную уверенность для дальнейшего взаимовыгодного общения. Но в конечном итоге это все сводится к «Ты — мне, я — тебе». Это кажется ужасно эгоистичным взглядом на дружбу. Но некоторые интерпретаторы находят повод для оптимизма. Они предполагают, что здесь действует двойная стратегия: в целом нам нужны друзья для нашей личной выгоды, но для этого мы должны действительно дорожить ими. Звучит неплохо, но есть еще по крайней мере одна угроза, от которой нас не спасут ни друзья, ни умеренный образ жизни. Как бы сильно вы ни наслаждались чтением этой книги, это наслаждение омрачается знанием о том, что она закончится. То же самое и с жизнью, мы никогда не сможем по-настоящему освободиться от тревог и волнений, потому что знаем, что однажды умрем. Этим мы серьезно отличаемся от Зевса: он бессмертен, а мы нет. Кстати о Зевсе, разве нам не следует переживать, что в загробной жизни боги подвергнут нас чудовищным пыткам? Если голод и жажда казались вам чем-то плохим, то подождите, когда попадете в Тартар! Нам повезло, что Эпикур разработал не только основы разумного гедонизма, но и несколько аргументов, чтобы мы могли спокойно спать по ночам.

Авторство: Peter Adamson

Источник: m.vk.com

Комментарии: