ПОСТМОДЕРНИЗМ ОТКАЗЫВАЕТСЯ СДАВАТЬСЯ

Автор: Д. А. Карсон

Сегодня люди говорят о постмодернизме далеко не так много, как 15-20 лет назад. 35 лет назад аспиранты на кафедрах английского языка многих университетов Запада уделяли трудам Лиотара, Дерриды и Фуко больше времени, чем сочинениям Шекспира, Китса и Фроста. Доказательством зрелого умения читать текст считали, скорее, умение творчески его деконструировать, нежели умение понимать текст в его историческом и культурном контексте. Теории постмодерна придавали большее значение, чем англоязычным текстам.

Ситуация по большей части изменилась. Студентам гораздо реже дают читать крупные произведения Жака Деррида и Мишеля Фуко. Основоположников постмодернизма (который мы для простоты будем рассматривать как эпистемологический подход) чаще всего отодвигают на задний план университетских учебных программ.

Но это не означает, что влияние постмодернизма полностью исчезло. Скорее, происходит нечто в таком духе: некоторые постулаты постмодернизма сегодня без всякой задней мысли воспринимаются как культурная «данность», обосновывать которую никто не считает необходимым. Какой смысл защищать то, что огромными пластами нынешней культуры воспринимается как очевидная истина? Итак, что же мы имеем? Значительное количество постмодернистов, едва ли считающих себя постмодернистами и практически ничего не знающих о тех книгах и вопросах, которые привлекали к себе столько внимание всего одно поколение назад. Они не понимают ни саму теорию, ни критику в ее адрес, но по умолчанию считают многие ее выводы аксиомами.

Увидеть, как это работает, можно с помощью такого примера. Не так давно христиане, обучающиеся в одном неплохом университете на Западном побережье США, решили провести среди своих сокурсников серьезный опрос с целью понять, как те относятся к религии вообще и к христианству в частности. Некоторые пункты опросника затрагивали представления о загробной жизни, например: «Каким образм можно узнать, существуют ли новое небо и новая земля, куда человеку нужно попасть?» Среди полученных ответов вариант: «Как вообще можно утверждать, что ты знаешь что-то наверняка?» — занимал далеко не последнее место. А когда студентов спрашивали, как они относятся к претензиям христианства на исключительную истину (напр., Ин. 14:6; Деян. 4:12), большинство ответов можно было разделить на две группы: (1) «Христиане так узколобы! У каждого из нас есть собственный уникальный подход к духовной жизни. Христиане не вправе лишать слова другие религии». Или (2) «На самом деле, все религии в основе своей одинаковы, так с какой стати человек должен считать тех, кто верит иначе, ниже себя или думать, будто чем-то от них отличается?»

Конечно, нельзя утверждать, что подобных взгляды обязаны своим появлением исключительно влиянию постмодернизма. Значительный вклад внесли и другие факторы — например, современное толкование понятия «вера», периодические наплывы «толерантности», а также более широкие изменения в культурном климате, которые один остряк описывал как «тонкую корку неистовой враждебности, под которой скрывается целое море безразличия». И все-таки не учуять в современной эпистемологии влияние постмодернизма значило бы закрывать глаза на очевидное.

Студенты пресловутого университета на Западном побережье любезно поделились со мной результаты своего опроса, когда я готовился выступить в этом учебном заведении с евангельской проповедью. Как я вскоре обнаружил, подобные представления не только были свойственны многим студентам, которые считали себя атеистами, секуляристами или кем-либо еще, только не последователями Иисуса, но и всплывали в беседах со многими христианами, которые сталкивались с подобными вопросами, смело пытаясь рассказывать другим о своей вере, и не понимали, как реагировать на такие сентенции. Я бы хотел поделиться с вами несколькими мыслями, которые помогли мне в общении с представителями обеих групп.

1. Довольно часто споры о том, что мы можем и чего не можем знать, отталкиваются от неверных предпосылок. Люди утверждают, что если мы не знаем о каком-то предмете все, мы не можем сказать о нем ничего определенного. В основе этой логики лежит сильно устаревшая разновидность так называемой «новой герменевтики». Подобные требования невыполнимы. Получается, что мы вправе претендовать на знание чего-либо лишь в том случае, если обладаем всеведением — ведь только Всеведение действительно знает все обо всем. В некотором смысле, так оно и есть. И все-таки мы, люди, довольно часто говорим, что «знаем» те или иные вещи, не претендуя при этом на всеведение. Скорее, мы подразумеваем определенные виды знания, присущие человеку и соответствующие условиям его бытия. Это относится как к людям, о которых говорится в Библии, так и для всех людей повсюду. Мы «знаем», что земля вращается вокруг своей оси, и что завтра утром взойдет солнце. Я «знаю», что самолет компании «Юнайтед» по расписанию должен вылететь из Сан-Франциско меньше чем через час. Конечно, свое «знание» последнего обстоятельства я почерпнул из табло прилетов и вылетов в аэропорту и из фирменного мобильного приложения компании «Юнайтед». И должен признаться, что мне становится немного не по себе, когда я сижу в зале ожидания и слышу объявление о том, что данные другого рейса, выведенные на табло, не соответствуют действительности. Ведь может оказаться, что информация о моем рейсе тоже неверна. Будь я всеведущим, подобные ошибки были бы невозможны. Тем не менее, мы продолжаем строить планы, исходя из предположения, что земля не перестанет вращаться, и что мой рейс вылетит в 18:00, если не объявят об изменениях в расписании. Мы «знаем» об этом точно так же, как знаем, что царь Давид правил в Иерусалиме, или что Иисус родился в Вифлееме Иудейском. Для этого нужно не всеведение, присущее одному только Богу, а вполне обычное человеческое знание. Принятие всеведения за отправную точку противоречит как общечеловеческому опыту, так и общепринятым способам выражения мыслей.

2. Прийти к такому же выводу (что говорить о человеческом знании можно, пусть даже в силу нашей ограниченности и способности ошибаться это знание никогда не основывается на всеведении) можно и другим путем — достаточно вспомнить, каким образом мы познаем новое. Когда мы приступаем к изучению нового предмета — будь то древнегреческий язык, сонеты Шекспира или микробиология, — поначалу нам всегда очень трудно: ведь нужно так много узнать и запомнить! Однако дни и месяцы летят один за другим, и вскоре те самые вещи, которые казались удручающе сложными в начале учебы, уже уютно разложены по полкам в нашей голове. Мы без малейших затруднений ставим глагол ??? в форму изъявительного наклонения настоящего времени, потому что знаем, как это делается, — хотя нам еще много чего не известно о греческом языке. Непонятно, почему этот же принцип нельзя применить к другим предметам — например, к библеистике или бгословию. Иначе говоря, опыт изучения нового — будь то во время учебы в университете или в повседневной жизни — подтверждает, что человеческое знание достижимо, пусть даже оно всегда неполно.

3. Из того обстоятельства, что существует множество совершенно разных толкований Библии, часто делают вывод, что претендовать на понимание библейского текста не вправе никто. Такое заключение справедливо, если выполняется одно из двух условий: (а) Библия настолько многозначна и настолько лишена связности, что различные ее прочтения неизбежны. (б) Возможно, в теории учение Библии и однозначно, однако церковная история свидетельствует, что прийти к согласию относительно того, в чем оно заключается, невозможно. В обоих случаях, как мы можем по совести претендовать на обладание истинным знанием Бога? Однако ни то, ни другое утверждение не выдерживает критики. Первое ставит под сомнение природу Библии. Я не могу сейчас углубляться в эту тему. Во втором случае мой личный опыт (который разделяют многие) свидетельствует о том, что в отношении смысла сказанного в Библии можно прийти к удивительно большому согласию — при условии, что участники диалога признают Библию высшим авторитетом и готовы приводить свои взгляды в соответствие с ней. В одной своей публикации я рассказывал о десяти счастливых годах, которые я провел в рядах Всемирного евангелического сообщества (как оно тогда называлось), координируя работу крайне разношерстных по своему составу исследовательских групп. Всякий раз меня приятно удивляло то, какого значительного единодушия можно достичь путем упорного труда, терпеливых обсуждений, взаимной критики и интеллектуального смирения, когда желание быть верным тексту перевешивает стремление воспринимать его в соответствии с некими канонами.

4. До сих пор в эпистемологических дискуссиях проблемы, препятствующие приобретению знаний, рассматриваются в отрыве от нравственных или вероучительных моментов. Мало кто из специалистов в области герменевтики уделяет серьезное внимание вопросу о том, как порочная мораль сказывается на попытках познания истины, или о том, какие опасности и препятствия на этом пути познания Бога воздвигает идолопоклонство. Разве не следует в какой-то момент, дискутируя с атеистом, задуматься над тем, что Библия говорит на эту тему? «Сказал безумец в сердце своем: „нет Бога“» (Пс. 13:1). И это не высокомерная снисходительность, свойственная некоторым консервативным христианам, а трезвая оценка того, как много Бог рассказал о Себе, и как упорно атеист отвергает это откровение. Так или иначе, это, безусловно, часть библейского ответа на эпистемологический постмодернизм, который не собирается сдавать позиции.

Источник: apologetika.ru

Комментарии: