Средневековое видение устройства мозга

Говоря о средневековой медицине, как и средневековой науке в целом, многие отмечают отсутствие серьезных прорывов и постоянное повторение античных теорий. Отчасти это было так, хотя «повторение» скорее можно назвать «переосмыслением», а средневековые авторы, хоть и руководствовались античными источниками в составлении медицинских справочников и трактатов, но привносили в учения Платона, Аристотеля, Галена и прочих мыслителей древности неоспоримый налет схоластики. Не избежали этой участи и дискуссии о строении мозга. 

Как и в остальных сферах средневековой медицины, в области анатомии главным авторитетом оставался Гален (порой изучавшийся по арабским переводам и комментариям). Суммировав и переработав предшествующий опыт античной медицины (в частности Аристотеля, допускавшего, что за обработку внешних стимулов отвечает сердце), Гален пришел к уверенности в локализации мыслительных процессов в области мозга, а также первый подробно рассмотрел и описал три церебральных желудочка, расположенных в передней (лобной), средней, и затылочной частях черепа соответственно. Средневековый период примечателен тем, что фокус внимания переключился с чистой анатомии скорее на осмысление когнитивного процесса как такового, на понимание работы интеллекта. Поэтому главным ключом к средневековым представлениям о мозге является теория внутренних чувств. 

Рисунок 1: Leipzig, Univer sitats-Bibliothek, MS 426, fol. 189r. (Изображение взято из Nicholas H. Steneck. ‘Albert the Great on the Classification and Localization of the Internal Senses’.)

Суть этой теории в том, что все стимулы, считываемые человеком через пять хорошо известных нам внешних чувств: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус – потом обрабатываются системой внутренних чувств (sensus interiores), расположенных как раз в трех желудочках головного мозга. Классификации внутренних чувств разнятся от автора к автору, а иногда и от произведения к произведению одного и того же автора, что вызывает некоторую терминологическую путаницу; виной тому трудности перевода (например, с греческого на арабский, а потом с арабского на латинский), не всегда корректное цитирование античных источников средневековыми авторами и сравнительно медленный «академический обмен» между современниками. Тем не менее, наиболее популярной и значимой для западной традиции является классификация Авиценны, отражение которой можно наблюдать на анатомических иллюстрациях вплоть до Позднего средневековья и в работах таких мэтров средневековой мысли, как Альберт Великий, Роджер Бэкон и Фома Аквинский. 

Рисунок 2: Boston, Countway Library, uncatalogued ms. Italy, ca. 1490-1520. (Изображение взято из статьи O’Neill, Ynez Viol?. ‘Diagrams of the Medieval Brain: A Study in Cerebral Localization’.)

Авиценна насчитывал пять внутренних чувств, располагающихся последовательно в трех желудочках по направлению от лба к затылку: этот вектор в данном случае играет важную роль – к нему мы еще вернемся. Первой ступенью когнитивного процесса считался sensus communis (не стоит путать с современным английским «common sense», означающим размытое понятие «здравый смысл»), расположенный в лобном отделе и отвечающий за сбор информации, получаемой через внешние органы чувств. К слову, поэтому многие авторы (например, Исаак Исраэли) предлагали относить sensus communis к внешним органам чувств, а не к внутренним – то есть классифицировать его как перцептивный, а не когнитивный инструмент. Тем не менее в вопросе локализации авторы сходились: sensus communis всегда располагается в переднем желудочке и напрямую связан с внешними органами чувств через нервы.

Возможно, для облегчения понимания следует перескочить сразу к памяти (memoria), расположенной в затылочной части. Несмотря на многочисленные споры непосредственно о процессах запоминания, а также философские рассуждения о духовном аспекте воспоминаний, локализация памяти споров не вызывает: на анатомических иллюстрациях память стабильно занимает собой весь третий (задний) желудочек мозга, а с точки зрения обработки информации является финальным этапом. Таким образом, вектор мысли всегда направлен от лба к затылку, и внешний стимул обрабатывается внутренними чувствами именно в порядке их расположения. Эта идея хорошо заметна в трактате Николая Орема De causis mirabilium: будучи скорее физиком, нежели медиком, Орем представляет мысль фактически в виде физического тела и описывает ее движение от sensus communis к memoria как будто из точки А в точку Б сквозь несколько этапов обработки. «Застревание» на одном из этих этапов или излишнее зацикливание на воспоминаниях (то есть повторная обработка образов, «вернувшихся» из затылочной части) в сочетании с гуморальным дисбалансом, по его мнению, приводит к галлюцинациям.  

Рисунок 3: Cambridge University Library, MS Gg.1.1, fol. 490v (Изображение взято из University of Cambridge digital library https://cudl.lib.cam.ac.uk/view/MS-GG-00001-00001/988)

Итак, sensus communis и memoria создают довольно четкие рамки когнитивных процессов и внутренних чувств, отвечающих за эти процессы. Тут и возникают основные терминологические трудности. Все то, что располагается между sensus communis и memoria и служит для интеллектуальной обработки считываемых образов, носит названия ymaginatio, virtus ymaginativa, fantasia, virtus aestimativa, virtus cogitativa. Это далеко не все встречающиеся понятия, но даже эти самые распространенные переплетаются и меняют значение от текста к тексту. Начнем с yamaginatio и virtus ymaginativa: казалось бы, однокоренные понятия латинского происхождения (можно провести аналогию с английским imagination) должны обозначать одно и то же – фантазию, воображение (а значит, сюда можно отнести и греческий термин fantasia). Однако вот что мы видим на иллюстрации начала XIV века: fantasia, ymaginatio и virtus ymaginativa рассматриваются как отдельные когнитивные функции и располагаются в разных частях мозга. В большинстве источников (например, у Альберта Великого, который один из первых соединил арабское и античное знания и стал одним из наиболее цитируемых авторов в более поздний период) ymaginatio (вариант – imaginatio) означает вовсе не воображение, а что-то вроде краткосрочной памяти, которая располагается в первом желудочке сразу за sensus communis и сохраняет полученные извне образы перед их дальнейшей обработкой. Fantasia и virtus imaginativa («сила воображения») используются в более привычном нам значении и располагаются в среднем желудочке. Однако в некоторых случаях эти термины употребляются в полностью перевернутом значении: на иллюстрации выше мы видим, что и fantasia, и ymaginatio расположены в переднем желудочке и напрямую соединены с органами зрения (не вполне ясно, зачем это «раздвоение» одной и той же функции), в то время как virtus ymaginativa предлагается рассматривать как синоним «мыслительной силы» (virtus cogitativa). Неменьшую сложность для классификации представляет и virtus aestimativa – «оценочная сила». Альберт Великий незамысловато объясняет данное понятие анималистическим примером: «овцы бегут от волков, даже если те не показывают клыки – aestimativa подсказывает, что волки представляют опасность». В отношении людей virtus aestimativa вбирает в себя более комплексное понятие «оценивания», а в некоторых классификациях, где отсутствует термин virtus cogitativa, сочетание virtus aestimativa и fantasia в среднем желудочке представляет собой квинтэссенцию мыслительного процесса.  Как уже было сказано, такая размытость понятий связана с тем, что каждый новый этап перевода на один язык с другого привносил свои нюансы значения в тот или иной термин, и последующие читатели и переводчики вновь трактовали синонимичные понятия на свой манер.  

Тем не менее, независимо от классификации, авторы выделяют строгий порядок следующих мыслительных процессов: восприятие извне, кратковременное удерживание, рациональная оценка, дополнение образов с помощью воображения и запоминание. Разумеется, средневековые медики (а в месте с ними и философы, и богословы), не могли обойти теорию внутренних чувств в дискурсе о психических болезнях. Стоит отметить, что отсутствие четкости в системе названий внутренних чувств как таковых не помешало достигнуть б?льшего согласия в вопросе о локализации первопричин конкретных болезней. Так, амнезию вполне логично связывали с механическими или гуморальными повреждениями в затылочной части, где располагалась память (memoria); параллельные дисфункции в лобной и затылочной областях вызывали «замерзание» (congelatio), по симптоматике напоминающее кататонический ступор; причину меланхолии видели в переизбытке черной желчи в среднем желудочке, где располагались virtus aestimativa и cogitativa – этот «справочник» можно продолжать.

Концепции влияния повреждений мозга на душевные расстройства свободно перетекали из медицины в области теологии, философии, даже демонологии, давая пищу для знаменитых схоластических дискуссий на такие сюжеты, как единство души или пророческий дар безумцев. Однако помогало ли такое теоретическое разнообразие разрабатывать схемы лечения и хоть немного облегчать жизнь самим больным? К сожалению, не слишком. Терапия по большей части сводилась к приему внутрь лекарств на растительной основе для регуляции гуморального дисбаланса, кровопусканию (в особенности сангвиникам), в некоторых случаях могла быть рекомендована трепанация черепа, не говоря о массе народных полумагических методов и духовных практиках. В дополнение ко всему, лечение душевнобольных зачастую было не так экономически выгодно для врача, как в случае с другими заболеваниями. Все это делало теорию внутренних чувств замечательным предметом теоретических упражнений, но без особого практического веса. В середине XVI века теория подверглась критике знаменитого врача и анатома Андреаса Везалия и постепенно пошла на спад. 

И все же не стоит недооценивать значимость теории внутренних чувств в контексте истории науки: не будучи эффективными в своем прямом назначении, вызванные ею дискуссии позволили собрать воедино огромный пласт научного знания разных эпох и стран, а термины, порождавшие столько споров и толкований, уцелели в современных языках в более общем значении, как понятие «когнитивный» или все то же английское «common sense» в значении «здравый смысл».

Автор текста: Муравьёва Л.

Источники: 

Kemp, Simon; Fletcher, Garth J. O. ‘The Medieval Theory of the Inner Senses’. The American Journal of Psychology, Vol. 106, No. 4 (Winter, 1993), pp. 559-576. University of Illinois Press. 

O’Neill, Ynez Viol?. ‘Diagrams of the Medieval Brain: A Study in Cerebral Localization’. Iconography at the crossroads: papers from the colloquium sponsored by the Index of Christian Art, Princeton University, 23-24 March 1990. Index of Christian Art, Dept. of Art and Archaeology, Princeton University, 1993.

Steneck, Nicholas H. ‘Albert the Great on the Classification and Localization of the Internal Senses’. Isis, Vol. 65, No. 2 (Jun., 1974), pp. 193-211. The University of Chicago Press on behalf of The History of Science Society.

Wolfson, Harry Austryn. ‘The Internal Senses in Latin, Arabic, and Hebrew Philosophic Texts’. The Harvard Theological Review, Vol. 28, No. 2 (Apr., 1935), pp. 69-133. Cambridge University Press on behalf of the Harvard Divinity School.