А.Н. Леонтьев: значение — это форма кристаллизации общественного опыта

Почему я часто пишу о значении слова и о связи языка с мышлением (или сознанием)? Потому что мне самому это очень интересно! К тому же в самом феномене значения есть что-то загадочное. Я считаю, что загадочность и неуловимость значения состоит в том, что оно одновременно является частью самого обозначаемого предмета (или ситуации), частью сознания и частью системы языка (системы квазиобъектов). А связь значения и особого типа ситуаций делает его феноменом культуры в самом широком смысле слова. Значение не лежит где-то в памяти, как книжка на полке, откуда его можно достать, использовать и в полной сохранности вернуть на место. Значение воссоздаётся в речевой деятельности при влиянии множества разнородных, порой взаимоисключающих, факторов и условий.

До конца понять, что такое значение, невозможно, но оставлять попытки понять сущность значения нельзя. Поэтому моё внимание всегда привлекают идеи и даже отдельные высказывания о значении, которые касаются тех его нюансов или, скорее, тех нюансов его осмысления, которые не приходили мне на ум раньше. Чтение книги А.Н. Леонтьева «Эволюция психики» было встречей с такими нюансами. Содержательно он пишет о том же, о чём мне уже известно хотя бы из тех же «Лекций по общей психологии», но отдельные высказывания и формулировки фокусируют моё внимание на чрезвычайно интересном способе (или пути) понимания значения слова.

В предыдущих сказочках про Э.В. Ильенкова (первая, вторая) значение рассматривалось по большей части с точки зрения мышления. При этом подчёркивалось, что сознание неотделимо от деятельности его субъекта. Сейчас рассмотрим его как раз с точки зрения деятельности.

Для пояснения генезиса значений А.Н. Леонтьев вводит образ первобытного загонщика, который должен спугнуть, отогнать от себя животное, хотя его чувство голода, очевидно, подсказывает ему обратное действие. Но он отгоняет от себя животное как раз потому, что образ этого животного в его сознании наделён ещё и такими свойствами, которые не присущи ему от природы. А именно — включённость в систему взаимодействий этого загонщика с другими людьми. Животное для него — не объект непосредственного удовлетворения собственной потребности в пище, а объект совместной деятельности (охоты). Особенности совместной деятельности воспринимаются как свойства самого предмета (животного). Это и есть значение, т.е. такие свойства предмета, которые даны ему не природой, а его местом в системе человеческих отношений. Именно значение определяет способ действий с данным предметом. Но это немного другая тема; важно, что предмету присущи такие свойства, которые сложились вне, до и независимо от самого предмета — как результат многократно повторявшейся деятельности людей и воспринимаются сознанием как неотъемлемые свойства предмета. Дело за малым — обозначить эти свойства словом, зафиксировать в слове то, что придано предмету не природой, а человеческой деятельностью.

Можно, конечно, сказать, что это лишь гипотеза самого А.Н. Леонтьева, и никто не видел, как наши древние предки изобретали значения в рамках своего взаимодействия. Однако этот процесс появления особого внутреннего плана деятельности сознания, соответствующего значению, был показан Д.Б. Элькониным на обширном материале общения матери и ребёнка. «…Как совершенно точно отмечает Д.Б. Эльконин, генезис внутреннего плана связан с совместностью действий, так как предметное действие возникает и существует в качестве единицы социального взаимодействия, а знак есть орудие включения одного человека в деятельность другого…» [Леонтьев А.А. 2001: 312].

«Значение и есть то, что открывается в предмете или явлении объективно — в системе объективных связей, отношений, взаимодействий. Значение отражается, фиксируется в языке и приобретает благодаря этому устойчивость. В этой форме, в форме языкового значения, оно составляет содержание общественного сознания; входя в содержание общественного сознания, оно становится также и „реальным сознанием“ индивидов, объективируя в себе субъективный смысл для них отражаемого» [Леонтьев А.Н. 1999: 238]. Меня особенно привлекла первая фраза этого пассажа. В акте (в самом процессе его осуществления!) зверь отражается в сознании загонщика встроенным не в систему природных предметов и явлений, а в систему человеческих отношений и взаимодействий. Перед субъективным сознанием открываются объективно сложившиеся свойства предмета. Эти последние сложились независимо от личности загонщика, любой другой на его месте, будучи загонщиком, осуществлял бы те же самые действия. Однако в процессе осуществления действия эти объективные свойства становятся и частью субъективного сознания загонщика, приобретают для него субъективный смысл. А.Н. Леонтьев пишет «объективируя», т.е. смысл отражаемых в индивидуальном сознании объективных свойств приписывается образу животного.

Эта идея, конечно, принадлежит Л.С. Выготскому: «…Всякая функция в культурном развитии ребёнка появляется на сцену дважды, в двух планах, сперва — социальном, потом — психологическом, сперва между людьми, как категория интерпсихическая, затем внутри ребёнка, как категория интрапсихическая» [Выготский 1983: 145].

Свойства предмета, приданные ему человеческой практикой (многократно осуществлёнными актами взаимодействия людей), и есть его идеальные свойства. Значение — «это идеальная, духовная форма кристаллизации общественного опыта, общественной практики человечества. Круг представлений данного общества, наука, язык существуют как системы соответствующих значений» [Леонтьев А.Н. 1999: 238]. Человек, по слову А.Н. Леонтьева, вооружён и вместе с тем ограничен знаниями своей эпохи, своего общества.

Здесь не могу не отвлечься и не привести парочку цитат из других авторов. «Подобно тому как образ не может быть обособлен от предмета, образ неотделим также от процесса отражения, от познавательной деятельности субъекта. […] В действительности мы нигде не встречаем образа как обособленно существующего идеального. Он не существует помимо отражательной деятельности субъекта, его мозга. При этом деятельность, в процессе которой выступает чувственный образ предмета, — это не единый акт сотворения образа, отделяющегося от чужеродных ему материальных физиологических процессов, а координированный ряд чувственных деятельностей — чувственного анализа и дифференцировки различных свойств предмета и чувственного синтеза, связывающего отдельные чувственные качества в цельный образ предмета. Образ связан с отражательной деятельностью не только по происхождению, но и по существу. […] Отражение — не статический образ, возникающий в результате пассивной рецепции механического воздействия вещи; само отражение объективной реальности есть процесс, деятельность субъекта, в ходе которой образ предмета становится всё более адекватным своему объекту» [Рубинштейн 2012: 70–71]. И практически то же самое читаем у Э.В. Ильенкова, только в другом порядке: «Представление фиксирует предмет в его непосредственном отношении к практическому субъекту, т.е. в его производных от предмета, во-первых, и от субъекта, во-вторых, свойствах, про которые поэтому нельзя сказать являются ли они принадлежащими только предмету, объекту, или же существенно зависят от той деятельности, которая приложена субъектом» [Ильенков 2017: 201]. И чуть далее: «Представление о предмете всегда неизбежно принимается практическим индивидом за нечто равное предмету, за предмет представления, и в таком виде прекрасно ему служит на практике. […] …Представление, неизбежно вырастающее внутри практического взаимодействия индивида с предметом, отождествляет некритическим образом предмет как он есть сам по себе и предмет как условие субъективной деятельности…» [Там же: 202]. Таким образом, имеется всегда процесс порождения представлений, «фиксирующих только те свойства предмета, которые выступают в предмете как непосредственно важные условия его [деятельного индивида. — А. Я.] субъективной деятельности, свойства, которые он сам в значительной мере создаёт, а затем некритически приписывает предмету „в себе“…» [Там же: 203]. В этом процессе отождествляются субъективное отражение предмета и сам предмет, а последний не отражается в своих «объективных» свойствах, т.е. как он есть безотносительно к деятельности и к возникающему на её основе представлению.

Вернёмся к тексту А.Н. Леонтьева. «Человек познаёт мир не как Робинзон, делающий на необитаемом острове самостоятельные открытия. Человек в ходе своей жизни усваивает опыт предшествующих поколений людей; это происходит именно в форме овладения им значениями и в меру этого овладения. Итак, значение — это та форма, в которой отдельный человек овладевает обобщённым и отражённым человеческим опытом» [Леонтьев А.Н. 1999: 238]. Здесь меня интересуют три нюанса. Первый: общественный опыт усваивается в меру овладения значением, т.е. постепенно (в ходе жизни), а не весь целиком и сразу. Весь общественный опыт, заключённый в каком-либо предмете или слове, не может быть полностью усвоен человеком. Второй нюанс: общественный опыт не может быть в ходе спиритуалистического сеанса непосредственно перемещён в голову конкретного человека. Значение и есть способ усвоения и воспроизводства общественного опыта (его фрагмента). Человек живёт в мире уже готовых значений (уже зафиксированного общественного опыта), и ему не требуется их изобретать, достаточно просто усвоить. Третий нюанс: усвоенное человеком, значение не становится чем-то полностью субъективным, не перестаёт быть формой существования общественного (шире — культурного) опыта. Оно продолжает быть отражением свойств действительности, сложившихся независимо от сознания и воли конкретного человека, хотя и используется им для осуществления его собственной деятельности.

Человек отражает в сознании лист бумаги не просто как нечто белое, плоское и прямоугольное, а именно как бумагу, как часть человеческого мира. Однако в восприятии сознанию дан конкретный предмет, а не значение «бумага», не сами идеальные свойства предмета. «Интроспективно значение, как правило, отсутствует в моём сознании: преломляя воспринимаемое или мыслимое, само оно при этом не сознаётся, не мыслится» [Там же: 239]. Однако само значение может быть и предметом сознания, может быть как бы в фокусе сознания, осознаваться.

В контексте этих рассуждений понятным становится и тезис о том, что мышление без языка невозможно. «Мышлением в собственном значении слова мы называем процесс сознательного отражения действительности в таких объективных её свойствах, связях и отношениях, в которые включаются и недоступные непосредственному чувственному восприятию объекты. Например, человек не воспринимает ультрафиолетовых лучей, но он тем не менее знает об их существовании и знает их свойства. Как же возможно такое познание? Оно возможно опосредствованным путём. Этот путь и есть путь мышления. В самом общем своём принципе он состоит в том, что мы подвергаем вещи испытанию другими вещами и, сознавая устанавливающиеся отношения и взаимодействия между ними, судим по воспринимаемому нами изменению их о непосредственно скрытых от нас свойствах этих вещей» [Там же: 228]. Необходимым условием мышления (мыслительного акта) является выделение и осознание в предмете или особенностях его взаимодействия с другими предметами таких его свойств, которые не наличествуют в его материальной природе, а проявляются в ходе человеческой практики с этим предметом и фиксируются в слове.

А.Н. Леонтьев подводит промежуточный итог своим рассуждениям: «Итак, психологически значение — это ставшее достоянием моего сознания (в большей или меньшей своей полноте и многосторонности) обобщённое отражение действительности, выработанное человечеством и зафиксированное в форме понятия, знания или даже в форме умения как обобщённого „образа действия“, нормы поведения и т.п.» [Там же: 240]. Это имеет прямое отношение к языку: в слове или словосочетании может быть зафиксировано понятие какого-то предмета (стол), умение (сервировать стол) или норма поведения (к столу!). Интересно, что А.Н. Леонтьев называет орудие прообразом значения (это тоже идея Л.С. Выготскго). Можно сказать, что слово — это такое орудие, которые изготовлено специально для определённого значения, причём изготовлено не из материала природы, а из «материала» человеческого мира (системы знаков).

А.А. Леонтьев теоретически развивает эту идею и говорит о трёх формах существования значения [Леонтьев А.А. 2003: 187–188]. Первая форма — это предметное значение (значение предмета), существующее в сознании на чувственной базе перцептивного образа этого предмета. Вторая форма — языковое значение, существующая на чувственной базе языкового знака. Третья форма — ролевое значение, существующее на чувственной базе самой деятельности (т.е. способа её осуществления). При этом, «не исключено, что различие вербального и предметного значений возникает лишь в ситуации, а параситуативно они репрезентированы одинаково, и параситуативное значение синтезирует в себе признаки предметного и вербального значений» [Там же: 199]. На мой взгляд, в свете исследований А.А. Залевской такое слияние значений не только не исключено, но несомненно. Более того, во многих случаях языковое значение не может быть вне конкретной ситуации отделено и от ролевого значения (это касается, например, наименований профессий, но не только).

__________

Выготский Л.С. Собрание сочинений. В 6 т. – Т. 3: Проблемы развития психики / Под ред. А.М. Матюшкина. – М.: Педагогика, 1983. – 368 с.

Ильенков Э.В. От абстрактного к конкретному: Крутой маршрут. 1950–1960 / Авт.-сост. Е. Иллеш. – М.: Издательство «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2017. – 384 с.

Леонтьев А.А. Деятельный ум (Деятельность, Знак, Личность). – М.: Смысл, 2001. – 392 с.

Леонтьев А.А. Язык и речевая деятельность в общей и педагогической психологии: Избранные психологические труды. – Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2003. – 536 с.

Леонтьев А.Н. Эволюция психики. – М.: Московский психолого-социальный институт; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 1999. – 416 с.

Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. – СПб.: Питер, 2012. – 288 с.

? ?

Источник: m.vk.com

Комментарии: