Скрытая сила, хаос и звуки капель. Философия Готфрида Лейбница в 11 играх

Великий философ и естествоиспытатель Готфрид Вильгельм Лейбниц был не только видным интеллектуалом — он десятилетиями служил при дворах, где занимался исследованиями и популяризацией своих идей. Для этого он придумывал игры, иллюстрировавшие его концепции и служившие развлечением для аристократической публики. Историк философии Константин Бандуровский предлагает сыграть в них и проникнуть в мир мыслей одного из создателей современной науки.

Лейбниц жил в эпоху, которую сам назвал «веком изобретений и чудес» (le si?cle d’invention et de merveilles). В это время происходило резкое изменение уклада жизни во всех сферах — в науке, культуре, религии, экономике, обществе, политике. Наука перестала быть отстраненным от жизни людей занятием; призыв Лейбница «соединять теорию с практикой и общественным благом» стал лозунгом эпохи.

Новые явления в одной сфере проникали в другую и оплодотворяли ее, изменения множились, возникал кумулятивный эффект. Создавалась та эпоха, плодами которой мы до сих пор пользуемся. И Лейбниц, как никто другой, олицетворил собой все грани этих изменений, стал монадой, живым зеркалом, которое отражало всю полноту того времени. Метафизический оптимизм Лейбница распространялся и на социокультурную динамику:

Более того, в его работах был предсказан и тот мир, который сейчас утверждается на наших глазах — мир постмодерна с его компьютерами (Лейбниц создал двоичное исчисление, искусственный язык и протокомпьютер-калькулятор), виртуальной реальностью (Лейбниц разработал теорию виртуальных миров и, подобно персонажам «Матрицы», задумывался о критериях определения реальности мира), экономикой, основанной на знаниях, единой Европой с прозрачными границами, беспилотными транспортными средствами, сбором и математической обработкой больших данных.

Однако такая свобода идей и воображения имела своей ценой отказ от стабильной карьеры университетского ученого или преподавателя. Лейбница совершенно не устраивал способ производства и воспроизводства знания, который был принят в университетах.

Многие ученые того времени стремились найти такое положение, в котором могли бы вести частную жизнь и заниматься свободными исследованиями. А сообществом для них стала виртуальная «республика ученых», социальная сеть, члены которой обменивались письмами.

Лейбниц активно участвовал в такой форме обмена информацией: у него было более тысячи корреспондентов, а в его наследии сохранилось более пятнадцати тысяч писем.

Лейбниц стал секретарем министра майнцского курфюрста Бойнебурга, влиятельного политика, и всю жизнь служил секретарем, советником или библиотекарем при различных дворах. Такое положение, не сравнимое с положением ученого в университете, говоря современным языком — «дауншифтинг», открывало большие возможности, важные для Лейбница: путешествия, встречи с различными людьми, время для самостоятельных занятий, возможность воплощать свои идеи на практике, влиять на политику и общественную жизнь, финансирование экспериментов и проектов.

Еще одной альтернативой университетам была светская жизнь при дворе и в салонах, полная развлечений и игр. В светских забавах и разговорах того времени Лейбниц постоянно усматривал проявление философских идей, хотя и упрощенных до карикатуры. Для него было важно не только существование этих идей в башне из слоновой кости, но и их приключения в свете, их воздействие на широкую публику. И собственные идеи он часто выражал в письмах к людям, не занимавшимся наукой, и придумывал игры, в которые увлеченно играл весь двор.

Успех Лейбница во многом определялся распространением его идей в социальных сетях, подобно тому, как позже Пастер сумел убедить нас в существовании микробов (невидимых, как и Лейбницевы монады), проводя эксперименты по вакцинации для светской публики.

Лейбниц любил развлекаться, подходя к развлечениям с такой же ответственностью и систематизмом, как и к любым серьезным делам, стремясь «разнообразить удовольствия чем-то остроумным, напоминающим вкус древних». Он придумывал сюжеты и сочинял тексты и стихи для маскарадов и сцен, представляемых при дворе. Так, он участвовал в постановке во время карнавала в Ганновере в 1702 году, которую затем описал.

Идея была заимствована у римского сатирика Петрония, автора «Сатирикона», в котором описывался богатый и вульгарный пир Трималхиона («трижды отвратительного»), разбогатевшего вольноотпущенника, который он устраивает для того, чтобы продемонстрировать свои богатства и восславить самого себя. Такая постановка, несмотря на ее шуточный и даже скабрезный характер, требовала больших познаний в римской истории и культуре.

Иронизируя над режимом экономии при дворе ганноверского герцога, Лейбниц пишет длинную петицию от имени собак, возмущенных тем, что их лишают древней привилегии, костей, которая обосновывается ссылками на Диогена, Гомера и Священное Писание и угрозами, что собаки перестанут охотиться и беречь стада, а «мы, маленькие болонки, оставим наших хозяек домогающимся их любовникам и больше не станем лаять, что бы те ни захотели с ними предпринять».

Лейбниц в своих трудах описывает различные светские игры и забавы с философским подтекстом и сам во множестве изобретает их. Современному читателю философская система Лейбница может показаться крайне экстравагантной, выделяющейся даже на фоне той эпохи, в которой было создано множество оригинальных метафизических систем: Гоббса, Декарта, Спинозы, Мальбранша.

Мир, согласно Лейбницу, состоит из мельчайших духовных субстанций, которые он назвал монадами (буквально «единицами»), в то время как материальный мир представляет собой только феномен, явление, хотя и хорошо обоснованное.

Монады не сообщаются друг с другом, «не имеют окон», но знают обо всем в мире и координируют свои действия по принципу предустановленной гармонии, благодаря которой огромный объем знаний находится в нас, но мы его не осознаем, — всё это и многое другое кажется крайне фантастическим и парадоксальным. Однако игры, описанные Лейбницем, могли бы помочь нам проникнуть в его странный мир.

Игра «Найди скрытую силу»

Идея субстанциальных форм, выдвинутая Аристотелем и господствующая в Средние века, заключалась в том, что любая вещь имеет некую цель, к которой она по своей природе стремится благодаря «скрытым силам» и в реализации которой обретает свое совершенство, энтелехию. Наиболее очевидно это проявляется в органической природе: так желудь имеет своей энтелехией дуб, но и неодушевленный камень стремится упасть на землю, поскольку там находится его «естественное место». К началу Нового времени эта очень глубокая и продуктивная идея стала применяться как тавтологическое объяснение всего, чего угодно, и даже как трюк, используемый шарлатанами.

Драматург Мольер в комедии «Мнимый больной» изображает нечестных врачей, которые стремятся выманить деньги у богатых клиентов, придумывая множество болезней и лекарств от них. Действие этих лекарств они объясняли, используя исковерканную латынь, через тавтологии вроде такой: «опиум усыпляет, поскольку обладает снотворной силой». Сам Лейбниц, пародируя такие объяснения, говорил, что часы показывают время, поскольку обладают «часопоказательной силой».

Поэтому большинство ученых стали относиться к этой идее крайне негативно, изгоняя отовсюду «скрытые силы», хотя им не удавалось сделать это до конца. Скажем, теория Ньютона изображает мир как огромное механическое устройство, в котором нет места для «скрытых сил», однако она базируется на важном допущении необъяснимой силы тяготения, которая также является своего рода «скрытой силой». Лейбниц же, вопреки главенствующей тенденции, стремился очистить идею этих сил от ее вульгарной интерпретации и вернуть ей эвристическую значимость.

Игра «Дай совет Богу»

Представлению Лейбница о том, что Бог творит «наилучший из возможных миров», противоречили постоянные сетования на то, сколь несовершенен наш мир. Люди, облеченные властью и имеющие реальную возможность что-то улучшить в своих владениях, вместо этого давали советы Богу, как Ему следовало бы создать лучший мир. Так, герцогиня Ганноверская София писала Лейбницу: «Если бы Богу было угодно взять на себя труд создать за один раз всех порядочных людей и сделать ненужным нарождение их, мне кажется, его творение было бы гораздо совершеннее, и нам было бы легче верить, что мы созданы по Его образу и подобию. Но теперь как будто всё вращается (tout roule), и только Он один остается неизменен. Что касается перемен, которые должны совершаться здесь, то так как они не касаются ни меня и ни вас, то я не знаю, что о них говорить, и я наслаждаюсь тем, что слушаю соловьев в моем саду в Герренгаузене, чтобы забыть всё (pour m’?ter de l’esprit), что меня может огорчить».

Игра в квиетизм

Салонный квиетизм (от лат. quies, «покой»), который изначально был радикальным религиозным движением, созданным суровыми испанскими монахинями и монахами, стал оправданием лени. Квиетисты полагали, что, отрекшись и очистившись от всего мирского, душа в безмолвной молитве может соединиться с Богом.

Однако светские дамы превратили квиетизм в показной аскетизм и демонстративную экзальтированность, а отречением от мира оправдывали свою бездеятельность. Разумеется, они могли позволить себе быть бездеятельными, обладая приличными доходами и будучи окруженными толпой слуг. Лейбниц высмеивал салонный квиетизм, утверждая активную деятельность и в своем учении о монадах, одним из свойств которых является неустанное стремление, и в своей практике.

Игра в геомантию

Также в то время стала популярной древняя геомантия, буквально «гадание на земле» — сложная практика, чьи правила и интерпретации описывались в специальных книгах. Но во времена Лейбница для этого использовался разграфленный лист бумаги (на Руси их называли рафли, то есть графы) с небольшим набором различных ситуаций. Гадатель наносил случайные точки, затем комбинировал их и сопоставлял со знаками на листе, благодаря чему делал суждения о будущем и давал полезные советы.

Лейбница в этой игре завораживали две вещи. Она показывала, что в мир можно легко внести непредсказуемость, даже чудо. Однако Лейбниц был убежден, что постоянный Бог творит мир согласно определенным законам и чудеса мы видим лишь потому, что нам эти законы неведомы. Но какие бы случайные фигуры ни выпадали на бумаге, всегда можно найти формулы и закономерности, описывающие их.

Игра «Найди две одинаковые снежинки»

Желая обосновать свою теорию, согласно которой мир состоит из бесчисленного количества монад, ни одна из которых в точности не повторяет другую, Лейбниц предлагал увидеть бесконечное разнообразие и в окружающем нас мире. Мы видим огромное число снежинок, падающих с неба. Однако можем ли мы найти хотя бы две снежинки, совершенно тождественные друг другу? Если на дворе лето или осень, можно заняться сравнением листьев. Светские дамы увлеченно подбирали листья, поражаясь их несходству.

Игра «Услышь звук капли»

То, что наше отчетливое восприятие окружает океан восприятия бессознательного, мы можем убедиться, вслушиваясь в шум прибоя или дождя. Этот воспринимаемый шум состоит из неслышимых шумов миллионов капель, однако если мы будем осознанно концентрировать внимание, то различим в нем отдельные звуки.

Игра «Порядок и хаос»

Мысль Лейбница о том, что Бог творит максимально совершенный мир, кажущуюся совершенно контринтуитивной, ведь нас окружают хаос и бессмыслица, можно проиллюстрировать при помощи такой игры: нужно закрыть картину завесой с окошком, которое открывает лишь небольшой фрагмент. Мы увидим просто бессмысленные пятна краски, возможно, отвратительного цвета, однако если уберем завесу и осмотрим всю картину, то пятна внезапно обретут смысл, а цвета займут свое место в общем колорите картины.

В такую игру любил играть с друзьями режиссер Андрей Тарковский, как полагают мемуаристы, для того, чтобы научиться определять художников по фрагменту, тренируя эрудицию. Однако такое фрагментирование в первую очередь — хороший тренинг нашего восприятия.

Игра «Займи все места»

Во времена Лейбница была популярна игра, в которой требовалось занять все места доски по определенным законам. Игрок, у которого оказывалось много незанятых мест, проигрывал. Но фактически такую же цель преследует Бог, когда творит мир, — расположить максимум возможных существ в минимуме пространства, и монады по существу являются оптимальным решением этой задачи.

Игра «Вероятности»

Карточные и другие азартные игры, которые осуждались церковью и общественной моралью, привлекали Лейбница тем, что именно при анализе карточной игры можно разработать принципы вероятностной логики и затем использовать их в более сложных и важных случаях.

Игра «Государство-часы»

Лейбниц постоянно придумывал проекты государственной машины, в которой институты, как колесики в часах, приводят в движение другие институты, и если всё устроено с соразмерностью и гармонией, то «стрелки жизни непременно будут показывать стране счастливые часы», как писал Лейбниц Петру I, предлагая ему обширный проект переустройства России, который, к счастью или нет, не был осуществлен.

Игра «Беспилотник»

Эту игру придумал Пьер Бейль, критикуя в статье «Рорарий», написанной для знаменитой «Энциклопедии», учение о предустановленной гармонии, согласно которой огромное число монад действует без какого-либо взаимодействия. Чтобы проиллюстрировать абсурдность этой идеи, он предлагал читателю представить транспортное средство, которое могло бы автоматически оказаться в предназначенном пункте, плывя по бурному морю. А как представить целую вселенную, состоящую из таких машин (каковой и является Лейбницева совокупность монад)?

Однако Лейбница такая картина совершенно не смутила. Не смутит она и современного читателя, который уже живет в мире, где используется автопилотируемый транспорт, в огромных хабах действует множество автоматических погрузчиков, причем их взаимодействие обеспечивается не реакцией друг на друга, а выполнением единой программы, «предустановленной гармонии», благодаря которой один манипулятор может передать хрупкую вещь другому, не получая от него никаких сигналов, будучи «монадой без окон».

Даже в компьютерной игре, когда один персонаж стреляет в другого, а другой падает, это не значит, что между ними происходит взаимодействие, как может показаться игроку, глядящему на дисплей. Просто программа диктует одному персонажу выстрелить, а другому в тот же момент упасть. И эти технологические и компьютерные вселенные создает человек. Если представить существо, разум и возможности которого превышают человеческие, то разве не могло бы оно создать еще более сложную вселенную, основанную на таких принципах?