Р. Скотт Бэккер, «Заметки по поводу когнитивной биологии теоретической физики»

Мой любимый пример того, что я называл «постыдной тайной самопонимания», это замечательный – даже удивительный – факт, что мы способны объяснить происхождение самой Вселенной, будучи абсолютно не способны объяснить это объяснение. Можно сказать, великое, грандиозное слепое пятно физики – сама физика. Представьте, что строите готический собор, не располагая ничем, кроме как самым туманным осознанием собственных рук! Более того, представьте, что неспособность к такому осознанию представляется вам абсолютно естественной, - возводить своды, будучи слепым не только к самому процессу подъёма на высоту, но слепым также и к самой слепоте. Неудивительно, что многим знание кажется необъяснимым (нередуцируемым) чудом.

Эта слепота к когнитивным орудиям высвечивает чрезвычайно странное положение вещей с прогрессом в физике: что ей вовсе без надобности понимать самое себя, чтобы понимать Природу. Пока, по крайней мере.

Определённо, сей факт сам по себе достоин рассмотрения. Коль скоро эвристическое пренебрежение позволяет построить общую, полностью натуралистическую теорию познания, его область применения должна охватывать все виды нашей познавательной активности, включая главный замочек ящика Пандоры, физику. Поскольку я лично не заинтересован ни в каких академических играх, мне не следует позволять никаким внутригрупповым ожиданиям и связанным с ними обязательствам завести меня ни в один из институциональных тупиков. Я свободен принимать оригинальные допущения при поиске решения проблем, неуязвимых ни для одного из уже высказанных предположений. И хотя я не претендую ни на малейшую экспертность в рассматрвиаемой науке, я, возможно, могу предложить новые отправные точки для рассуждений тем, кто такой экспертностью обладает.

Физика далеко не единственная подвержена такой слепоте второго порядка. Выражаясь биологически, почти все проблемы разрешаются без доступа к условиям проблеморазрешения. Моторная кора «знает» о самой себе столько же, сколько и пальцы, которые она контролирует. Познание практически никогда не обращает ни малейшего внимания на сам длящийся акт познавания.

Назовём этот тривиальный факт опосредовательным пренебрежением: врождённую нечувствительность познания к осуществляющейся познавательной активности. Из этой эмпирической банальности проистекает множество впечатляющих следствий. Как человеческое познание преодолевает опосредовательное пренебрежение? Наш мозг фактически полностью нечувствителен к своему собственному биологическому устройству. Он не способен познать самого себя как он есть. Так как же тогда он познаёт собственные познавательные способности?

Очевидно, как-то иначе. Способами скорее полезными, нежели правдивыми. Способами, способными перехитрить опосредовательное пренебрежение. Эвристически.

Как просто следует из самого факта опосредовательного пренебрежения, мы должны познавать проблематические системы, имея в виду то, что можно назвать мета-нерелевантностью, - что не требуется никакого существенного знания о нашем знании, чтобы порождать знание. Например, данный отдельно взятый акт коммуникации требует с моей стороны знания множества фактов, но ни один из них не относится к тому громадному биологическому и историческому сходству, что нас с вами объединяет примерно общая физиология и образовательный бэкграунд. Если бы я страдал психозом, или вы бы выросли в стае волков, этот коммуникативный обмен мог бы произойти только в том случае, если бы нам каким-то образом удалось преодолеть эти различия. В отсутствие подобной способности второго порядка наша коммуникация зависит от отсутствия такого рода проблем второго порядка, а значит, от нерелевантности знания второго порядка, его не важности для достижения того, что мы хотим достичь.

Опосредовательное пренебрежение влечёт мета-нерелевантность, способность находить решения задач без способности находить сами способы реализации этой способности. Мы можем провести различие между мета-нерелевантностью наших рамок, т.е. отсутствием неблагоприятных обстоятельств, и мета-нерелевантностью нашего устройства, - отсутствием когнитивных недееспособностей. Один из восхитительных моментов, связанных с этим разделением, состоит в том, как две великие теоретические системы физики - общая теория относительности и Стандартная модель физики частиц - требуют преодоления каждой из форм мета-нерелевантности. Что касается общей теории относительности, Эйнштейну потребовалось преодолеть рамочное пренебрежение, чтобы начать рассматривать пространство и время как неотъемлемую часть механизма Вселенной. В квантовой механике же Бор и другие должны были преодолеть пренебрежение устройства и изобрести новую рациональность. При познании Вселенной в мегамасштабе от твоей точки отсчёта в громадной степени зависит, что ты увидишь. При изучении реальности на микромасштабах твоя когнитивная биология в громадной степени определяет, что ты увидишь. В обоих случаях невозможно понять основные принципы, не помыслив себя как часть изучаемой системы.

Иначе говоря, наша когнитивная биология нерелевантна только по отношению к когнитивным установкам классических (наследственных) проблематических экологий. Это объясняет, почему для становления релятивистской теории был более важен элемент «инсайта», в то время как для Стандартной модели определяющим был эксперимент. Релятивистская теория, которая принадлежит классической механике, только «растягивает» мета-нерелевантность (принуждает нас анализировать наши когнитивные способности) в своих крайних проявлениях. Квантовая механика разрывает её в клочки с самого начала. Разрешение проблем с мета-нерелевантностью потребовало признать поражение как методологии, так и интуиции прежде, чем физики смогли описать, со множеством оговорок, «квантовый мир». Понимание, какие классические вопросы в квантовой механике задавать можно, а какие нельзя, эквивалентно измерению мета-нерелевантности - степени, в которой нашей когнитивной биологией (наряду с нашей когнитивной историей) можно пренебречь. Ограничения классического описания являются ограничениями нашей когнитивной биологии, оказавшейся vis-a-vis с микромиром, в точке, где многие (но не все) наши интуитивные физические представления приходят к месту крушения (crash space).

Общеизвестная дискуссия Эйнштейна и Бора о том, является ли квантовая механика полной и раскрывает ли, таким образом, исключительную (классически несостоятельную) Природу, или же неполна, и, значит, открывает существование скрытых переменных, обнаруживает несколько поразительных сходств с дискуссией о природе опыта и познания. Если квантовая механика полна, как утверждал Бор, тогда наша когнитивная биология имеет значение для нашего понимания микромира. Если же квантовая механика неполна, как утверждал Эйнштейн, то наша базовая когнитивная биология безразлична по отношению к нашему пониманию микромира – проблема в нашей когнитивной истории, то есть в теориях, которые мы привыкли строить. Другими словами, центральный вопрос тот же, что и вопрос, вокруг которого строятся дебаты о природе знания и опыта: не является ли явно исключительная природа квантовых представлений, так же, как исключительная природа опыта и знания, артефактом какой-либо фундаментальной неспособности с нашей стороны. Главный вопрос, другими словами, следующий: что же является ключевым для решения головоломок, предложенных нам, с одной стороны, квантовой механикой, а с другой стороны, знанием и опытом, - наша точка зрения или наше внутреннее устройство?

(Стоит заметить, что данное сравнение кажется противоречащим тому, как я обычно использую квантовую механику в качестве аргумента в пользу необходимости отбросить наши биологически закреплённые интуиции. Но если квантовая механика одновременно исключительна (поскольку нарушает классическую механику) и научно подтверждена, не может ли интенционалист утверждать то же самое? Подобно тому, как интенционалисты применяют эмпирическую силу операционализаций интенциональных первопринципов (таких, как верования), чтобы обосновать собственную объективность, квантовые реалисты применяют эмпирическую силу квантово-механических первопринципов (таких, как волновые функции), чтобы обосновать свою объективность. Однако существует два принципиальных различия, разрушающих эту по видимости счастливую аналогию: во-первых, в то время как интенционализм является ничем иным, как интуитивной системой взглядов, квантовая механика, мягко говоря, какая угодно, но не интуитивная. И во-вторых, квантовая механика – самая мощная, наиболее широко применимая теория за всю историю науки, в то время как интенционализм страдает как от проблем с экспериментальной воспроизводимостью, так и от обобщений, далеко выходящих за рамки любого эксперимента.)

На примере квантовой механики, коллапс мета-нерелевантности, необходимость распознать и приостановить действие когнитивных рефлексов (осуществить правильный выбор вопросов) вызван глубокими информационными когнитивными экологиями, которые сконструированы физиками. Чем элементарнее объект исследования, тем менее становится применима машинерия человеческого познания. Мета-нерелевантность человеческого познания, можно сказать, определяет план нашей «скалярной структуры пренебрежений», степень, в которой знание и опыт способны разрешать проблемы, касающиеся чего-то фундаментального и разделённого на элементарные кирпичики. Наука предоставила нам протез, необходимый для расширения наших скромных способностей решать макроскопические проблемы. Несмотря на наши наследственные структуры пренебрежний, наши базовые познавательные способности овладели секретом всекосмической применимости – и нам требовался только лишь гений Эйнштейна, чтобы понять, как это сделать. Однако когда речь зашла о микроскопическом, интуитивное стало помехой. «Мы все согласны, что ваша теория безумна, - сказал Бор Вольфгангу Паули однажды. – Вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть истинной».

Согласно обрисованному здесь взгляду, фундаментальное разграничение между общей теорией относительности и квантовой механикой состоит в биологической релевантности последней. Это предполагает, что квантовая механика, если и не является более общей теорией, то функционирует в такой проблематической экологии, куда область применимости релятивистской теории попросту не распространяется. Большинство физиков рассматривают квантовую механику как более фундаментальную теорию, однако их обоснования тяготеют к формализму и онтологичности, в противовес экологическому взгляду. Как показано выше, эвристическая независимость, предположение о мета-нерелевантности, является базовым для всего нашего когнитивного ориентирования – и это столь же справедливо по отношению к физикам, как и ко всем остальным. Иными словами, физики при осмыслении сути дискуссии проявляют тенденцию упускать из виду релевантность своей когнитивной биологии, и потому полагают разрыв между общей теорией относительности и квантовой механикой только лишь математическим и понятийным. Сбой биологической нерелевантности, однако, демонстрирует физические измерения проблемы, то, как трудности укоренены в устройстве человеческого мышления.

Физики-теоретики всегда понимали, что люди являются физическими системами, контурами, по которым циркулирует энтропия, как и все живые организмы. Но понимание самого факта существования когнитивной биологии одно дело, а понимание того, как эта когнитивная биология работает, - совсем другое. Когда мы отсекаем весь хаотический шум эффектов второго порядка, квантовая механика предстаёт чем-то, что мы, организмы, делаем, поведенческим продуктом самой Природы, которую открывает квантовая механика. Наша когнитивная природа, унаследованные предустановки, предназначенные оптимизировать унаследованные обстоятельства, заводят в тупик наши попытки познать Природу. Квантовая механика показывает, что мы продукт Природы, и наше естество таково, что наши попытки понять Природу безнадёжны, если только не полагаться на теоретические фокусы, связанные надёжной обратной связью с экспериментом.

Рождается дурное предчувствие, что человеческое познание по самому своему устройству неспособно объединить общую теорию относительности и квантовую механику. Вполне возможно, что некая неклассическая макроскопическая теория могла бы вытеснить общую теорию относительности и включить в себя квантовую механику, однако в отсутствие экспериментальных данных, наподобие тех, которыми располагали пионеры квантовой механики, у нас попросту нет никакой возможности отделить вопросы, которые можно задавать, от тех, которые задавать нельзя, и таким образом выделить сигнал из шума. Истина может быть «где-то там», находиться за пределами наших биологических возможностей, занимать пространство, которое только наши машины, можно надеяться, измерят. Если разработка квантовой теории гравитации провалится, и станет ясно, что квантовая механика лишь эвристически применима к классическим условиям, то, как предполагает обрисованная здесь когнитивно-биологическая точка зрения, нам, возможно, придётся стать чем-то иным, ибо то, чем мы являемся сейчас, неспособно мысленно охватить Вселенную как целое. Перепайки нейронных схем посредством одного лишь обучения (создания теорий), возможно, окажется недостаточно.

Сбой когнитивной биологической релевантности в квантовой механике подчёркивает то, что можно назвать проблемой уменьшающейся применимости: чем дальше наше устройство отходит от наших унаследованных экологических «сладких мест», естественных ареалов обитания, от систем, которые мы в ходе эволюции приучились принимать как данность, тем меньше мы можем предполагать мета-нерелевантность, и тем больше нам следует ожидать, что наше биологическое наследство потребует некого исправления, чтобы не потерпеть крушение.

Источник: m.vk.com

Комментарии: