НОВЫЙ ПРЕМЬЕР-МИНИСТР МИХАИЛ МИШУСТИН О ЦИФРОВИЗАЦИИ И ЦЕЛЯХ СБОРА И ОБРАБОТКИ ДАННЫХ:

Федеральная налоговая служба в 2019 году завершает переход на новую автоматизированную информационную систему (АИС) «Налог-3». Глава ФНС Михаил Мишустин в интервью “Ъ” рассказал о том, что последует за опережающей мировые тренды цифровизацией госсектора России в экономике и в обществе, о плюсах и минусах цифрового государства, об инновационных технологиях ФНС, а также о том, как будет развиваться специальный налоговый режим для самозанятых.

— В цифрах прироста сбора налогов в последние годы три составляющие: рост эффективности и сбора налогов с формального сектора экономики, сокращение неформального сектора и изменение налоговых ставок. Что в 2019 году было важнее?

— Налоговая служба работает с документами, которые фиксируют хозяйственно-финансовые отношения. И в этом смысл всех наших мероприятий — мы видим субъекты хозяйственной деятельности через отчетность и доступную документацию. В этом смысле, если говорить о приближении к идеальной модели налогового администрирования «все, что положено по закону, должно быть уплачено», на мой взгляд, мы в эту сторону продвинулись очень серьезно, особенно за последние пять лет.

Наши наибольшие успехи в этом — в ситуации с налогом на добавленную стоимость, который считается наиболее трудно собираемым в мире, хотя абсолютное большинство ученых-экономистов считают, что это наиболее справедливый и разумный способ налогообложения — обложение именно добавленной стоимости, а не оборотных сумм. Система контроля за возмещением НДС, которую мы запустили в России первыми в мире, стала драйвером собираемости налогов в целом. Я не буду называть двузначных цифр налогового разрыва по НДС, с которого мы начинали. Мы были опечалены, когда первый раз загрузили все счета-фактуры в соответствующую систему и увидели, какой он был, этот самый разрыв. Но цифры сейчас я уже могу назвать: налоговый разрыв по НДС в России меньше 0,6%. Ниже процента в мире я не видел. Считается, что 10% налогового разрыва по НДС — это нормально, во всяком случае в Европе, там нет границ, есть достаточно распространенная «карусельная» схема ухода от НДС. С России берут пример, к нам приезжают учиться, недавно совсем приезжали коллеги из Китая, изучали нашу систему.

С точки зрения цифр налоги — это производная от экономики с корректировками на налоговую политику, прозрачность среды и эффективность налогового администрирования. Если посмотреть тренды за последние пять лет, с 2015 по 2019 год, нарастающим итогом, то при стабильно умеренном росте отечественной экономики на 3,2% поступления налогов в реальном выражении, то есть без учета инфляции и без повышения налоговой нагрузки, выросли в 1,4 раза (плюс 38,8%).

— Сами по себе цифры реального роста 3,2% могут выглядеть невпечатляющими, хотя они отражают по крайней мере то, что совокупная нагрузка на всю экономику не выросла. Много это или мало в системе координат, которые вы сами для себя используете?

— В 2017 и 2018 годах мы достигли исторических максимумов по темпам поступлений: плюс 20% и плюс 23%. Конечно, такие темпы роста были поддержаны благоприятной конъюнктурой. Однако ненефтегазовые доходы бюджета также росли очень высокими темпами: плюс 15% ежегодно. В текущем году, несмотря на разворот тренда цен на нефть в сторону снижения за январь, рост налоговых поступлений продолжается и за десять месяцев 2019 года составил плюс 7,9%.

Как ни парадоксально, сдерживающий эффект на динамику поступлений сегодня оказывают нефтегазовые доходы. Поступления НДПИ замедлились до плюс 3,4% — это эффект снижения цен на нефть на 8,6% (с $68,9 до $63 за баррель за январь—сентябрь 2019 года).

Дополнительное влияние на динамику поступлений оказывает так называемый возвратный акциз, введенный в рамках налогового маневра с начала этого года. Это мера поддержки отечественной нефтепереработки и балансировки цен на нефтепродукты на внутреннем рынке. За десять месяцев 2019 года возвратный акциз составил 347 млрд руб., а это 2 процентных пункта в динамике поступлений. Одновременно, несмотря на снижение цен на нефть и высокую базу сравнения прошлых лет, ненефтегазовые доходы продолжают расти двузначными темпами — 12,4% по итогам десяти месяцев 2019 года.

Все это хорошие показатели стрессоустойчивости нашей экономики и системы налогового администрирования.

Драйверами роста выступают налоги, которые традиционно наиболее сложны в администрировании. Это НДС и налог на прибыль, поступления по которым за десять месяцев выросли почти на 1 трлн руб.

В частности, по НДС поступления увеличились на 16,7%, или на 498 млрд руб. При этом повышение налоговой ставки, по нашим оценкам, обеспечило менее половины прироста поступлений и, что важно, не привело к ускорению инфляции.

В основе роста налога на прибыль — предприятия, которые увеличили ее на 8%. В этом есть и кумулятивный эффект администрирования НДС, поскольку вычеты одновременно учитываются в расход-налоге на прибыль.

— Вопрос, который мы задаем ФНС не первый год: насколько близко вы, по вашим оценкам, к потолку собираемости налогов при нынешних ставках, насколько еще велик ресурс роста сборов за счет роста эффективности налогового администрирования?

— Возможности налогового администрирования не безграничны. Но мы не только контролируем уплату налогов и соблюдение налогового законодательства. Мы формируем чистую, справедливую, конкурентную налоговую среду — через одинаковые требования ко всем компаниям и применяемым средствам автоматического риск-анализа, массивам данных, которые характеризуют их деятельность. Важно, чтобы все было одинаково для всех.

Этим мы создаем условия, при которых уклонение от уплаты налогов невыгодно. Недобросовестная конкуренция через уход от налогов должна отсутствовать. Процесс такого обеления экономики конечен, его потенциальный ресурс, безусловно, носит исчерпаемый характер.

Резервы дальнейшего роста налоговых поступлений лежат в плоскости структурных изменений в экономике, роста инвестиций, развития современных производств с высокой добавленной стоимостью и конкурентной заработной платой. Ни одна — даже лучшая в мире — система налогового администрирования не сможет работать вместо экономики. Важно, чтобы стимулировалось производство и чтобы инвестиции приходили в страну.

— Что происходило в 2019 году, по вашим оценкам, с неформальным сектором — он рос, был стабилен, сокращался?

— ФНС работает с формальным сектором. Если говорить о так называемом неформальном секторе, конечно, он сжимается. Наверное, это одна из основных заслуг правительства в целом и Минфина, ФНС, Росфинмониторинга, ЦБ, правоохранителей в частности. Очень серьезно уменьшилось число компаний-однодневок. Повторюсь, фиктивные юрлица — основа фиктивной экономической деятельности. Вбросы товаров, созданных без уплаты налогов, реализация контрабанды, незаконные возмещения НДС — все это невозможно без компаний-однодневок. Прежде всего однодневки создаются именно для уклонения от уплаты налогов и мошеннических операций.

Как мы их определяем? По совокупности признаков, которые свидетельствуют об отсутствии реальной хозяйственной деятельности: это недостоверные сведения об адресе, собственнике, руководителе компании, отсутствие работников в компании, противоречивая отчетность, нестабильность в финансовых операциях. Но по сравнению даже с 2016 годом число таких компаний в целом по стране снизилось в десять раз, с 32% от всех работающих в России юрлиц до 3,1%. По состоянию на 1 ноября 2019 года количество таких компаний, к которым мы можем (пока предварительно!) предъявлять вопросы как к потенциальным однодневкам, осталось примерно 116 тыс. Были — миллионы.

Динамику снижения уровня компаний с признаками неэффективности мы рассматриваем как эффективность борьбы с раковой опухолью. Эта часть неформального сектора должна сжиматься, легальный сектор — расти.

Конечно, достижению таких результатов способствовало принятие в 2015 году серьезных законодательных изменений. Теперь бизнес сам может проверить, с кем он имеет дело: подписывать договор с компанией, у которой руководитель не присутствует никогда на рабочем месте и непонятно, существует ли в природе вообще, можно, лишь точно зная, что ты делаешь и какие риски на себя берешь.

Компании, не сдающие налоговую отчетность и не обеспечивающие достоверность ключевых данных, попадают в категорию фиктивных и исключаются нами из ЕГРЮЛ. С начала 2016 года более 2 млн таких компаний было исключено из реестра. В итоге снизилось общее число юрлиц, фиктивные просто ушли — по данным ноября 2019 года, действующих юрлиц в России 3,8 млн.

Работа в этом направлении будет продолжена в ближайшие годы, но уже точечно, с использованием более совершенных аналитических инструментов. Ближайшие пять лет приведут к еще большей экологичности предпринимательской среды и еще большему сжатию неформального сектора. И налогоплательщикам лучше в чистой среде, где ниже риски, и сама эта среда дает ФНС возможность перейти на более доверительные отношения с ними.

— В международной сфере одним из ключевых проектов, которые реализовала ФНС, был автоматический обмен налоговой информацией, а также план BEPS — борьба с уходом в низконалоговые юрисдикции. В 2019 году об этом говорят уже меньше — на ваш взгляд, это результат его удачной реализации или ограниченности его эффекта?

— План BEPS был важнейшим стратегическим планом, принятым ОЭСР и странами G20, и он позволил очень серьезно пошатнуть позиции агрессивного налогового планирования в мире. Кстати, BEPS одним из первых поддержал президент России Владимир Путин — когда в 2013–2014 годах ставились эти задачи, все лидеры стран G20 говорили о том, что размывание налоговой базы, увод в низконалоговые юрисдикции соответствующих доходов, прибылей являются основной проблемой функционирования экономик при глобализации.

Я считаю, что этот проект — наиболее удачный в системе ОЭСР. Россия является не просто полноправным членом этих всех процессов, мы присоединились к Международной конвенции по оказанию административной помощи по вопросам налогообложения, и это нам открыло новые беспрецедентные возможности обмена информацией с партнерами — и по запросам, и в автоматическом режиме.

Россия в числе первых участвовала в финансировании внедрения общей системы передачи информации, которая в защищенном режиме сейчас поддерживает автоматический информационный обмен между юрисдикциями. Первый такой обмен данными состоялся в 2018 году. Общая система передачи информации, созданная ОЭСР, показала себя абсолютно защищенной.

— Что информация, полученная через BEPS, меняет в проблеме продолжающейся «амнистии капиталов»?

— В сентябре 2019 года в ФНС поступила информация о финансовых счетах от огромного количества юрлиц. В том числе и с Кипра, Британских Виргинских островов, Кайманов, Сейшельских островов и т. д. В этом году в число партнеров по автоматическому обмену информацией в финансовых счетах входит более 70 юрисдикций мира — добавились, в частности, Австрия, Монако, Лихтенштейн, Панама и Швейцария. Соответственно, также в первом полугодии 2019 года был осуществлен обмен страновыми отчетами по международным крупным компаниям за 2017 год. В сравнении с предыдущим годом число стран, представивших информацию в ФНС по страновым отчетам, увеличилось до 42, среди них все ключевые торговые партнеры России, в том числе страны ЕС и БРИКС. Все, кто так или иначе работает за рубежом или учреждает и работает с контролируемыми иностранными компаниями, должны помнить: если вы не разобрались со своей юрисдикцией, со своим налоговым резидентством, возможны серьезные проблемы. За рубежом вам неизбежно будут задавать вопросы налоговые службы. Единственное, что в этой ситуации будет выручать,— уплата налогов и взаимодействие со своей страной.

Это надо обязательно сделать. Безболезненным выходом из этой ситуации является возвращение денег в Россию с использованием механизмов добровольного декларирования зарубежных счетов и активов. Закон о добровольном декларировании действует до сих пор — так называемая амнистия будет проходить до конца февраля 2020 года, время минимизировать эти риски еще есть.

Нерешение вопросов, связанных с КИК (контролируемыми иностранными компаниями), может иметь непростые последствия за рубежом. Там с удовольствием будут заниматься в том числе и россиянами, которые не платят налоги.

— То есть Россия по итогам обмена информацией рассматривается миром как «белая» юрисдикция?

— Да, это правда. Еще в 2014 году Глобальный форум по прозрачности и обмену налоговой информацией при ОЭСР принял решение, что наша страна в целом соответствует международному стандарту. Это высокий показатель. С тех пор мы присоединились к автоматическому обмену и еще сильнее укрепили свои связи с компетентными органами других стран. Весь мир стал более прозрачным — и мы тоже. Кроме того, на недавней сессии ФАТФ в Париже также даны высокие оценки России с точки зрения всех правил организации. Мы там, по-моему, в пятерке лучших.

— Одной из широко обсуждаемых проблем 2019 года стало изъятие ФСБ налоговой спецдекларации в рамках «амнистии» обвиняемого предпринимателя Валерия Израйлита. Верховный суд (ВС) осенью уточнял характер иммунитета по таким декларациям. Вы ожидаете дальнейших инцидентов с такими декларациями?

— Конечно, не ожидаем. Как вы видите, президиум ВС в своих разъяснениях указал: в соответствии с частью 6 статьи 4 ФЗ-140 сведения, которые содержатся в декларациях, и сведения, прилагаемые к декларации, признаются налоговой тайной. Режим хранения таких сведений и доступа к ним обеспечивают исключительно налоговые органы. Иные государственные и негосударственные органы и организации не вправе получать доступ к ним. Соответственно, они не могут быть получены на основании судебного решения. Коллизии между нормами ФЗ-144 об оперативно-разыскной деятельности и ФЗ-140 о добровольном декларировании должны разрешаться в пользу последнего, поскольку ФЗ-140 предусматривает в отношении отдельной категории лиц как участников уголовного производства дополнительные гарантии, права и свободы. Тут точка. Коллизия разрешена.

Об этом высказался президент, об этом много раз говорил Антон Силуанов. Ни одного прецедента после того случая не было и в соответствии с решениями Верховного суда не будет.

— А в целом имеют ли для ФНС значение эти декларации? Как вы их используете и зачем они вам нужны?

— Знаете, для ФНС спецдекларации не имеют никакого значения. Они не используются ни в предпроверочном анализе, ни в контрольной работе. Сотрудники контрольного блока не имеют доступа к этим данным, а сами данные не оцифровываются и хранятся только в бумажном виде. Иногда к нам приходят жалобы налогоплательщиков на то, что в их отношении проводятся действия налогового или валютного контроля, а спецдекларацию они сдали, мол, чего пристаете. Это как раз показывает, что наши контрольщики не знают о существовании спецдекларации конкретного лица и, чтобы решить вопрос, декларанту самому необходимо показать им копию своей спецдекларации.

Для работы у нас существуют другие источники информации. В первую очередь правила КИК увеличили для нас прозрачность иностранных компаний, которые получают доходы от операций взаимозависимых налогоплательщиков. Отчетность КИК позволяет анализировать финансовые показатели деятельности таких компаний — функции активов с точки зрения возможных налоговых рисков. Эти сведения нам позволяют более детально оценить последствия операций, которые совершаются с эффектом на налогообложение в России. Сейчас для налоговых органов, которые осуществляют контроль в отношении трансграничных операций, анализ трансфертного ценообразования через отчетность КИК является неотъемлемой частью предпроверочного анализа. Эта работа требует понимания правил составления иностранной финансовой отчетности, что тоже очень важно для нас, в том числе с учетом особенности определения дохода в виде прибыли КИК, которые применяют вычеты и освобождения.

Если же говорить о мировых тенденциях, то в свое время проект BEPS определил правила работы с КИК в качестве одной из приоритетных мер противодействия переводу налогооблагаемой прибыли в иностранные юрисдикции. Многие страны внедрили или скорректировали действующие правила налогообложения КИК в соответствии с этими рекомендациями. Я считаю, здесь мы достаточно аккуратно и хорошо вписались в мировую систему налогообложения и инкорпорировали новые правила в свое законодательство.

— Хотя план BEPS говорил о необходимости решения проблем налогообложения цифровой экономики, первые дискуссии вокруг него касались преимущественно обычного бизнеса. За пять лет стало очевидно, что тема цифрового бизнеса в плане налогов многое меняет: растут объемы цифровой торговли, по крайней мере ЕС ставит себе задачей договориться о новой схеме налогообложения цифровой торговли по тем же мотивам, по которым раньше вводился обмен налоговыми данными. Куда этот процесс идет?

— Современная экономика имеет глобальный характер, а цифровизация сделала возможным фактическое ведение бизнеса в стране без необходимости иметь там представительство. Но, загружая платное программное обеспечение, любое мобильное приложение или скачивая контент, который вам представляется иностранным разработчиком, вы оплачиваете покупку. Карточкой, кошельком или криптовалютой — не важно, какими средствами, и вас вообще не интересует, в какую юрисдикцию пошла оплата и в какой юрисдикции вам предоставили этот инструментарий. При этом страна, где была совершена покупка, не видит этой трансакции и теряет свою налоговую базу.

Это простые и общеизвестные особенности современной цифровой экономики, и все это фактически вытесняет традиционные модели ведения бизнеса, которые сложились в начале XX века, с той системой налогообложения, которая была приспособлена к решению проблем аналогового, материального мира. В основе «материальной» экономики до сих пор лежит концепция постоянного представительства, физического присутствия участника внешнеэкономической деятельности в юрисдикции, где ведется его бизнес. Вся система базируется на договорах об избежании двойного налогообложения на доходы и на многосторонних инструментах автоматического обмена. Она не позволяет учитывать виртуальные финансовые потоки, миллиарды трансакций происходят везде — и они выводят доходы из стран в счет оплаты виртуальных товаров, услуг и нематериальных активов. Соответственно, правительства многих стран понимают это, а значение цифрового сектора и нематериальных активов в современной экономике возрастает.

На сегодняшний день этот вопрос стоит, поскольку он просто усиливает общие проблемы размывания налоговой базы и вывода прибыли в другие юрисдикции. В ОЭСР это основной вопрос сегодня, основная повестка дня. Естественно, что никто не хочет мириться со скучными «материальными» бюджетными доходами. В последние годы, как вы знаете, страны начинают вводить новые налоги на цифровой бизнес — как во Франции, 3% на «цифровых гигантов». Такие страновые законы пока не полностью согласованы с общей модельной политикой, предлагаемой ОЭСР. Все понимают, что односторонние действия создают угрозу двойного налогообложения и повышают налоговую неопределенность для бизнеса.

Пока окончательного решения нет. ОЭСР активно его ищет. Будущий консенсус начинает складываться в пользу того, что юрисдикция рынка должна получить права на налогообложение прибыли. То есть на наших глазах возникает прообраз новой системы международного налогообложения. В будущем он будет касаться почти всех экономик, а не только их цифровых составляющих. Эта система предполагает появление новых правил определения центров прибыли и ее распределения между юрисдикциями. Ожидается, что значительному пересмотру могут быть подвержены модельная конвенция ОЭСР, руководство по трансфертному ценообразованию, в ближайшее время может появиться многосторонний правовой механизм для решения международных налоговых споров.

Мир идет путем унификации подходов к налогообложению прибыли, и все очень хорошо понимают вред, приносимый налоговой конкуренцией. Хотя она тоже имеет место, но что делать? Страновая борьба за ставки всех очень сильно волнует. Когда сосед может снизить ставку налогообложения цифровых прибылей, не имея никаких экономических резонов, и потом получать из других юрисдикций, где добавленная стоимость производится в гораздо большем количестве, доходы, конечно, это беспокоит всех.

— Позиция России в этом вопросе — мы, как юрисдикция, ориентируемся на скорее высокое налогообложение цифрового бизнеса или на сравнительно низкое?

— Наша точка зрения: страна, потребляющая услуги, должна получать больше. С одной стороны, это прагматическая позиция, мы пока не самый большой производитель добавленной стоимости в сфере электронных сервисов. С другой стороны, мы считаем, что это справедливо: цифровая экономика не имеет иной природы в сравнении с обычной.

Если же говорить про всю экономику, не исключая «цифры», то по межстрановым сравнениям условия налогообложения в России довольно конкурентоспособны. На макроуровне принято использовать показатель отношения поступивших фискальных и других платежей (налоги, страховые взносы и таможенные пошлины) к объему ВВП. Этот условный показатель налоговой нагрузки, в частности, широко применяется ОЭСР. По этим данным, в РФ уровень налоговой нагрузки с 2017 года составил 30,27% ВВП. Без учета нефтегазовых доходов, то есть для большинства компаний и секторов экономики, уровень фискальной нагрузки составляет 21,42% ВВП. Это значительно ниже, чем средний показатель налоговой нагрузки по странам ОЭСР (34,19%) и в отдельных государствах (в Швеции — почти 44%, в Дания — 46%, во Франции — 46% с небольшим, в Италии — 42%, в Германии — 37,54%). Итоги за 2018 год ОЭСР еще не подведены, наши расчеты показывают, что налоговая нагрузка в России, рассчитанная по аналогичной методологии, за прошлый год существенно не изменилась. Но мы же еще и сохраняем высокий уровень социальных гарантий для своих граждан, в первую очередь из федерального бюджета.

Такая характеристика важна в условиях постоянно обостряющейся глобальной конкуренции между юрисдикциями за налоговую базу. Международные корпорации, налогоплательщики, инвесторы — сейчас всех интересует, чтобы к ним приходили и становились резидентами. Рейтинги для измерения таких вещей, кстати, иногда могут наносить ущерб. В частности, рейтинг Всемирного банка «Doing Business» — “Ъ” писал о том, что мы не согласны с тем, как DB оценивает простоту уплаты налогов в РФ. Он не учитывает те технологии и те возможности, которые уже имплементированы в России. Мы настаиваем на том, что оценка DB простоты ведения бизнеса строится без логичного объяснения полученных результатов, а экспертные опросы, на основе которых делается оценка, не составляют для России репрезентативной выборки и непрозрачны.

— Если говорить о цифровизации экономики, обычно вы видите в этом только плюсы. Тем не менее вы нередко говорите и о рисках этого процесса для экономики. В чем они заключаются?

— Объективно цифровизация и новые технологии создают еще большие предпосылки для концентрации собственности и доходов в руках «цифровых гигантов». Государство пытается решить эту проблему в том числе путем создания новых подходов к налогообложению цифровой экономики. Но надо понимать, что вопрос не о налогах. Мировое общество стоит на пороге очень значительных перемен в своей истории. Прежние смены общественно-исторических формаций происходили в результате возникновения новых средств производства, новых общественных классов, смены технологий и всегда позволяли людям находить себя в новых условиях: обретать новые знания, становиться более эффективными, улучшать свой уровень жизни.

На фоне естественно снижающейся доли живого труда в стоимости произведенного продукта требовалось поддерживать баланс между усиливающейся концентрацией собственности в одних руках и налоговым перераспределением. При этом никто никогда не ставил под сомнение ни роль человека в экономике, ни идею поддержания полной занятости. Однако на сегодняшний день после появления смартфонов, гаджетов, больших данных, усиления вычислительных мощностей создались условия для совершенно других аналитических возможностей, что позволяет говорить о будущей роботизации не только рабочих производственных процессов, но и интеллектуального труда. А вот этого раньше никогда не было. В отличие от всех предыдущих смен общественно-исторических формаций сегодня речь действительно идет о замене человека машиной — не везде, но в очень большом количестве функций.

О чем еще надо говорить в этой связи — о так называемой экономике совместного потребления. Появилась возможность соединять через цифровые платформы заказчика услуг или товаров с потребителем, минуя регуляторов, соответствующие методы матмоделирования и искусственный интеллект позволяют все это делать, радикально экономя ресурсы. Uber — компания, которая убрала регулятора из взаимоотношений заказчика такси и таксиста. Такая оптимизация сразу же снизила количество такси, которые нужны были, чтобы обслужить то же самое количество людей. Это просто математическая задача, более эффективно решаемая. Экономика совместного потребления сегодня дает возможности именно эти ресурсы использовать очень эффективно, и это снижает занятость.

Отсюда идут различные вызовы, связанные с уменьшением количества дней в трудовой неделе. Вообще, часть экономистов считает, что искусственный интеллект, вытесняя людей с заводов и из офисов, не создает достаточного количества новых рабочих мест — многие люди полностью или частично утратят свою экономическую значимость и поэтому не будут иметь оснований претендовать на какую-то часть общественного дохода. При этом искусственный интеллект будет вытеснять наиболее образованных и активных людей, которые имеют высокие ожидания в отношении своего уровня жизни.

— Вы полагаете, что именно такой сценарий воздействия AI на занятость наиболее реалистичен?

— Если это так, то это опасная история. В странах, где люди привыкли к определенному уровню государственной поддержки, сокращение доли труда в стоимости произведенных товаров и услуг будет усиливать давление на бюджет и приводить к росту совокупной налоговой нагрузки. Это будет достаточно негативно отражаться на инвестиционной привлекательности таких юрисдикций. Рост налоговой нагрузки на экономику имеет свои пределы в любой стране.

И еще один важный момент, связанный с цифровизацией. В последнюю четверть XX века производство в мире перемещалось из стран с высокой стоимостью труда в страны с более низкой стоимостью. Там, где труд стоил меньше, сейчас расположены все заводы, где мы производим технологически сложные вещи. Сегодня видны попытки стран, в первую очередь США, вернуть заводы, фабрики и центры компетенций обратно.

Так вот, цифровизация позволит выдержать эту возросшую конкуренцию тому же Китаю, но количество рабочих мест, сокращенных такой «конкурентной цифровизацией», уже не вернется обратно, и все это понимают. Широкое распространение искусственного интеллекта, цифровых технологий, big data technologies, необходимость поддержания состояния экономики на высоком уровне требуют смотреть на эту проблему с точки зрения формирования условий для обеспечения доходами людей, а не усиления налоговой нагрузки и роста госдоходов. Нужно думать и думать о том, как это реализовывать.

Цифровые платформы — это новая эффективность. Но это и угроза целым отраслям экономики. Airbnb — это прекрасно, и это угроза гостиницам. Что будет с автомобильным рынком в силу появления платформ и беспилотных автомобилей, мы не знаем. Нужно серьезно об этом думать вместе со всем миром.

— Если мы говорим о рисках цифровой экономики, то имеет смысл говорить и о цифровом государстве, которое сейчас строится. Так, инвестиции в его создание часто критикуются. С вашей точки зрения, стоит ли создание цифрового государства издержек?

— Вообще, подробно отвечая именно на этот вопрос, я бы вышел за рамки полномочий, которые отведены Федеральной налоговой службе. Так что я бы сузил ответ.

Конечно, цифровое государство стоит строить. Вот почему. Был мир материальный, в котором потребительскую стоимость имели только предметы. Камень, дом — что угодно, лишь бы материальное. Потом возник правовой мир, в котором предмет стал описываться на бумаге, его описание стало иногда важнее, чем сам предмет. Свидетельства о праве собственности стали создавать добавленную стоимость, вы могли просто на бумагу о праве собственности, не показывая первичного объекта, получить кредит в банке. Потом они собирались в деривативы, в экономике, которая возникла на этих изменениях, гораздо большую роль стали играть не сами материальные предметы, а права на них.

Сегодня мы входим в четвертую промышленную революцию, это мир уже цифровой. В нем цифровые аватары предметов и прав на них живут совершенно другой жизнью.

Если мы не будем понимать, куда этот мир развивается и каковы его правила, настаивать на том, что у нас государство предыдущей формации, этот новый мир сделает нас своей жертвой.

Самый главный актив цифрового мира — данные. Кто больше собирает и обрабатывает эти данные, тот получает большую добавленную стоимость. Экономика совместного потребления просто нуждается в этих данных больше, чем в чем-либо: она из них формирует предиктивную аналитику, она пытается угадать, как вы будете думать, ей это нужно, чтобы навязать вам предпочтения производителей товаров и услуг. Она так зарабатывает.

Экономикой цифровой в этой связи надо заниматься (что, кстати, и делает правительство) — пока она вами не занялась. О своей части, в сфере налогообложения, я готов рассказывать.

— И если речь идет о налоговой составляющей цифрового государства, то каковы риски здесь и насколько они управляемы?

— Любая налоговая система является частью общественного договора между государством и гражданами. Качество налогового администрирования способствует улучшению делового климата. Я думаю, что через цифровые решения нам удалось очень серьезно снизить давление государства на граждан и бизнес. Количество проверок мы снизили до минимума — сейчас это несколько тысяч очных проверок в год буквально, а еще недавно так проверялся каждый пятый налогоплательщик.

Если вспомнить экономический кризис 2008 года, то он обнажил проблему формирования бюджетов стран с нормальными налоговыми системами и уровнем налоговой нагрузки. В результате этого кризиса правительства многих стран подошли к порогу, за которым выполнение бюджетных обязательств требовало пересмотра уровня налоговой нагрузки. Тогда политическому истеблишменту стало очевидно, что повышение налоговых ставок приведет к росту нагрузки на электорат, а крупный бизнес продолжит использовать пробелы и различия в соглашениях об избежании двойного налогообложения и непрозрачность офшорных юрисдикций.

BEPS, о котором я рассказывал, создал инструментарий, который позволяет получать бюджетные доходы от источников, которые находятся внутри стран. Цифровые технологии налогового администрирования (которые вообще представляют интерес с точки зрения формирования налоговой политики) — это главные инструменты, отвечающие на такие вопросы. Российская налоговая система демонстрирует всему миру, что такие цифровые технологии открывают возможности для организации, если хотите, новой налоговой политики. Она, с одной стороны, позволяет государству в возрастающей степени выполнить свои обязательства перед обществом, а с другой — воздержаться от непопулярных решений, от чрезмерного административного давления.

Наши мобильные решения для самозанятых я привожу просто как пример: они возникли как технология и лишь потом нашли свое отражение в налоговом законодательстве. Эти «цифровые кирпичики» позволяют нам снижать давление на людей и повышать эффективность изъятий при неизменности общественного договора с гражданами.

— Цифровизация государства, по крайней мере госслужбы, в России выглядит как сильно опережающая цифровизацию экономики в целом. Насколько рационально иметь цифровое государство в полуцифровой экономике? Обычно это оправдывают «подталкивающим» негосударственный сектор экономики воздействием, которое вроде бы благотворно.

— Я не совсем согласен с тем, что государство России в цифровизации сильно опережает частный сектор. В стране много цифровых компаний, которые предлагают платформенные сервисы на самом передовом уровне. В России огромное количество платформ, много прогрессивных подходов бизнеса к тому, чтобы быть в «цифре». Но и в самой «подталкивающей цифровизации» я не вижу ничего плохого, по крайней мере сейчас. В этом смысле ФНС стремится с такими компаниями выстраивать партнерские отношения и говорить с ними на одном профессиональном языке. Более 30% самозанятых пришли к нам через цифровые платформы, которые принадлежат частным цифровым компаниям.

К тому же госорганы, подталкивая компании к цифровизации, делают важное дело с точки зрения применяемых моделей организации управления. Это касается и распространения знаний (влияние, например, продуктов 1С на управленческую культуру в России сложно переоценить), и стандартов, которые государство, цифровизируя себя само, устанавливает в сфере сервиса. Цифровой портал и мобильное приложение «Госуслуги» облегчили жизнь десяткам миллионов людей в стране, в том числе за счет того, что на них ориентируется частный бизнес.

Мы, конечно, просто привыкли все время себя критиковать и высекать. А ведь многие близкие к нам страны, европейские страны не сравнятся с тем уровнем технологической оснащенности и сервисов, которые в этой сфере Россия предлагает своим гражданам. Технологическое развитие государства через налоговую — мы часть правительства — часть государства очень важно. Внутри правительства нас понимают. Может, это нехорошо — хвалить начальников, но мне все-таки стоит сказать о роли первого вице-премьера Антона Силуанова: он проводит в этой сфере очень важную работу, его готовность через технологии решать актуальные вопросы делает работу «коллективного Минфина» эффективной. «Подталкивающая цифровизация» без этого не могла бы работать, а нам она очень полезна.

— Если говорить о технологиях, за которыми ФНС как структура следит, что из трендов последних лет вам кажется заслуживающим внимания кроме искусственного интеллекта?

— В английском языке очень часто сейчас пользуются термином «disruptive» по отношению к технологиям — напрямую это «разрушительная», «разрушающая», и это важно. Конечно, сейчас много говорят о том, что придет на смену и в дополнение к «цифре». Давайте перечислять: биометрия, большие данные, биотехнологии, 3Д-печать, мобильные приложения, криптовалюта, электронные платежи, блокчейн, изображение высокой плотности, интернет вещей, умная пыль, смешанная реальность, дополненная реальность, искусственный интеллект, цифровые двойники. Но есть известный цикл Гартнера, который хорошо показывает, почему сейчас лучше говорить о тех технологиях, о которых мы знаем: ожидания людей от технологий завышены в начале, потом пик ожиданий спадает, потом наступает плато-фаза, в которой достигается эффективность их использования, и тогда уже понятно, что эти технологии делают с обществом. Так вот, disruptive — это на последних стадиях.

Все технологии, которые я перечислял выше, были драйвером развития «цифровых гигантов». Вы сейчас удивитесь — на самом деле в основном эту добавленную стоимость создавали для «гигантов» именно цифровые платформы, соединяющие заказчиков и потребителей с производителями, минуя регуляторов. Подождите пока оценивать, как интернет вещей изменит вашу жизнь, давайте сначала поймем, что с ней до этого сделают платформы!

Экономика совместного потребления — это очень недооцененная вещь. В России, например, активно развивается каршеринг. Это классическая «разрушительная технология», они все время как-нибудь угрожают системе, и это не шутка. Например, очень скоро выяснится, что каршеринг угрожает рынку дешевых автомобилей. Зачем покупать дешевый автомобиль, если в каршеринге вы можете позволить себе дорогой? Точно так же действует, например, Николай Ставронский с компанией Revolut — переводы из валюты в валюту не облагаются соответствующими комиссиями банков, и это сейчас реальная угроза банковской системе — некрупная, но серьезная. Много есть примеров условных «Uber-компаний», которые за счет создания цифровой платформы убивают целые отрасли экономики.

Без сомнения, это непростая история. Разговоры об искусственном интеллекте популярны, но вряд ли кто-то предскажет, как будут в ближайшие пять-десять лет развиваться эти технологии и кто их будет развивать. Kodak изобрела первую цифровую камеру в 1976 году и к концу нулевых годов покинула рынок фотопленок и фотоаппаратов, который ею же и был придуман.

Люди исторически привыкли жить в аналоговом мире, который развивался по линейным законам, а цифровизация меняет эти тренды. Большие данные мгновенно становятся доступны огромному кругу лиц, которые совмещают их с собственными массивами данных, в результате чего постоянно возникают новые знания, новая стоимость, новые товары и услуги, новые прорывные технологии. На стыке их возникают новые и новые идеи. Мы это хорошо знаем. iPhone был синергией технологий мобильной связи, мобильного интернета, тачскрина, изображения высокой плотности, мобильной операционной системы, систем хранения энергии и прогресса в сфере компьютерной памяти. Точно так же мы делали наше приложение для самозанятых: сначала там тоже была идея состыковать технологии, а именно мобильного интернета, биометрии, QR-кодов и электронных платежей. В современном мире важно иметь интересную идею, а набор технологий на сегодня достаточно доступен, идея важнее.

— Если говорить о самозанятых. Дискуссия 2018 года об этом режиме была сложной, были опасения, что режим не пойдет. Осенью 2019 года регионы практически стояли в очереди на то, чтобы его применять, а малый бизнес в ответ на рядовой пересмотр тарифов по соцфондам Минфином уже четко говорит: мы все уйдем в 2020 году в приложение ФНС по самозанятым, там ставка ниже и работать удобнее. Вы не боитесь, что сам смысл этого проекта поменяется?

— Вы знаете, нет, не боюсь, потому что есть прямой запрет на то, чтобы в течение двух лет вы нанимали в качестве самозанятого того, кто на вас ранее работал по трудовому договору. Все операции самозанятых, которые они регистрируют, их взаимосвязи и история нам видны. Мы фиксируем все попытки организаций использовать в этой среде агрессивную схему налогового планирования. Пока таких попыток мало, и с ними ведется соответствующая работа.

Но смысл проекта все равно поменяется. «Самозанятые» в этом смысле — просто сложившийся бренд. А речь в этой технологии идет о новой схеме администрирования налогоплательщиков. То, что мы делаем в этой сфере,— это способ бесконтактного налогового администрирования, он может быть применен к режиму самозанятости, но может и к другим режимам.

«Самозанятые» — это не новый налог, это новый налоговый режим. Он вас определенным образом ограничивает, а вы за это можете использовать пониженную ставку — 4% с оборота при операциях с физлицами и 6% с юридическими. Процесс регистрации проходит без визита в налоговые органы, все это делается очень быстро, через ваш смартфон, нужен лишь паспорт. Людям это очень нравится — на это тратится 2–3 минуты, потом доступна генерация чеков без кассового аппарата, через API доступны мобильные приложения различных банков и платформ, с которыми сотрудничают самозанятые. Все это просто классно: вы же и работу можете найти. Через ЦИАН сейчас стала легальной сдача в аренду квартир. Число таких коллабораций будет быстро расти.

Важно режим самозанятых гармонизировать с пенсионной системой. Мы сейчас над этим работаем: самозанятый гражданин в будущем сможет добровольно формировать свой пенсионный стаж прямо через приложение «Мой налог» — сейчас самозанятые ничего не уплачивают ПФР, в ставку налога только входит оплата в фонд ОМС. Нам принципиально важна добровольность выбора. Надеюсь, что в первом квартале 2020 года мы это сделаем.

В режиме «самозанятый» есть еще два ограничения. Вы должны производить товары или услуги самостоятельно, у вас не должно быть нанятых работников; и объем вашего годового дохода не должен превышать 2,4 млн руб. в год. Но уберите эти ограничения — и вы получите возможность администрирования, просто поменяв ставки.

— То есть самозанятых в мобильном приложении вы рассматриваете как прототип для других режимов?

— Крайне важно на будущее налоговое администрирование распространить все эти принципы. Нужно бесконтактное налоговое администрирование, когда жизнь налогоплательщика не обременяется проверками и госдавлением. Наша задача — встроиться в экосистему обычной жизни человека так, чтобы не мешать ему (если вы морально согласны с тем уровнем налогового изъятия, который общество предлагает) делать свое дело. Нам нужно, чтобы налогообложение было встроено в обычную жизнь так же, как встроены, например, коммунальные услуги. Когда вы согласны с тарифами, вы платите за воду, за газ, за свет. Платить налоги в том же режиме — вот к чему мы идем! Мы идем к тому, чтобы стать адаптивной платформой, которая встроена в экосистему налогоплательщика удобно и необременительно, не мешать ему генерировать новые идеи и просто жить своей интересной жизнью.

— В каком-то смысле тот же принцип реализуется в режиме налогового мониторинга. В идеале вы ожидаете перехода на налоговый мониторинг большой части российских компаний, ФНС ставит эту цель перед собой?

— Думаю, что нет. Если вам предложат заполнять налоговую декларацию в электронном виде или на бумаге, какой вы выберете способ?

— Электронный.

— А я — на бумаге. Мне так удобнее, я так привык. У человека должно быть право выбора, в том числе пойти на налоговый мониторинг или нет.

Мониторинг — это форма большего, чем в стандартной ситуации, доверия между налогоплательщиками и налоговыми органами. Сначала он назывался горизонтальным мониторингом, потом — расширенным, потом — расширенными отношениями. В России в Налоговом кодексе введено было понятие налогового мониторинга — это цифровое налоговое администрирование, которое позволяет перейти на технологии бесконтактной работы с налогоплательщиком. Попытки введения его были в 24 странах, в том числе в Японии, Сингапуре, Австрии, Франции, Испании, Великобритании и США. Не так много, кстати, стран на это пошло.

Мы достаточно серьезно в этой технологии продвинулись. Отличительной особенностью налогового мониторинга в России является возможность перехода на онлайн-взаимодействие с налогоплательщиком. В других странах нельзя создать унифицированный лицевой счет онлайн-взаимодействия, поскольку не гармонизирована система, обеспечивающая налоговое администрирование местных, региональных и федеральных (центральных) налогов. У нас это в одной точке — портальное решение, личный кабинет. Налоговый орган получает удаленный доступ к вашей учетной системе и может контролировать правильность формирования налоговой базы плательщика практически на лету. Нет необходимости никаких запросов, налог становится максимально прозрачным, снимается вопрос проведения выездных проверок вообще. Но вместе мы оцениваем риски того, что происходит.

Это очень высокая форма доверия, такая модель контроля требует от организации высокого уровня технологической зрелости и автоматизации бизнес-процессов. Ежегодный прирост числа перешедших на эту систему компаний в России говорит о том, что бизнес в эту систему поверил: за четыре года количество участников проекта выросло в 14 раз, у нас было только семь компаний в 2016 году, сегодня их уже 95, эти компании обеспечивают около 30% федерального бюджета. В 2020 году мы ожидаем также значительный рост, до 200 компаний.

Но нужно ли в эту систему всем? Не уверен. Компания должна быть настолько прозрачна, чтобы однозначное соответствие финансовой отчетности прослеживалось от первичной операции до всех отчетных форм. Но мы хотим продвигаться дальше и планируем завершить в ближайшее время переход на совместную оценку рисков с компаниями, которые перешли на налоговый мониторинг. Такие подходы в рамках проекта ОЭСР сравнительного анализа оценки рисков (он называется comparative risk analysis assessment, CORA) минимизируют трудозатраты компании на содержание специалистов по налоговому администрированию очень сильно, чуть ли не до 30–40% от нынешнего штата. Режим CORA уже дает полную налоговую определенность, компания понимает вместе с налоговыми органами ее риски, снижает давление и проверки.

— Вы уже очень долго отстаиваете принцип сервисности в работе ФНС, это заметно в том числе на мировом уровне: в статье FT летом 2019 года писали о том, что ФНС России создает «налогового инспектора будущего». По вашей оценке, где вы сейчас в этом процессе, насколько далеко вам до реальной сервисности?

— С точки зрения сервисности есть еще целый ряд вопросов, с которыми нужно разбираться. Основное, где мы можем ее видеть,— увеличение точности. У нас около 30 млн граждан платят свои налоги — имущественный, транспортный, земельный, налог на имущество физических лиц, пользуясь личным кабинетом, мобильной версией личного кабинета на сайте ФНС. Вы не представляете себе, какое количество ошибок и жалоб людей, связанных с этими ошибками, мы еще восемь–десять лет тому назад получали. И они были связаны с исчислением их налогов.

Многие об этом не знают, но в мире вообще-то по умолчанию люди обязаны сами заполнять декларацию и следить за своими доходами. В том числе в связи с уплатой транспортного и земельного налогов. В России достаточно уникальная ситуация: принцип самоначисления, который везде в мире принят как аксиома, не стали применять, когда писался Налоговый кодекс. В мире это нечастая практика — продвинутая система в Швеции, в Норвегии, но вообще везде в мире человек обязан самостоятельно следить за своим имуществом, которое принадлежит ему на праве собственности, заполнять декларации и уплачивать налоги. В США это достаточно трудоемкий, серьезный процесс, для которого обычно нанимается консультант. В России налоговая служба обязана это делать за людей.

— Это хорошо или плохо?

— Для людей хорошо, но это очень серьезно осложнило возможности нашего администрирования. Нам пришлось потрудиться, чтобы создать технологию и систему, которая на сегодняшний день абсолютному большинству людей помогает все это сделать за минуты.

Ошибки, которые в этой связи появлялись, их не могло не быть: когда вы работаете с 15 ведомствами, которые вам поставляют информацию, влияющую на результат, в стране с десятками миллионов плательщиков, конечно, будут ошибки.

Но в этом году на нашем оперативном совещании я мог сказать своим заместителям и начальникам управлений: впервые за многие годы мне лично в связи с этим не позвонил практически никто и не пожаловался на ошибку в начислении. Раньше — звонили. Я не шучу, впервые такое случилось. Мы дорабатывали программное обеспечение в АИС «Налог-3», оно формализует в двух точках наших центров обработки данных все информационные ресурсы, которые так или иначе учитывают данные в первую очередь физических лиц. К сервисности, которая человеку помогает за считаные минуты все решить, молодое поколение уже привыкло. Они, наверное, никогда не увидят восемь налоговых уведомлений в год на один объект налогообложения, они не будут стоять в очередях в УФНС. Все это прошло — нет очередей. Это было непросто.

Сервисность для меня — это незаметность присутствия налогового администрирования в жизни как юрлиц, так и физлиц. У нас есть над чем работать, есть сложные и плохо автоматизируемые процедуры. Есть банкротства. Есть вопросы задолженности. Есть многие другие вопросы, которые так или иначе надо регулировать. Но в целом мы довольны тем, как изменилась налоговая система страны, и в первую очередь налоговое администрирование. Почти 100% вопросов, по которым вы можете обратиться в налоговую службу, оцифровизованы и формализованы. Стало меньше коррупции. И мы знаем, что мы несовершенны. Но знайте и вы: мы знаем о том, что есть ошибки, мы знаем, что надо избегать ошибок, мы понимаем, какие проблемы могут доставлять действия, которые налоговая система будет так или иначе совершать, руководствуясь ошибочными данными, мы работаем.

— Один из больших проектов ФНС, онлайн-кассы, в этом году реализован полностью. В какой мере получилось то, что вы от него ждали, и насколько изменился ваш взгляд на то, что вы делали в этом проекте?

— Онлайн-кассы, как мы их задумывали,— это интернет вещей, IoT. Фактически кассы — это датчики, которые дают нам качественную информацию о хозяйственной деятельности путем отправки z-отчетов, кассовых чеков, в ФНС.

Это дало потрясающий эффект. Парк активных кассовых аппаратов по сравнению с дореформенным уровнем вырос в 2,5 раза и составил более 3,2 млн активных устройств у 1,4 млн пользователей. В сутки пробивается более 200 млн чеков, все они онлайн сразу поступают на серверы ФНС, общая сумма — более 125 млрд руб. ежедневно. Сумма среднего чека по стране в ноябре составила 700 руб., мы фиксируем устойчивый рост уплаченного НДС в сфере розничной торговли на 50%, это плюс 124 млрд руб. за два года.

Многие индивидуальные предприниматели переживали, что затраты на закупку кассовой техники и ее обслуживание будут наносить серьезный удар по их бюджетам. Мы предусмотрели вычет, президент дал тогда такое поручение, и было принято соответствующее законодательство — в размере 18 тыс. руб. Более 300 тыс. налогоплательщиков воспользовались этим вычетом и уменьшили свои налоговые обязательства на 10 млрд руб.

В принципе бизнес в это поверил. В свою очередь, онлайн-кассы обеспечивают защиту прав потребителей. Вы переходите на цифровые чеки, которые удобно хранить, получать в электронном виде и проверять с помощью мобильного приложения. В среднем граждане в день проверяют 720 тыс. чеков, это очень много, и мы открыли специальный сервис для проверки чеков. Уже более 30 разработчиков используют сервис в своих приложениях. Это дает людям достаточно широкий спектр возможностей — от поиска наиболее привлекательных цен до контроля личного семейного бюджета.

Онлайн-кассы позволяют нам сейчас агрегировать большие данные и делать предиктивную аналитику. Можно использовать это для расчета индекса потребительских цен, для средних цен по отраслям в рознице. Но главное, это дает абсолютную прозрачность в рознице и позволяет нам отменить налоговую отчетность. Все кассовые формы мы уже отменили. В ближайшее время будем отменять отчетность для тех организаций, которые работают на УСН по доходам, если они применяют кассовые аппараты. Это и есть одна из целей.

— ФНС периодически объявляет «кампании обеления» отраслей. Кампания по клининговому бизнесу в этом году выглядела иначе, чем другие: если раньше вы ставили на цифровые технологии, то тут речь идет скорее об «общественных» технологиях, принципе добровольного саморегулирования. Что поменялось?

— Цель «кампаний обеления» — восстанавливать и поддерживать добросовестную конкуренцию на рынках, предотвращать получение конкурентных преимуществ за счет незаконной минимизации налогов. У нас целый ряд отраслевых проектов — АПК, автомобильные грузоперевозки, клининговые услуги. Мы инициируем такие кампании в основном в наиболее проблемных с точки зрения уплаты налогов отраслях. То есть там, где усилия территориальных налоговых органов приводят к начислению налогов через налоговую проверку, но не к восстановлению прозрачной среды. Для нас гораздо важнее среда, нам нужно, чтобы договорились между собой участники этого процесса на рынке.

Если говорить о клининговой отрасли, в 2017 году на площадке ФНС мы проводили круглые столы, чтобы объяснить посыл, который мы вкладывали в проведение этих мероприятий. Мы всем предлагали свои бизнес-процессы посмотреть и уточнить налоговые обязательства. Основная претензия к бизнесу со стороны ФНС — уклонение от уплаты НДС при помощи фирм-однодневок, обналичивание, выплата зарплат в конвертах и дробление бизнеса. Мы инициировали даже создание специальных СРО, в состав которых могли входить участники клининговой отрасли. Сейчас в нее входит уже около 187 организаций. Я считаю, что это правильный подход: фискальная часть с нашей стороны, формирование прозрачной среды — со стороны СРО или отраслевых ассоциаций. Те, кто не собирается заниматься уклонением от налогов и схемами агрессивного налогового планирования, защищают себя в этих объединениях и в этом качестве должны быть защищены от недобросовестной конкуренции.

— Что бы вы ни говорили о ФНС как сервисной структуре, от вас все равно будут ожидать скорее неприятных новшеств и лишь затем — полезных. Что нового имеет смысл ждать от службы в 2020 году и в ближайшие годы?

— Чего мы ждем, я еще раз повторю в самых простых словах. Мы считаем нашей миссией и задачей обеспечение контроля за соблюдением налогового законодательства, но таким способом, чтобы создать комфортные условия для взаимодействия с государством.

Наша конечная цель — адаптивная система налогового администрирования, технологии, которые встроены в жизнь человека или компании максимально незаметно и помогают им исполнять долг перед государством и обществом. Эти технологии нуждаются в осмыслении, в новых перспективных инструментах. Основным таким инструментом для ФНС является автоматизированная информационная система «Налог-3», мы ее заканчиваем внедрять буквально в ближайшие три месяца, заканчиваем перевод в централизованную среду администрирования уже всех российских юрлиц. Мы надеемся только на одно — на то, что люди нас будут меньше замечать и больше заниматься своим делом, работой. Чем незаметнее мы будем, тем будет выше оценка налогового администрирования в России.

У любого налогового администрирования всегда есть две составляющие. Одна — фискальная, жесткая: вы контролируете уплату налогов посредством проверок и действиями правоохранителей. Вторая — сервисная. Россия в этом смысле абсолютно точно сконцентрирована на том, чтобы усиливать сервисную составляющую.

Часто взаимоотношения с государством в вопросах оплаты налогов и сборов неприятны. Налоги — это изъятие, любое изъятие неприятно. Поэтому так важна задача сделать процесс максимально комфортным и нетравмирующим. Мы идем к этому максимально, и мы стараемся. Поверьте, в правительстве об этом думают, Минфин об этом думает, это не так просто, хотя очень многое из того, что мы хотим, сделать уже удалось.

Мишустин Михаил Владимирович

Личное дело

Родился 3 марта 1966 года в Москве. Окончил Московский станкоинструментальный институт (ныне — Московский государственный технологический университет «СТАНКИН») по специальности «системы автоматизированного проектирования» (1989), аспирантуру.

После учебы работал в некоммерческой организации «Международный компьютерный клуб» (МКК), с 1995 года — председатель правления МКК. В августе 1998 года назначен заместителем главы Государственной налоговой службы РФ, курировал компьютеризацию ведомства. С марта 1999 года — заместитель министра РФ по налогам и сборам. В марте 2004 года возглавил Федеральное агентство кадастра объектов недвижимости. 18 декабря 2006 года назначен руководителем Федерального агентства по управлению особыми экономическими зонами. В марте 2008 года возглавил инвестиционную группу UFG («ОФГ Инвест»). С 6 апреля 2010 года — руководитель Федеральной налоговой службы.

Доктор экономических наук, тема диссертации — «Стратегия формирования имущественного налогообложения в России». Автор монографий о налоговом администрировании. Награжден орденами Почета, «За заслуги перед Отечеством» IV степени.

Источник: www.kommersant.ru

Комментарии: