Универсальный лингвист

От русского — к сибирским языкам

В 1974 году Майя Ивановна защитила докторскую диссертацию по русскому синтаксису, и начался новый период, связанный с изучением языков Сибири. Толчком к этому послужила монография по синтаксису якутского языка Елизаветы Ивановны Убрятовой, заведующей в то время отделом филологии Института истории, философии и филологии Сибирского отделения АН СССР.

«Майя Ивановна, пожалуй, первый человек, по достоинству оценивший этот фундаментальный труд, написанный в нетрадиционном ключе, что было обусловлено необычным строем якутского языка: для описания подобной грамматической системы шаблонов в то время не существовало. Майя Ивановна написала рецензию в журнал “Советская тюркология”, но она не была опубликована: Майю Ивановну упрекнули в том, что не знает русский язык и в синтаксисе заплутала, что, разумеется, было не так», — рассказывает главный научный сотрудник сектора языков народов Сибири Института филологии СО РАН доктор филологических наук Людмила Алексеевна Шамина.

Проблема состояла в том, что писавшие ответ на рецензию М. И. Черемисиной смотрели на синтаксис якутского языка через призму русского, и понятие сложного предложения трактовалось исключительно в том ключе, который принят в русистике, но в тюркских языках сложных предложений русского типа просто не существует, те же самые отношения передаются другими средствами, для которых не было собственных терминологических имен.

«Примерно в то же время готовился к печати “Словарь нанайского языка” Сулунгу Николаевича Оненко, и одной из первых работ, которую Майя Ивановна, придя в сектор языков народов Сибири, должна была сделать, было рецензирование этого словаря. Она вспоминала, что читала этот словарь с упоением, как читают роман, потому что в нем открывались совершенно другие миры, ведь в этом языке всё построено на иных системных связях», — дополняет заведующая кафедрой общего и русского языкознания НГУ, главный научный сотрудник сектора языков народов Сибири Института филологии СО РАН профессор, доктор филологических наук Наталья Борисовна Кошкарёва.

В 1974—1975 годах в секторе языков народов Сибири Института истории, философии и филологии работали Лилия Михайловна Горелова и Михаил Дмитриевич Симонов, с которыми М. И. Черемисина начинала разрабатывать новые темы. В 1976 году к синтаксической группе присоединилась Людмила Алексеевна Шамина — на первых порах в качестве помощника-лаборанта Майи Ивановны. Позднее включилась в работу синтаксической группы аспирантка НГУ Елена Константиновна Скрибник.

В 1978 году в новосибирском Академгородке состоялась первая большая синтаксическая конференция, в которой участвовали в основном русисты, коллеги Майи Ивановны, а также молодые аспиранты, уже ориентированные на работу по языкам Сибири. Был дан старт масштабному изучению алтайских языков.

«Во время конференции Елизавета Ивановна Убрятова сказала: “Благословен тот день и час, когда мы с Владимиром Михайловичем Наделяевым свернули Майю Ивановну с пути русистики”. За каких-то три-четыре года М. И. Черемисина прониклась сама и внедрила в наши головы проблематику, которой в нашем институт занимаются до сих пор», — вспоминает Людмила Шамина.

«Есть такое понятие — научная школа, — рассказывает заведующая сектором языков народов Сибири Института филологии СО РАН доктор филологических наук Наталья Николаевна Широбокова. — Открыть новое направление и создать школу — абсолютно разные вещи. Объединить вокруг себя единомышленников, сплотить учеников — у Майи Ивановны это было в крови, она умела моментально собрать команду. Для этого необходима не только своя теория, нужно умение увлечь и распределять обязанности, а также следить за получением результатов».

Путешествие как образ жизни лингвиста

Самая большая трудность в изучении языков Сибири, особенно в то время, заключалась в том, что письменных текстов было крайне мало, а если они и существовали (например, на алтайском, якутском, тувинском издано много повестей и романов), то были фактически недоступны: они не продавались в центральных книжных магазинах, не было ни интернета, ни возможности получить эти книги каким-то другим путем. Потому единственным способом добыть информацию оставалась работа в лингвистических экспедициях, непосредственно с носителями языка. И первое, что делали лингвисты, приезжая в те годы в экспедиции, — шли в книжные магазины и скупали все книги местных издательств на том или ином языке.

Майя Ивановна поехала в свою первую сибирскую экспедицию в 55 лет.  «Экспедиция — мероприятие очень тяжелое и в физическом отношении, и в эмоциональном, и в духовном, — рассказывает Наталья Кошкарёва. — Ты встречаешься не только с бытовыми трудностями — это ведь не туристическая поездка. Велико и интеллектуальное напряжение: нужно войти в контакт с незнакомыми людьми, расположить их к длительной работе, задать им правильные вопросы, получить ответы и верифицировать их с точки зрения достоверности, определить в течение короткого экспедиционного времени, в каком направлении нужно вести исследование».

Можно заранее тщательно готовиться к экспедиции, разрабатывать программы и вопросник, но в беседе с информантом вдруг окажется, что надо спрашивать о чем-то другом, необходимо учитывать потенциал каждого человека. Чем лучше человек говорит на родном языке, тем труднее объяснить ему по-русски, какие нюансы пытается выловить исследователь. Поэтому с самыми лучшими информантами — пожилыми людьми — нужно долго разговаривать, записывать их рассказы о жизни, в которых, может быть, проскользнет та заветная фраза, которая подтвердит или опровергнет гипотезу.

Это, наверное, одна из сложнейших задач лингвиста, с которой Майя Ивановна справлялась просто блестяще, — как тонкий психолог, как человек огромной душевной щедрости, умевший расположить к себе людей, раскрывавшихся перед ней. «Синтаксические анкеты — самые сложные для работы с информантами. Когда фольклористы записывают сказки или песни, а этнографы — рассказы об обычаях, сами рассказчики получают удовольствие от процесса общения, возможность передачи важного в культурном отношении знания становится увлекательным действом. С грамматическими вопросниками дело обстоит совсем иначе: надо точно сформулировать мысль на родном языке, а потом многократно переделывать одно и то же предложение, чтобы продемонстрировать, что в этом факте говорящий уверен, а эта информация получена из третьих рук, это событие он наблюдал, а об этом только слышал. И от лингвиста, и от информанта требуется и терпение, и изобретательность». 

Огромным достижением экспедиций тех лет стал тщательно разработанный вопросник для описания всех типов полипредикативных конструкций. Он до сих пор не потерял своего значения, поскольку подходит для любого языка, и в нем сбалансированно представлены разные типы высказываний по семантике, по возможной структуре: взяв его за основу, можно заняться любым языком мира.

Преподаватель и наставник

«Очень важна для М. И. Черемисиной была и деятельность на кафедре языков и фольклора народов Сибири в НГУ, созданной по инициативе Майи Ивановны и этнографа Николая Алексеевича Алексеева, — рассказывает старший научный сотрудник сектора языков народов Сибири Института филологии СО РАН кандидат филологических наук Айяна Алексеевна Озонова. — В университете подобная практика уже была: при первом декане гуманитарного факультета тунгусо-маньчжуроведе Валентине Александровиче Аврорине проводился набор отдельных специализированных групп внутри потока. Майя Ивановна поначалу привлекала к этому направлению русистов, а затем пришла к идее готовить специалистов из числа представителей коренных народов Сибири».

Сделать это было непросто. Главным условием для поступления являлось свободное владение родным языком и готовность проводить кропотливые исследования, подготовка научной интеллигенции для сибирских регионов рассматривалась Майей Ивановной как приоритетная задача: многие выпускники кафедры продолжили заниматься наукой в университетах Алтая, Тувы, Хакасии. Из 50 кандидатов наук, подготовленных М. И. Черемисиной, 25 — представители коренных народов Сибири.

«Организовать эту кафедру помог огромный авторитет Майи Ивановны, — вспоминает Наталья Широбокова. — Как шли первые наборы? М. И. Черемисина обращалась на кафедры вузов Алтая, Хакасии, Тувы с просьбой направлять к нам талантливых студентов, окончивших первый курс. В Новосибирском университете их снова зачисляли на 1 курс, и практика показала, что первые три набора, проведенные по такому принципу, дали самых сильных выпускников». На отделении русской филологии они слушали все лингвистические курсы, прежде всего лекции по современному русскому языку. Майю Ивановну в регионах хорошо знали, понимали, что она подготовит сильных специалистов, которые потом вернутся домой и займутся наукой и преподаванием. Так и случилось.

«С нами занимались практически индивидуально, — вспоминает Айана Озонова. — Майя Ивановна читала нам почти все базовые дисциплины по тюркологии. Она не только была хорошим преподавателем, но и отлично разбиралась в психологии, умела найти к каждому студенту подход. Самое главное: благодаря ей мы смогли совершенно по-новому взглянуть на свой родной язык. А еще мы все ходили к ней в гости: двери ее дома всегда были для нас открыты. Мое время для консультаций было вторник, 16:00, передо мной — аспирантка, специализирующаяся по хакасскому языку, после меня — по тувинскому. Каждый день, каждый час были распределены, и меня всегда поражало, насколько легко, мгновенно Майя Ивановна переходила с одного языка на другой! А в короткие перерывы между консультациями успевала писать свои статьи».

Еще одной чертой, восхищавшей ее учеников, была фантастическая память М. И. Черемисиной. Однажды к ней приехала на стажировку аспирантка из Горно-Алтайска. Она не знала, что в картотеке нужно обязательно указывать автора и название произведения, из которого был взят пример, и случайным образом приписала авторство примеров, не помня, из каких произведений они были взяты. Но Майя Ивановна моментально нашла неточности, поскольку блестяще знала алтайскую литературу. 

Последовательный структуралист

«Как это ни странно, но в области русского синтаксиса Майя Ивановна по сути дела была самоучкой, — рассказывает Наталья Кошкарёва. — В эвакуации в Ташкенте она поступила на филологический факультет Московского государственного университета, который в годы войны базировался там, сдала первую сессию, и ей вместо “Современный русский язык (фонетика)” в зачетке написали просто “Современный русский язык”. Таким образом, по возвращении в Москву ей зачли весь курс, а перед госэкзаменом оказалось, что она, в общем-то, никаких курсов по русскому языку не посещала. М. И. Черемисина вспоминала: когда она в растерянности спускалась по ступенькам университета, на книжных развалах увидела только что вышедшую в 1947 году книгу В. В. Виноградова «Русский язык» и, прочитав ее, пошла на экзамен. Но в этой работе синтаксиса в полном объеме, тем более того, который сгенерировала Майя Ивановна, не было и в помине. М. И. Черемисина смотрела на факты языков разных систем непредвзято, через призму структурного синтаксиса, системы языка, единиц языка — о чем в то время никто еще всерьез не думал и не говорил, да и сейчас не все лингвисты верят, что синтаксис можно моделировать и описывать как языковую систему — так же, как это делается в фонологии. В этом, конечно, прозорливость, гениальность Майи Ивановны. Она умела глубоко систематизировать и видеть внутренние связи, то, что формирует систему, обладала очень логичным взглядом на явления языка».

        Майя Черемисина (слева) с отцом с сестрой Татьяной Заславской, 1950 г.

«М. И. Черемисина всегда говорила, что она — последовательный структуралист. Сейчас, к сожалению, это направление считается устаревшим, — говорит Наталья Кошкарёва. — Но тем не менее описание фонологических систем, выполненное Н. С. Трубецким почти век назад, до сих пор не потеряло своей актуальности. До синтаксического же яруса, с применением всех тех же подходов, которые были в структурализме, никто, кроме Майи Ивановны, так и недобрался. Поэтому, на мой взгляд, этот метод в том понимании, которое вкладывала в него Майя Ивановна, будет актуален еще как минимум сто лет. Подобного комплексного описания синтаксиса — с учетом всех языковых единиц, всех дифференциальных признаков, по которым они противопоставляются друг другу, всех систем переносных значений для каждой модели элементарного простого предложения, всех видоизменений, которые в нем происходят, нет пока ни в одном языке, и даже для русского такое описание еще только-только начинается».

Та теоретическая программа, которую заложила М. И. Черемисина, имеет очень высокий потенциал именно в области фундаментальных исследований. Она задала перспективу, которая позволит многим ученым выстроить описание конкретных языков, и только после этого станет возможным настоящее сопоставление языков между собой, потому что если единицы языка не определены на синтаксическом уровне, сравнение неизбежно остается точечным, фрагментарным. Сопоставление синтаксических систем генетически и типологически разных языков в полной мере еще никем не реализовано, но в трудах Черемисиной задается такая перспектива. Это очень сложная задача, и у нее огромное будущее.

9—10 октября в Новосибирске пройдет очередная Всероссийская конференция «Языки народов Сибири и сопредельных регионов». В этом году в ее рамках состоится международный симпозиум, посвященный 95-летию со дня рождения Майи Ивановны Черемисиной, где соберутся ее ученики, единомышленники — ученые, которые занимаются сибирскими языками и не только: тематика мероприятия так же многообразна, как широки были научные интересы выдающегося лингвиста.

Подготовила Елена Трухина

Фото из архива ИФ СО РАН