Ася Казанцева: «Три самые полезные вещи, которые вы можете сделать для своего мозга – это учиться, двигаться и спать» |
||
МЕНЮ Искусственный интеллект Поиск Регистрация на сайте Помощь проекту ТЕМЫ Новости ИИ Искусственный интеллект Разработка ИИГолосовой помощник Городские сумасшедшие ИИ в медицине ИИ проекты Искусственные нейросети Слежка за людьми Угроза ИИ ИИ теория Внедрение ИИКомпьютерные науки Машинное обуч. (Ошибки) Машинное обучение Машинный перевод Реализация ИИ Реализация нейросетей Создание беспилотных авто Трезво про ИИ Философия ИИ Big data Работа разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика
Генетические алгоритмы Капсульные нейросети Основы нейронных сетей Распознавание лиц Распознавание образов Распознавание речи Техническое зрение Чат-боты Авторизация |
2019-10-01 05:53 Что на самом деле заставляет нас принимать решения, где в мозге находятся нейроны любви к Петербургу и как перестать тратить время на Instagram, используя свойство нейропластичности? Научный журналист Ася Казанцева ответила на эти вопросы в ходе презентации своей новой книги «Мозг материален», а мы записали основные тезисы.
Первый вопрос, который мне обычно задают по поводу книги – «Почему она так нелепо называется?». Небо голубое, вода мокрая, дважды два четыре, мозг материален. Как раз поэтому. Очевидные вещи тоже важно проговаривать. Мозг материален – это означает, что для всех наших мыслей, эмоций и решений существуют определенные нейронные контуры. Эти нейронные контуры часто удается найти, иногда на них возможно повлиять. Самая впечатляющая история – про «клетки концепций», нейроны в гиппокампе, связанные с распознаванием конкретных образов. Первым нашли «нейрон Дженифер Энистон», который активируется, если показывать человеку разные изображения именно этой актрисы.Позже, у других испытуемых, удавалось обнаружить клетки, которые таким же образом реагировали на Хэлли Берри, принца Уильяма, Стоунхендж или магистра Йоду. Естественно, у разных людей они находятся в разных местах – смотря какие клетки взяли на себя знакомство с новой концепцией – и обнаруживать их удается только случайно, если вживлять человеку электроды в мозг по медицинским показаниям и параллельно предлагать участие в эксперименте. Нейроны любви к Петербургу есть у многих, но найти их будет достаточно сложно. Важная задача нейробиологии – устанавливать связи между структурами мозга и их функциями. Понимать, где в нем хранится страх, а где сила воли. Понятно, что чем сложнее поведение, тем больше отделов мозга в него вовлечены и тем выше индивидуальная изменчивость, но это не делает задачу нерешаемой. Первые данные накапливались еще в XIX веке, благодаря наблюдениям за людьми с травмами разных отделов мозга. В XX веке большие успехи были достигнуты с помощью вживления электродов: это очень точный метод, вы одновременно знаете, куда конкретно подаете импульс и в какой момент времени. Но понятно, что электроды невозможно использовать без медицинских показаний, и поэтому для работы со здоровыми испытуемыми сегодня широко применяется транскраниальная магнитная стимуляция. Этот метод позволяет сфокусировать магнитные волны на каком-то участке коры, и временно подавить или усилить его активность. Одновременно вы просите испытуемого выполнить какое-то задание, и таким образом выясняете, важен ли этот участок коры для соответствующей функции. Скажем, если вы подавите работу правой дорсолатеральной префронтальной коры, то голодные испытуемые у вас в эксперименте будут менее охотно покупать шоколадки, отдавать за них меньше денег, потому что вы временно нарушили их способность к целеполаганию. Но пространственное разрешение этого метода, конечно, ниже, чем у электродов. Транскраниальная стимуляция не позволит найти и подавить любовь к городу Санкт-Петербургу, потому что она, вероятно, распределена сразу по многим отделам мозга, и не только на его поверхности, и наверняка по-разному у разных жителей города, потому что это не врожденная вещь, она постепенно формируется в ходе жизни. Главное открытие нейробиологии XX века – твердое понимание того, что мозг способен изменяться в течение жизни. Это называется «нейропластичность». В частности, нейронные сети реорганизуются в ходе обучения. Каждый раз, когда мы используем какой-то нейронный контур, прогоняем по нему импульсы, связи между нервными клетками становятся прочнее. Нервному импульсу все проще и проще пойти именно по той дорожке, которую мы постоянно используем. Мозг ребенка похож на большое заросшее травой поле, по которому можно пойти вообще в любом направлении. А в ходе обучения на этом поле появляются тропинки; потом грунтовые дороги; потом трехполосные шоссе с баннерами. С них по-прежнему можно сойти и начать прокладывать новые пути, но с возрастом это становится сложнее – поле заросло уже не травой, а колючими деревьями. Знание о нейропластичности очень дисциплинирует. Когда мы открываем Facebook вместо того чтобы поработать, то мы не просто открываем его здесь и сейчас. Мы еще и укрепляем нейронную сеть, отвечающую за то, чтобы открыть Facebook вместо того, чтобы работать, и повышаем вероятность того, что и дальше станем поступать так же. И наоборот, если вы долго совершаете какое-то полезное действие через силу, то однажды наступает момент, когда совершать его становится легко. Я, например, ненавижу спорт и целый год заставляла себя выходить на пробежки. А на днях обнаружила, что у меня нет чистой майки, и моей первой мыслью было «черт, придется идти бегать в грязной» а вовсе не очевидное для нормального человека «ура, можно не ходить бегать». То есть мне удалось перестроить свой мозг таким образом, чтобы он считал регулярную физическую активность естественной и неизбежной, и в долгосрочной перспективе это, конечно, очень хорошо для меня. Три самые полезные вещи, которые мы можем сделать для мозга – это учиться, двигаться и спать. Это перечисление в порядке увеличения важности. Сон, по современным представлениям, нужен прежде всего для консолидации воспоминаний, для сортировки пережитого за день опыта. Пока мы спим, наш гиппокамп, часть мозга, связанная с памятью (и та самая, где нашли нейроны Дженифер Энистон), общается с корой. Он говорит «Я сегодня обнаружил, что возле Гостиного двора продается вкусное мороженое с алкоголем, мы будем это запоминать?». Кора отвечает: «Да, конечно будем, мороженое – это важно, это – витальный ресурс». «А еще мы с тобой ходили на лекцию Аси Казанцевой, она говорит, что написала классную книжку, это будем запоминать?» «Нет, – говорит кора, – это не будем запоминать, мало ли сколько девочек пишут всякие книжки». Накоплено много экспериментальных данных, демонстрирующих, что лучше всего люди запоминают то, что они выучили или повторили непосредственно перед сном. И что у людей с депривацией сна сильно страдает память и способности к обучению. Хуже всего приходится подросткам, потому что они по своей природе склонны к совиному образу жизни, у них мелатонин, «гормон сна», начинает вечером вырабатываться позже, чем у детей или взрослых – а ранние подъемы в школу никто не отменял. Почему иногда полезно спать мало? Объясняет руководитель лаборатории сна? Все наши проблемы обусловлены тем, что мозг эволюционировал совершенно не в тех условиях, в которых мы сейчас живем. Легко догадаться, что охотники и собиратели двигались значительно больше, чем мы. Работа мозга адаптирована под регулярное учащение пульса и сопутствующее усиление кровоснабжения. Если мы целыми днями сидим на диване, то мозг получает меньше глюкозы и кислорода, чем ему вообще-то требуется для оптимальной работы. Человек не должен быть спортсменом, но должен соблюдать рекомендации ВОЗ: ходить пешком хотя бы 150 минут в неделю либо двигаться интенсивно по 75 минут в неделю. Если этот минимум не соблюдается, то работоспособность, к сожалению, будет неуклонно снижаться. Очевидно, что учиться тоже полезно для мозга. Именно потому, что, когда вы чему-то учитесь, вы гоняете импульсы по соответствующим нейронным контурам, и они укрепляются. Мозг человека, который чему-то научился, анатомически отличается от мозга человека, который чему-то не научился. И главное, это дает запас прочности: если вы вырастили много связей между нейронами, то возрастная деградация мозга будет происходить медленнее, вы сможете больше лет прожить в здравом уме. По-видимому, особенно полезны комплексные сложные занятия, которые задействуют сразу много отделов мозга, например, изучение иностранных языков. Последняя часть книжки посвящена нейроэкономике – науке о том, как мозг принимает решения. Основное, чему она нас учит – не следует воспринимать мозг холистически, не следует считать, что у нас внутри головы есть единство мнений. На самом деле разные отделы мозга обрабатывают разные аспекты информации независимо, и постоянно конкурируют за внимание высших командных центров. Эти процессы настолько ярко проявлены, что их можно непосредственно наблюдать в томографических экспериментах. Например, вы кладете человека в томограф и предлагаете ему что-то купить. И видите, что чем более привлекателен товар, тем сильнее активируется прилежащее ядро, «центр удовольствия». А потом вы называете покупателю цену, и чем она выше, тем сильнее активируется островковая кора, связанная вообще-то со страхом и отвращением. И по активности этих отделов вы можете надежно предсказать, будет ли человек покупать товар – даже раньше, чем он сам это понял. Метафора про чертика и ангелочка, которые сидят на плечах героя и предлагают ему разные решения, имеет очень большое отношение к реальности. На принятие решений влияет множество разных факторов. Определенные участки мозга могут от рождения работать более или менее активно. У людей, склонных к повышенной тревожности, в принятии решений большим влиянием обладает миндалевидное тело, участок мозга, связанный с негативными эмоциями. С другой стороны, на принятие решений влияет наше текущее настроение. Люди, которых спрашивают, счастливы ли они в жизни в целом, дают более уверенный положительный ответ в том случае, если их спрашивают об этом в солнечный день. Видимо, мозг подменяет сложный вопрос на простой. Вместо того, чтобы думать, какое у нас образование, карьера, успешны ли мы, хорошие ли у нас семейные отношения, кора просто спрашивает у прилежащего ядра, как у него дела, активно ли оно сейчас. А прилежащее ядро говорит: «Там солнышко светит, конечно, я счастлив», и человек дает положительный ответ. И разумеется, на то, как мы принимаем решения, влияет внешний мир. Чем заметнее стимул, тем больше внимания мы на него обращаем. И разумеется, важно внутреннее состояние. Понятно, что голодные люди лучше замечают тортики и покупают их с большей вероятностью. Я глубоко убеждена в том, что биология будет главной наукой 21-го века. Так же, как физика была главной наукой в прошлом веке. А в рамках биологии особенно важны две области. С одной стороны, молекулярная биология с генетикой. Они определяют, чем мы будем питаться, какие у нас будут лекарства и сколько мы проживем. С другой стороны, когнитивные науки, то есть нейробиология в связи с психологией. Она тоже важна с точки зрения медицины – это и нейродегенеративные заболевания, и ментальные расстройства – но важна и для повседневной жизни людей. Во-первых, наше здоровье и жизненный успех зависят от того, насколько эффективно мы сами с собой умеем договариваться. А это может оказаться проще, если понимать, по каким законам работают мозг и психика. Во-вторых, огромные перспективы открываются для индустрии развлечений. У нас с вами будет очень счастливая жизнь после выхода на пенсию, потому что у нас будет виртуальная реальность, способная сформировать потрясающе реалистичные яркие приключения, даже если на самом деле мы будем злобными одинокими старикашками. Вообще, если задуматься, мозгу вообще неважно, есть ли у него тело. Мозгу важно получать такие электрические импульсы, как если бы тело у него было. Их можно расшифровать и сформировать любые ощущения, которые только можно себе представить – и такие, которые пока что даже и представить нельзя. Записала: Олеся Морозова. Источник: www.sobaka.ru Комментарии: |
|