Почему люди делают вид, что знают больше, чем на самом деле |
||
МЕНЮ Искусственный интеллект Поиск Регистрация на сайте Помощь проекту ТЕМЫ Новости ИИ Искусственный интеллект Разработка ИИГолосовой помощник Городские сумасшедшие ИИ в медицине ИИ проекты Искусственные нейросети Слежка за людьми Угроза ИИ ИИ теория Внедрение ИИКомпьютерные науки Машинное обуч. (Ошибки) Машинное обучение Машинный перевод Реализация ИИ Реализация нейросетей Создание беспилотных авто Трезво про ИИ Философия ИИ Big data Работа разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика
Генетические алгоритмы Капсульные нейросети Основы нейронных сетей Распознавание лиц Распознавание образов Распознавание речи Техническое зрение Чат-боты Авторизация |
2019-09-11 12:00 Почему люди притворяются, что знают что-то? Почему уверенность так часто пропорциональна невежеству? У Стивена Сломана, профессора когнитивистики Университета Брауна, есть несколько интересных ответов. «Мы склонны сохранять чувство собственной правоты, другого выхода просто нет», — говорил он. В книге «The Knowledge Illusion: Why We Never Think Alone» Сломан сосредоточил свое исследование на суждениях, процессах принятия решений и рассуждений. Он особенно заинтересован в том, что называется «иллюзией глубокого знания», — так когнитивисты называют нашу склонность переоценивать уровень понимания устройства мира. По словам Сломана, мы поступаем так, потому что полагаемся на умственные способности других. «Решения, которые мы принимаем, мнения, которые формируем, суждения, которые мы выносим — всё это очень сильно зависит от того, что думают другие люди» Если люди вокруг нас в чем-то ошибаются, мы, скорее всего, разделим их заблуждение. Таким же образом формируется представление о верности чего-либо. В этом интервью мы с профессором беседуем о проблеме безосновательной уверенности. Я расспрашиваю его о политическом значении исследования, о том, не считает ли он, что всплеск «фейковых новостей» и «альтернативных фактов» усугубил наши когнитивные искажения. Эта беседа была незначительно отредактирована для краткости и ясности. Шон Иллинг: Как люди формируют мнения? Стивен Сломан: Я считаю, что наши взгляды формируются социальными группами в гораздо большей мере, чем фактами. Мы не очень хорошо рассуждаем. Большинству людей вообще не нравится думать или нравится думать как можно меньше. И под большинством я имею в виду где-то 70 процентов населения. Даже остальные склонны посвящать большую часть своих ресурсов на обоснование убеждений, которых им хочется придерживаться, а не на формирование достоверных взглядов, основанных только на фактах. Подумайте, что было бы, если бы вы указали на факт, который противоречил бы мнению большинства из вашей социальной группы. За это вам пришлось бы заплатить. Если бы я сказал, что голосовал за Трампа, большинство моих коллег-ученых решило бы, что я сошел с ума. Они бы не стали со мной разговаривать. Так, социальное давление, часто незаметно, влияет на наши эпистемологические обязательства. Шон Иллинг: Другими словами, мы живем в обществе знания. Стивен Сломан: Верно. Я думаю, каждая наша мысль зависит от того, что думают другие люди. Когда я перехожу дорогу, мои действия зависят от того, о чем думает водитель. Если я сяду в автобус, успех всего предприятия будет зависеть от мыслей водителя автобуса. Когда я высказываюсь об иммиграции, что я делаю на самом деле? Что я на самом деле знаю об иммиграции? Я живу в очень ограниченной вселенной, так что мне приходится полагаться на знания других людей. Я знаю то, что прочитал; я знаю то, что услышал от экспертов. Я не испытывал на себе ее последствия; я не бывал на границе и не изучал проблемы иммиграции самостоятельно. В этом смысле, наши решения, формирование взглядов и вынесение суждений очень зависят от того, что думают другие. Иллинг: В этом, очевидно, есть опасности, верно? Сломан: Одна из опасностей в том, что я считаю, что понимаю, потому что люди вокруг меня считают, что они понимают, и все вокруг считают, что понимают, потому что все вокруг них считают, что понимают, и оказывается, что у всех нас есть устойчивое ощущение понимания, хотя на самом деле никто не понимает, о чем идет речь. Иллинг: Я пытаюсь думать обо всем этом, примеряясь к нашим политическим обстоятельствам. Большинство из нас понимают не так много, как считают, но тем не менее непоколебимо уверены по поводу множества вопросов. Так что когда мы спорим о политике, о чем мы спорим на самом деле? Мы спорим для того, чтобы достичь истины или чтобы сохранить наше чувство правоты? Сломан: Не уверен, что есть четкое различие между желанием достичь истины и желанием сохранить чувство правоты. В политической сфере, как и в большинстве других, где мы не можем просто увидеть или услышать правду, мы полагаемся на социальный консенсус. Так что суть спора заключается в попытке убедить других, пытаясь убедить себя. По сути, победа в споре определяет нашу убежденность в чем-либо. Конечно, мы стремимся сохранить чувство собственной правоты, но по другому и быть не может. Если бы было иначе, мы бы начинали заново каждый раз, когда возникает проблема — предыдущие споры нам бы ни за что не пригодились. Тем не менее, в этом люди расходятся. У каждого есть потребность быть правым, а это значит, что мы хотим, чтобы окружающие считали, что мы правы, и этого легко достичь, говоря то же, что говорят окружающие. И способные люди обычно лучше других умеют интерпретировать новые факты согласно заранее выработанным мнениям их окружения. Но некоторые люди стараются подняться над толпой: независимо оценивают утверждения, проверяют на честность утверждения других и следуют за фактами туда, куда они на самом деле ведут. Действительно, многих людей обучают поступать именно так: ученых, судей, следователей-криминалистов, врачей и так далее. Это не значит, что они всегда поступают так (а они так поступают не всегда), но ожидается, что они будут стараться. Мне нравится жить в сообществах, где в первую очередь стараются достичь истин, даже если они идут вразрез с социальными нормами. Это значит жить в постоянном напряжении, но это стоит того. Иллинг: Этот феномен, «иллюзия глубокого знания», применим равно и к левым, и к правым. Это не партийная проблема; это проблема человеческая. Сломан: Именно так, и наши данные ясно это показывают. Иллинг: А как вы собираете эти данные? Какие эксперименты вы ставите, чтобы «вытащить наружу» наши склонности? Сломан: Я провожу эксперименты в лаборатории и через интернет. Мы с коллегами пытаемся выделить репрезентативные группы американцев, а после задаем им вопросы, в основном, абстрактные. В случае с политическими концепциями, мы предлагаем людей оценить их отношение и понимание того или иного подхода, затем просим объяснить эту концепцию (что она собой представляет и к каким последствиям может привести), и затем испытуемые вновь оценивают свое отношение и понимание. Мы обнаружили, что попытки объяснить ослабляют ощущение понимания, а также, в среднем, делают отношение менее радикальным. Иллинг: Разве непременно плохо то, что наше знание полагается по большей части на знание других людей? Разве это не ответ на проблему нашей пропускной способности? Мы можем самостоятельно узнать и научиться только чему-то определенному, поэтому, похоже, у нас нет иного выбора, кроме как действовать подобным образом. Сломан: Я думаю, это необходимо. У нас нет другого выбора. Не может быть так, чтобы один человек управился со всем на свете, поэтому мы должны полагаться на других людей. В нашем случае это абсолютно рациональное решение. Однако, нам не обязательно жить в иллюзии. Если мы не понимаем чего-то, мы не должны думать, что понимаем. Но я чувствую, что некоторым людям необходимо верить в собственное понимание, чтобы выжить. Проблема в том, что наши убеждения слишком часто поддерживают совершенно несправедливые идеи и установки. Иллинг: На мой взгляд, здесь мы заходим на проблемную территорию. Невежество и уверенность — гремучая смесь. Если уверенность людей уравнивается с их невежеством, не существует способа их побороть. Сломан: Совершенно верно. Это очень опасная разновидность высокомерия. И наш президент — лучший тому пример. Однако, мы должны подумать о сообществе, которое сделало существование этой администрации возможным. Я ненавижу слушать вранье Трампа, но еще сильнее меня раздражает то, что 44 процента населения США доверяют его словам больше, чем крупнейшим медиа. Это сводит меня с ума, потому что именно это и дает ему силу. Иллинг: Что же, именно поэтому преобладание «ложных новостей» и «альтернативных фактов» настолько губительно. Сломан: Разумеется. И беспокоят меня не только «правые», как вы предположили, но и «левые». Иллинг: Существуют ли какие-либо свидетельства того, что ситуация с аргументацией улучшается? Удается ли нам постепенно преодолевать наши когнитивные искажения? Сломан: Мой сегодняшний ответ совершенно отличается от того, что я бы сказал восемь месяцев назад. Иллинг: Полагаю, вы считаете что интернет и распад нашей медиа-среды только ухудшает положение? Сломан: Очевидно, что мы никогда не замыкались в своем окружении так сильно, как сейчас. Я был шокирован тем, насколько мало я знаю о половине населения страны. Я совершенно неспособен понять их образ мысли. И в этом плане ничего не изменилось. Несмотря на то что я прикладываю усилия, проблема в том, что все вокруг меня имеют взгляды, совпадающие с моими собственными, но я уверен, что, например, люди из города Гранд-Рапидс штата Мичиган видят положение дел иначе. Но я не общаюсь с этими людьми. Интернет только ухудшает ситуацию в том смысле, что с его помощью мы можем объединиться в онлайн-сообщества единомышленников. И факт того, что новостная повестка становится все более индивидуализированной очень сильно ухудшает положение. Таким образом, даже если я хочу понять, что видит другая сторона, Google непрерывно пичкает меня тем, что я хочу видеть сам. И это плохо для всех. Иллинг: Есть ли у вас какие-нибудь идеи практического разрешения этой проблемы? Как мы можем развивать самосознание и бороться с предвзятостью мышления? Как искать более разумные сообщества? Сломан: Мыслящие люди менее подвержены иллюзиям. Есть некоторые простые вопросы, которыми можно это проверить. Например: Сколько животных каждого вида Моисей привел на ковчег? Большинство скажет, что каждой твари по паре, но мыслящий человек скажет, что нисколько. (Ведь ковчег строил Ной, а не Моисей.) Дело в том, что нужно не только прийти к некому выводу, но и подтвердить его. Многие сообщества поддерживают такой подход (например, ученые, судебные, медицинские и другие). Нужно чтобы один задал вопрос «Ты уверен?», а остальных волновало объяснение. Всякому обществу следовало бы принимать такие нормы. Проблема, однако, в том, что существует стремление угодить людям, говоря им то, что они хотят слышать, добиться того, чтобы все были согласны. Это одно из важнейших оснований для восприятия себя как личности. В этом и проблема. Мои коллеги и я изучаем, не помогут ли попытки сместить суть разговоров с того, что люди ценят, на последствия их действий, сделать дискурс более открытым. Когда речь идет о последствиях, приходится говорить о том, что на самом деле происходит. А это сразу отвлекает людей от привычной сосредоточенности на собственных чувствах и мыслях. Автор: Шон Иллинг. Оригинал: Vox. Перевели: Денис Чуйко и Илья Силаев. Редактировал: Кирилл Казаков. Источник: m.vk.com Комментарии: |
|