# 47. Как работает наше восприятие и возможна ли объективность?

Из античных времён до нас дошла история о разбойнике по прозвищу Прокруст, что в переводе с греческого означает «растягивающий». Он подстерегал путников на священном пути между Афинами и Элевсином, а затем обманом заманивал их к себе домой, приглашая отдохнуть и провести ночь. Стоило только неосторожному гостю сомкнуть глаза на приготовленном для него ложе, Прокруст связывал его и брался за своё черное дело. Если жертва была больше размеров кровати, он отрубал ей ноги так, чтобы добиться полного соответствия. Если же человек был чересчур короток, он вытягивал ему конечности. С тех пор «прокрустово ложе» стало метафорой для искусственных рамок, в которые мы помещаем что-то в ущерб сути.

Любопытно, однако, что всякое живое существо является Прокрустом на самом фундаментальном уровне. Окружающий нас мир столь обширен и сложен, что ни одна нервная система не способна прикоснуться более чем к крупице содержащейся в нём информации. Мы можем существовать лишь при условии, что упаковали реальность в узкие рамки своих возможностей восприятия – иначе мы будем этой лавиной опрокинуты. Но на основе каких принципов осуществляется это вынужденное самоограничение и можем ли мы раздвинуть названные границы?

Первый онтологический фильтр – врождённый аппарат восприятия

В науке о животном поведении, этологии, есть термин «умвельт» – от немецкого слова, означающего «окружающий мир» (Umwelt). Умвельт есть то, как воспринимает реальность конкретный организм, в первую очередь биологический вид. Это его личная онтология – совокупность явлений, которые он может воспринять, а также иерархия значимости этих явлений. В зависимости от того, в каких условиях существу приходится выживать, от его специфических потребностей, разные части и слои действительности представляют для него важность и потому попадают в фокус восприятия. Одним организмам вообще не требуется зрение, другим достаточно слабого и чёрно-белого, а вот орёл, к примеру, для охоты нуждается в самых совершенных разработках природы и способен разглядеть муравья с высоты 10-этажного здания.

То, что мы способны воспринять и понять, всегда является малой толикой общей картины и обыкновенно лишь немногим больше той её части, что была важна для экологической ниши, в которой мы сформировались как вид. Человек различает цвета, поскольку нашим предкам было необходимо отличать спелые плоды от неспелых. Мы видим больше оттенков зелёного, чем любого иного цвета, поскольку эволюционировали в кронах деревьев и должны были распознавать движущихся в листве змей. Обладая прекрасным зрением, мы всё же воспринимаем лишь крошечную долю электромагнитного спектра и совершенно игнорируем всё то, что за её пределами. Был бы человек устроен чуть иначе, у радуги могло бы быть не семь цветов, а двенадцать (как для креветки-богомола) или хоть все сто. Само количество наших чувств могло и ещё может быть совсем иным, давая нам возможность считывать такие типы и слои информации, о которых мы сейчас не имеем представления. На глубинном биологическом уровне окружающий мир сильно разнится как для разных видов, так порой и для разных людей, что хорошо иллюстрируется явлением синестезии. Синестетики – люди со специфическим развитием мозга, при котором отдельные чувства и способности оказываются непривычным образом переплетены. Стоит такому человеку услышать музыку, и он может почувствовать её запах, вкус или цвет. И наоборот, увидев или просто представив слово, число или день недели, он ощутит их цвет, запах или вкус – возможности сочетаний здесь обширны. Мир, в котором они живут, разительно непохож на мир обычных людей, это иная онтология.

Не только совокупность воспринимаемых явлений, но и значимость для существа многих из них определена первичным онтологическим фильтром. С рождения мы считаем одни вещи более важными, нежели другие, одни притягательными – иные же отталкивающими. Человеческая речь сразу приковывает внимание младенца, но для животного она является простым шумом, даже для детёныша шимпанзе, и не вызывает инстинкта копирования. В отличие от каких-нибудь горных козлов, мы инстинктивно боимся высоты. Мы также обыкновенно не любим горящих в темноте глаз, змей и насекомых, с чем совершенно не согласится питающийся ими мангуст, и находим вкусной белковую пищу, каковую симпатию не разделит травоядное. Половое влечение, борьба за статус и потребление напоказ, страх и агрессия, любовь и ненависть – всё это выражения заложенной в нас картины мира, которая отражает биологическую историю нашего вида. Миллионы лет эволюции просвечивают через повседневное поведение человека, общественную жизнь, через образы и хитросплетения мифологии и искусства. Так, к примеру, столь широко распространённый в различных культурах образ дракона является сочетанием трёх главных врагов наших предков, живших на деревьях, – змеи, хищной птицы и хищной кошки.

Второй онтологический фильтр – бессознательная реконструкция

Выше мы рассмотрели глубинный слой умвельта, определяющий, что именно мы способны воспринять и задающий ряд врождённых интерпретаций ключевых объектов нашего жизненного пространства. Пройдя через эту воронку, информация затем прогоняется мозгом через следующий уровень фильтрации, и на её основе (но, что важно, не из неё самой) создаётся связное представление. Как именно это происходит, лучше всего можно понять на примере зрения.

Представьте, что вы идёте по улице, постоянно поворачивая голову и разглядывая всё вокруг себя. Сперва свет попадает на сетчатку вашего глаза и регистрируется более чем 100 миллионами зрительных нейронов. В возбуждаемых светом нервных клетках рождается электрический импульс, который бежит по их отросткам – аксонам. В конечном счёте информация доходит до расположенного в центре мозга таламуса, где происходит сбор и распределение данных от органов чувств. Из таламуса информация об увиденном направляется теперь в затылочную область – в визуальную кору, нашу, собственно говоря, видеокарту. Тут она обрабатывается перед тем как быть направленной в префронтальную кору, чтобы мы могли наконец-то осознать воспринятое. В этой точке происходит нечто поистине любопытное. Из визуальной коры в таламус для дальнейшего распределения возвращается уже в шесть раз больший объём информации, чем поступил туда.

Значит это следующее – то, что мы видим вокруг себя, лишь на небольшую долю основано на сигналах окружающего мира, и 84% процента картинки идёт изнутри, а не снаружи. Более того, с остальными чувствами дела обстоят так же, лишь цифры несколько другие. Их данные в основном состоят из материала, уже имеющегося внутри мозга, который в режиме настоящего времени конструирует опыт из хранящихся в нём шаблонов и информации.

Но зачем же мозг, выражаясь фигурально, нас обманывает? Увы, он принуждён это делать ради экономии ресурсов, так как всякого рода точность и корректность обходятся ему в слишком большую цену. Сосредоточьте взгляд на любом предмете, и вы тотчас же обнаружите, что зона высокого разрешения зрительного восприятия бесконечно мала. Всё кроме этой крошечной точки тем более расплывается, чем дальше оно от центра. Часть человеческого глаза, способная к высокой чёткости отображения, называется центральная ямка, и по размеру она около 1,5 мм – всего 1% от размера сетчатки. Даже учитывая, что мы видим центральной ямкой лишь 2 градуса зрительного поля по центру, эти крошечные 1,5 мм обслуживаются свыше 50% нейронов визуальной коры мозга, а ведь это его мощнейшая по вычислительной способности часть. Чтобы видеть всё в высоком разрешении, нам понадобился бы мозг таких размеров, что пришлось бы возить его за собой на тележке и беспрерывно снабжать калориями.

Человеку кажется, что он полон впечатлениями от объектов внешнего мира, однако они в основном создаются внутри нас, в силу чего мы так подвержены ошибкам восприятия и когнитивным искажениям. Даже тот мизерный островок реальности, который мы воспринимаем с высокой чёткостью, имеет искусственную природу – нечего и говорить об оставшихся её частях. Периодически эта дорисовка картины мира проходит некорректно, с выбором неверных шаблонов и неверных источников данных. Мы тогда оказываемся в совсем уж иллюзорной вселенной, радикально не соответствующей действительным внешним стимулам. Страсть мозга заполнять пробелы и ложным образом конструировать окружающий мир особенно обостряется тогда, когда он не обнаруживает привычного потока информации извне. В этом случае мы можем получить яркие и безупречно правдоподобные впечатления и в состоянии полной трезвости и бодрости. Преступники, находясь в одиночном заключении долгое время в полной тишине и темноте, часто начинают переживать сверхинтенсивные зрительные и слуховые галлюцинации. Они не просто видят или слышат нечто необычное, они наяву и целиком оказываются в другой реальности. Так привыкший к работе мозг отвечает на сенсорную депривацию.

Не только восприятие является творческим продуктом инженерных усилий мозга, но и сама наша память, причём ещё в большей мере. Повседневный опыт относится к воспоминаниям как к сравнительно неизменному и достоверному слепку с былых переживаний. Наука и самоанализ показывают, что это далеко не так, и наши воспоминания пребывают в постоянном движении – они каждый день претерпевают редактирование. То, что вы помните о неких событиях сегодня, может принципиально отличаться от ваших воспоминаний о них через год или пять лет, но вы не заметите подмены. Дело не в том, что вы будете помнить меньше. Нет, сами воспоминания могут изменяться, подчас принципиально. Равным образом отношение человека к обстоятельствам собственной жизни нередко делает поворот на 180 градусов, и то, что некогда казалось негативным, трансформируется в нейтральное или даже положительное, как и наоборот.

Первая причина описанного положения вещей состоит в том, что функция памяти вовсе не отобразить неподвижное прошлое. Её задача – служить инструментом для поведения в настоящем. Когда меняется наша жизненная ситуация, это проливает новый свет на уже случившееся, и мозг вносит в отчёт о нём изменения. Представьте, что вы стали жертвой продолжающегося несколько недель жестокого розыгрыша и совершенно поверили в реальность происходившего. Наконец, наступает момент, когда вам рассказывают, что всё было не всерьёз. В эту точку резко меняются воспоминания о вашем прошлом, оно предстаёт под иным углом, с иными причинно-следственными связями. Или же, допустим, близкий человек сильно обманул ваши ожидания, и о нём вскрылась некая неприятная правда. Оглядываясь назад на его поведение, вы можете совсем иначе вспомнить и интерпретировать ваш совместный опыт и отдельные его обстоятельства, сама память об этом человеке трансформируется. Наконец, при переменах в нашем мировоззрении, в критериях оценки наше прошлое также неизбежно меняется. Вторая причина пластичности памяти состоит в том, что независимо от соображений полезности мозг фактически представляет собой живое существо. Память человека рассредоточена по нейронам коры головного мозга, которые постоянно перенастраивают связи друг с другом. В этих связях и их существовании в целом могут происходить разной интенсивности перемены, и каждая из них способна резко отразиться на содержании наших воспоминаний.

Но и этим пластичность памяти не ограничивается – в нас присутствуют ложные воспоминания о событиях, фактах и впечатлениях, которых никогда не было. Крупнейшим специалистом по данной теме является профессор Элизабет Лофтус, разработавшая элементарный эксперимент, чтобы показать, как легко создать ложное воспоминание. Людям демонстрировалась видеозапись, на которой две машины сталкивались друг с другом на дороге. После просмотра одной группе испытуемых увиденное описывалось словом «задеть» (hit), а другой словом «врезаться» (smash). После этого задавался вопрос, было ли на записи разбитое стекло. Те, кому ситуация была представлена более сильным словом, в два раза чаще сообщали о том, что видели разбитое стекло (которого на записи не было) и оценивали скорость движения автомобилей выше. В другом эксперименте участникам при поддержке родственников рассказывали с деталями ложную историю о том, как они потерялись в возрасте от 4 до 6 лет в торговом центре. 5 из 24 участников не только вспоминали эти события, но ещё добавляли потом подробности от себя, что вполне серьёзный результат, учитывая минимальную степень внушения. Изменить своё прошлое, таким образом, проще простого, и для этого не нужна машина времени. Это то, что происходит в нас с разной силой ежедневно.

Третий онтологический фильтр – сознательная реконструкция

Несмотря на власть бессознательного над восприятием, нельзя недооценивать вклад сознательного усилия. Оно является могущественным и незаменимым инструментом по формированию картины реальности. Представьте, что вы разговариваете в шумном торговом центре с другим человеком. Лишь способность отсеивать огромное количество информации, все происходящие рядом с вами разговоры и шумы, позволяет состояться общению с другим человеком. То, где находится фокус нашего внимания, сильно влияет на нашу личную онтологию и редактирует сам набор входящих в неё объектов восприятия. Самым нашумевшим в психологии последнего десятилетия экспериментом был эксперимент на селективное внимание – The Monkey Business Illusion. Прежде чем продолжать читать, найдите видео под этим заголовком в Интернете и очень внимательно посчитайте, сколько баскетбольных передач совершили игроки в белой форме – для этого понадобится полторы минуты.

Эксперимент оказался совершенным шоком, поскольку никто не ожидал, что половина людей не заметит, как в самый центр визуального поля выйдет человек в костюме гориллы, начнет бить себя в грудь и медленно уйдет за кадр. Наконец, что уже вполне предсказуемо, даже те, кто замечает выход гориллы на сцену, редко обращают внимание на изменение состава игроков и смену цвета занавески на заднем фоне. Мы постоянно пропускаем реальность через целую последовательность фильтров. Сосредотачиваясь на чём-то, мы подчас не обращаем внимания даже на бросающиеся в глаза вещи, и они для нас всё равно что не существуют.

Ещё ощутимее, чем положение фокуса внимания, действительность меняют потребности, ценности и цели, которыми руководствуется индивид. На самом бытовом уровне, если вы хотите выйти из комнаты и направляетесь к двери, стоящий на пути стул оказывается досадной помехой. Напротив, когда вы ищете, куда бы сесть, этот же стул видится удачной находкой. Стремится ли человек к власти, богатству, статусу, хочет ли он изменить мир к лучшему, познать секреты природы или же жаждет любви конкретного человека – каждая конкретная совокупность и иерархия его установок определяет интерпретацию опыта и, следовательно, сам его умвельт. Далее, весь культурный и образовательный багаж, все убеждения и привычки – всё это сообщает вещам специфический смысл, не накладываясь на наш мир и даже не подпирая его из неких глубин, а конструируя его.

Объективность?

В свете сказанного становится очевидно, что на понятии объективности в её строгом смысле можно поставить крест. Если мы и допустим существование вещей самих по себе, доступ к ним невозможен по той простой причине, что познание всегда исходит из ограниченной части сущего, из некоей перспективы. Оно обусловлено потому специфическим положением носителя – пространственным, временным, историческим и биологическим. Между тем это вовсе не означает, что все точки зрения равнозначны, что истины нет в смысле наивного бунтарства или постмодернистской философии. Подобная позиция нелепа уже тем, что отрицает самое себя. Можно сравнить знание с картой – подобно карте, оно может быть менее надёжным или же более надёжным, не обязательно являясь в последнем случае абсолютной истиной. Изображенные на карте значки весьма непохожи на настоящие здания, леса, реки и равнины и даже не приближаются к их реальной сложности. Тем не менее карта способна служить той цели, ради которой она и была создана – быть проводником. Одним картам лучше удаётся ухватить сущностную структуру открытого нам в мире опыта, связь этих значков между собой, а другим хуже. Мы постигаем это на практике, соотнося их друг с другом и ликвидируя несостыковки, на чем основана наука и вообще вся мысль.

Мыслить объективно, быть объективным означает потому не прикасаться к реальности самой по себе, но честно, решительно и критически применять свою способность суждения на том уровне совершенства, который доступен каждому из нас как представителю вида homo sapiens и как конкретной личности. Истины, которые мы обретаем в итоге развития своего понимания и знания, являются всё более надёжными объяснительными и предсказательными инструментами с меньшим количеством внутренних противоречий. Так, мы можем забить гвоздь подушкой, можем книгой, можем молотком. Забивание гвоздя молотком не является неким абсолютным методом, а его эффективность – абсолютной истиной. Тем не менее его преимущество над подушкой очевидно, и всякий, кто придерживается идеи о равноценности мнений и позиций, может опробовать это на практике.

Человек, таким образом, пребывает в причудливом положении. Всё многообразие окружающего мира просачивается в него крупицами через узкое горлышко врождённого аппарата восприятия. Эта малость затем переиначивается и щедро дополняется нашим мозгом, после чего собственные сознательные установки индивида пропускают данные через третий и последний фильтр. Последний, впрочем, не означает маловажный. От него коренным образом зависит вся картина реальности – и тут же рождается основная часть человеческих страданий и проблем. Проистекают они из когнитивных искажений и вредоносных привычек мышления, отчасти врождённых, отчасти впитанных из социокультурной среды. Даже так называемые объективные сложности в массе своей спровоцированы именно предшествовавшими личными огрехами и пренебрежением внутренней работой. Злое сердце, запутавшийся ум, слабый характер непременно порождают столь же инфернальную и нездоровую вселенную. Напротив, когда мы совершенствуем своё восприятие вещей, освобождаемся от пагубных привычек мысли и поступка, сам мир становится иным – светлее, глубже и интереснее.

Источник: m.vk.com

Комментарии: