С чем работает гештальт-терапевт: потребность как гештальт

Если соотнести понятие потребности со значениями немецкого «Gestalt», то ближе всего, как мне кажется, суть понятия описывает значение ‘форма’.

Многие, наверное, замечали: когда мы узнаем новое слово, оно в первое время везде «попадается» нам – мы начинаем его часто слышать, видеть, различать, узнавать в речевом потоке (оно словно воплотилось, обрело форму, – ведь звуковая, буквенная форма связалась со смыслом, содержанием, стала целостной структурой), а раньше не слышали, не различали, – его как будто не существовало для нас.

Конечно, оно было в речи (в среде), но в нашем сознании не было «формы» под него (как в детской развивающей игрушке сортере есть отверстия разной формы под разные фигурки: звездочки, ромбы, квадраты, кружки), нам словно нечем было его распознать, и потому оно сливалось с фоном, потоком других слов.

Подобный же механизм работает, когда дети начинают различать образ на картинках: например, ребенок узнаёт тигра только после того, как тигра ему покажут, поименуют, – тогда у ребенка в сознании появится образ тигра, «форма под тигра», или, иными словами, «гештальт» тигра. До тех пор, пока образ не вычленен, не осмыслен (гештальт не сформирован), – ребенок тигра узнавать не будет, а видя, будет соотносить с известными ему гештальтами: например, говорить про тигра, что это «киса».

Еще пример: когда мы увлечены чем-то, то мы словно настроены на волну своего увлечения, своей «идеи фикс» – и, как чуткий прибор, улавливаем в среде всё, связанное с этой идеей, на что другой, равнодушный к ней человек не обратил бы внимания. Возникает впечатление, что мир словно подкидывает нам подарки, связанные с нашим увлечением; об этом говорит поговорка: «На ловца и зверь бежит» (о том же – в заметке об феномене Баадера-Майнхофа).

Примерно то же самое происходит с осознанием потребностей. Важно иметь «форму под потребность» – чтобы находить в среде то, чем ее заполнять.

Человек, у которого есть трудности с ощущением своих границ, имеет проблемы с распознаванием потребностей: не знает, чего хочет, или чужие установки принимает за свои желания и цели (живет не свою жизнь), или считает, что ничего не хочет. А потребности у живого существа есть всегда, независимо от того, осознаны они или нет, при этом у нераспознанных потребностей взрослого человека мало шансов на здоровое удовлетворение.

Нередко бывает и так, что «форма под потребность» или способ удовлетворения потребности в сознании человека искажены. Искажения происходят обычно в детстве, когда жизненно важные для ребенка потребности не удовлетворяются или удовлетворяются травмирующим способом.

Например, оставаться рядом с человеком, который сильнее физически и при этом тебя бьет, – небезопасно. Ребенок не может уйти от бьющего родителя, потому что без взрослого он не выживет, – это еще более опасно. Так потребность в безопасности принимает «кривую» форму, возникает неосознанное убеждение: «быть битым (эмоционально или физически) безопаснее, чем одиноким»; «постоянно раниться в отношениях безопаснее, чем их прекратить».

В детстве любить тех, кто о тебе заботится и в то же время плохо к тебе относится, причиняет боль, – было единственно возможным выходом. Принимать насилие за любовь – там и тогда это был правда эффективный способ: он позволял сохранить жизнь. Повзрослев, человек получает доступ к другим ресурсам, но продолжает пользоваться старыми паттернами поведения, кривыми формами, потому что не может увидеть, распознать в среде других возможностей – у него нет под них другой формы в восприятии.

Очень образно и ярко об этом механизме говорит ЖЖ-юзер transurfer: «У человека, выкормленного отравленным молоком, это не пищевое предпочтение. Это то, на чем он вырос и под что вся его система заточена, потому что она на этой основе формировалась. У него нет ферментов для "нормального молока"! Если его таким насильно напоить, он отравится и умрет».

То есть потребность в любви у травмированного человека остается, но способы, какими он пытается ее удовлетворить (строить отношения с неподходящими людьми, влюбляться в тех, кто не в состоянии давать любовь и заботу), мешают удовлетворению.

Например, в каждом из нескольких союзов человек все время выбирает неподходящего партнера – зависимого, агрессора и т. д.: так воспроизводятся обычно детские паттерны ­– представления о том, как выглядит любовь и как устроена семья. Если в родительской семье ребенок сталкивался с насилием по отношению к себе, с ненадлежащим обращением, когда его использовали (в любых формах – эмоционально, физически, экономически, сексуально), – во взрослой жизни он находит спутника, чем-то напоминающего родителя, и это «что-то» обычно лежит в сфере отношения к нему, способов обращения с ним.

Травмированный в детстве человек ненадлежащее обращение принимает за любовь, потому что не знает другого к себе отношения. Ребенок обычно до последнего верит, что родители любят его, даже если они плохо с ним обращались (и склонен считать себя виноватым в этом плохом обращении), поэтому любовь в его сознании смешивается с насилием и приравнивается к нему. Такой человек просто не может вычленить вокруг себя (из фона своей жизни) нормального партнера, потому что не знает, как этот партнер и отношения с ним должны выглядеть, – не имеет образа для распознавания.

Терапия позволяет осознать старые паттерны и получить новый опыт, создать новую форму потребности (или произвести «переформатирование») и научиться находить в среде действительно нужное и безопасное.

Ирина Ребрушкина, Психолог, Гештальт-терапевт

Комментарии: