Этология человека / Часть 2 // Агрессия и урегулирование социальных отношений в коллективе / Амбивалентность человеческого поведения

МЕНЮ


Искусственный интеллект
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2019-06-17 12:27

Психология

Основой этологического мировоззрения всегда являлся эволюцион­ный подход, поэтому поведение рассматривалось этологами в ином, несо­поставимом с психологическими подходами ракурсе. Если этологи были исходно ориентированы на поиск универсальных закономерностей пове­дения человека и сравнительные межвидовые и кросс-культурые исследо­вания, то психологические работы в таком ракурсе практически никогда не проводились. По мнению К. Лоренца «этология может быть кратко определена как приме­нение методов эволюцион­ной биологии к проблемам поведения» [Lorenz, 1971, р.280]. Отцом этологии следует считать Ч. Дарвина. Этология отличается от психологии по тем же пунктам, что и эволюционная биология. Если психология занимается отражением реаль­ности в сознании или подсознании, или «деятельностью» (поведением), то во всех случаях ее интересует отражение и осмысление этой деятельности субъектом.

Этология и психология развивались исторически в тесном контакте друг с другом, однако, всегда рассматривались как отдельные дисципли­ны. Основным методом исследования для этологов является наблюдение в естественных условиях и детальное описание поведения, для психологов - экспериментальный анализ в искусственных лабораторных условиях. Наконец, многие проблемы на пути к взаимопониманию создаются за счет использования сходных терминов, за которыми каждая дисциплина видит совершенно разные феномены. Приведем один типичный пример. Часто полагают, что между этологами и психоаналитиками имеется боль­шое сходство, ибо обе эти науки оперируют понятием бессознательного. Однако этология понимает бессознательное как врожденное (речь идет обычно об универсальных основах) поведение. Мысль о том, что у челове­ка имеются врожденные предпосылки поведения. Психоаналитики убеждены, что формирование поведения - исключительно результат воздействия среды. Под термином бессознательное подразумевался ранний детский опыт.

Агрессия и урегулирование социальных отношений в коллективе

Проблемы агрессии и ее урегулирования в обществе постоянно зани­мают специалистов в области наук о поведении. Этологи - не исключение из этого правила. Именно они в последние годы наиболее активно зани­маются поиском общих механизмов поддержания социального равновесия в группе. Важнейшим вопросом является анализ поведенческих взаимо­действий, происходящих сразу после конфликтов. В частности, этологи, применяя эволюционный подход, пытаются ответить на вопрос, почему люди примиряются. Существуют две основные гипотезы, объясняющие функциональные аспекты пост-конфликтого аффилиативного поведения. Одна из них, предложенная Д. Силк [Silk, 1998], предполагает, что первый аффилиативный сигнал имеет своей целью сообщить партнеру, что кон­фликт окончен, агрессор больше не представляет реальной угрозы. Вторая гипотеза, гипотеза восстановления социальных отношений, предполагает, что вероятность дружественных контактов после конфликта в значитель­ной степени зависит от качества социальных отношений в данной паре и предполагает более сложные мыслительные процессы в основе этого яв­ления [Waal, Yoshihara, 1983].

Aнaлиз пост-конфликтного поведения, проведенный приматологами, показал, что у одних видов обезьян (зеленые мартышки, макаки яванские, лапундеры, японские и др.) родственные особи чаще демонстрируют аф­филиативное поведение вскоре после конфликта друг с другом, чем не родственные индивиды [Cheney, Seyfarth, 1989; Judge, 1991; Коуаmа, 1997]. В других исследованиях показано, что предпочтительное примире­ние с родственниками у некоторых видов может отсутствовать (макаки бурые и маготы, группа подростков яванских макаков) [Aureli et al., 1997; Сords, 1988; Waa1, Ren, 1988]. Конечно, социальные связи родственников или друзей более прочны по сравнению с нейтральными членами группы, мелкие ссоры или конфликты реально не приводят к распаду этих связей. Напротив, нейтральные соплеменники склонны реагировать на конфликты самым серьезным образом и впоследствии избегать общения с друг с дру­гом. Дружественные пост-конфликтные контакты и ритуальные просьбы о прощении - единственный шанс восстановить социальные связи в этом случае. Там, где социальные отношения более жесткие и альянсы с родст­венниками - первейшая жизненная необходимость при конкуренции на внутригрупповом уровне, практикуется преимущественное примирение с родственниками; у тех видов, где внутригрупповые связи эгалитарные и иерархические отношения менее жесткие, весь упор делается на сохране­ние связей с неродственными членами группы, отсюда и большая заинте­ресованность в примирении с последними.

Традиционные работы по агрессии в детских коллективах за послед­ние несколько десятилетий существенно пополнились данными о способах разрешения конфликтов. Основные сведения были получены путем опро­сов или при наблюдении за детьми в ситуации эксперимента (ограниченный доступ к привлекательному предмету). Однако, чтобы понять общие закономерности пост-конфликтного поведения у детей, необходимо вести наблюдения в естественном окружении (в группе зна­комых сверстников). Этологические подходы в этом контексте оказались исключительно продуктивными. Приведем пример наших собственных исследований, чтобы показать, чем этологические подходы отличаются от социологических и психологических.

Наблюдения проводились приблизительно одновременно в несколь­ких странах - России (русские и калмыки), США, Италии и Швеции (Бутовская, Козинцев, 1998; Butovskaya, Kozintsev, 1999; Verbeek, 1997; Lunardini, in press, Lindqvist-Forsberg et а1, in press]. Во всех случаях, за исключением Швеции, методика наблюдений была сходной и давала воз­можность сопоставлять поведение детей после ссоры с их обычных обще­нием. В качестве дополнительного источника информации послужили видеоархивы И. Айбл-Айбесфельдта по бушменам !ко и !кунг Калахари, а также по химба, традиционным скотоводам Намибии.

Дети после конфликта часто примиряются друг с другом, даже если сразу после ссоры они прерывают общение и уходят. Речь идет именно о примирении, то есть повышенной потребности в дружественных контактах с бывшим противником, а не о случайных дружественных контактах с последним. Феномен примирения в разных культурах по многих базовым показателям являлся сходным. Можно, видимо, говорить о наличии уни­версальной предрасположенности к восстановлению мира у детей. Во всех анализируемых культурах дети демонстрировали выраженную тенденцию к дружественным социальным контактам в течение 2-3 минут после кон­фликта. Этот интервал сходен с аналогичным интервалом примирения у других приматов, что говорит о возможных филогенетических корнях данного явления.

Способ, которым дети примиряются, равно как и исходная реакция на агрессию, может сильно варьировать от культуре к культуре. Бушмены !кунг и !ко Калахари (взрослые и подростки) реагировали на агрессию малышей (возраст от 11 месяцев до 3 лет) улыбкой, смехом, пассивным избеганием (закрывались рукой от ударов), или старались переключить внимание драчуна на другие действия. В аналогичной ситуации, химба, традиционные скотоводы Намибии, пытались остановить ребенка слова­ми, фиксируя руку дерущегося или даже реагировали агрессией на агрес­сию (например, в ответ на удар веткой, тоже брали ветку и давали сдачу). Спонтанная реакция примирения в первые минуты после конфликта про­слеживалась и в том, и в другом случае. Касания, объятия, поглаживания, поцелуи, улыбка, смех, заглядывание в глаза - далеко не полный перечень способов налаживания отношений. Отдельные стратегии примирения бы­ли культурно-специфичны. Так, дети в русской и калмыцкой культурах использовали для примирения ритуальные стишки-мирилки. Шведские лети - обычные считалки, специально подгоняя выигрышный расчет та­ким образом, чтобы он пришелся на бывшего соперника. Для этих же це­лей старшие дети у бушменов использовали характерный дружелюбный жест (касались кончиками пальцев за ухом, проводили вниз по шее и под подбородком бывшего соперника. Обиженного малыша брали на руки, катали на спине, ласково разговаривали. Для примирения дети химба про­сто подходили к противнику, улыбались, делились предметами или воз­вращали отобранное пострадавшему. Приглашение к совместной игре и попытка рассмешить бывшего соперника повсеместно являлись надежной пост-конфликтной стратегий.

Тенденция к примирению с возрастом усиливается. Уже в возрасте 5-7 лет дети способны поддерживать социальное равновесие в группе и за­ботится о восстановлении нарушенных связей с окружающими. С фор­мированием теории познания, у детей примерно шесть лет и старше, про­исходят постепенные изменения в стратегиях примирения. Как по­казывают наши данные, реальное поведение 6-7 летних школьников об­наруживает отчетливые несоответствия с индивидуальными предста­влениями о нормах поведения в пост-конфликтной ситуации. Если в ре­альной жизни дети демонстрировали выраженную ориентацию на дру­жественные контакты с бывшим противником вскоре после ссоры, то в интервью настаивали на том, что должны выдержать паузу (подождать 3 часа, несколько уроков и даже несколько дней), «нe уронить себя в глазах другого», дождаться, когда обидчик первый подойдет.»

В традиционных культурах дети провопят много времени в смешан­ных по возрасту коллективах (это не только сверстники, но и более стар­шие или младшие мальчики и девочки). В этих условиях роль медиатора (мирителя) значительно более выражена. Старшие дети вмешиваются в конфликты младших и останавливают их, если конфликты слишком затя­гиваются или становятся опасными. Тот факт, кто у калмыцких детей вы­явлена большая частота участия третьего ребенка в примирении (мирителя), указывает на большую сохранность традиционных установок в этой культуре по сравнению с русской, американской или шведской.

Общая предрасположенность к примирению, по всей видимости, мо­жет модифицироваться культурной средой и социо-экологическими фак­торами, однако, сама способность к успешному освоению правил конкрет­ной культуры в раннем возрасте также является универсалией. Индивиду­альный успех ребенка в будущей взрослой жизни зависит от того, на­сколько быстро и успешно он осваивает нормы поведения, принятые в данном обществе.

Наши данные показали, что дети в возрасте 6-7 лет следуют именно этой схеме. Вопреки расхожему мнению, близкие друзья менее склонны к примирению, чем просто знакомые или те, кто редко поддерживает друг с другом регулярные дружественные контакты [Butovskaya, Kozintsev, 1999]. Сходные данные об отсутствии селективных предпочтений при обмене аффилиативными жестами после конфликта между друзьями и всеми остальными членами группы получены и в наблюдениях за немец­кими дошкольниками [Grammer, 1997].

Универсальные принципы примирения, выявленные у многих видов приматов и описанные у детей, имеются в наличии и у взрослых людей. Данные из области лингвистики и социальной психологии, собранные при опросах, подтверждают справедливость такого заключения. Похоже, что функция извинений также отвечает требованиям гипотезы восстановления социальных отношений. Холмс [Holmes, 1990], анализируя английские слова извинения, приходит к выводу, что цель последних - психологиче­ская компенсация за нанесенный ущерб и восстановление социального равновесия с партнером. Барнленд и Йосиоко [Barnland, Yoshioko, 1990] просили американских и японских студентов оценить влияние извинений на социальныe отношения партнеров. Подавляющее большинство студентов (80 % американцев и 90 % японцев) сообщили, что после извинений отношения с бывшим соперником налаживались или даже становились более тесными, чем до ссоры. В то же самое время извинения перед роди­телями носят более формальный характер, скорее всего, в этой ситуации срабатывает механизм повышенной прочности социальной связи [Barnland, Yoshioko, 1990]. Как и в случае с близкими друзьями, этим отношениям мало что угрожает и они будут восстановлены без особых усилий в силу жизненной необходимости.

Амбивалентность человеческого поведения

Недоверие к незнакомцам представляет собой одну из поведенческих универсалий [Brown, 1991; Еibl-Eibesfeldt, 1989]. Негативная реакция (страх) по отношению к незнакомцу появляется у детей в возрасте 5-6 месяцев и описана во многих культурах. Этологи полагают, что она слу­жит защитным механизмом, ограничивающим чрезмерное любопытство ребенка, способствующим упрочению связей с матерью и другими близ­кими родственниками. Хотя по мере взросления выраженный страх перед чужими постепенно пропадает, замечено, что и взрослые люди часто ста­раются избегать контактов с посторонними, ощущают дискомфорт от общения с сильно отличающимися по своим внешним данным и поведен­ческим характеристикам незнакомцами [Atzwanger et а1, 1998]. Если речь идет о представителях других этносов, то подобное поведение обычно называют ксенофобией. Недоверие к незнакомцам, по-видимому, является филогенетической адаптацией, обеспечивающей безопасность и цельность группы. Избегание чужаков и настороженное отношение к ним типично не только для человека, но и для других животных. Аналогичное поведение описано у шимпанзе, горилл, павианов, макаков [Гудолл, 1992]. В ряде случаев по отношение к другим группам шимпанзе демонстрируют даже открытую враждебность и агрессивные действия.

Наличие данной модели поведения у человека не удивительно, если рассматривать его с эволюционных позиций. Человек большую часть своих эволюции существовал в условиях малых коллективов, где все хорошо знали друг друга, а многие были родственниками. Он доверял окружающим и ощущал себя в безопасности в знакомом окружении. В современ­ном обществе люди продолжают отдавать предпочтение родственникам и друзьям, больше доверяют им, чем незнакомым, и с этих позиций реакция па незнакомца вполне объяснима. Таким образом, страх перед незнаком­цем у взрослых является обобщенным производным детской застенчиво­сти и подозрительности, с другой стороны - непотизма, стремления нахо­диться в обществе родственников и знакомых. Подсознательный страх перед незнакомцами может играть важную роль формировании ксенофо­бии и этноцентризма. Однако важно понимать, что данный биопсихологи­ческий компонент не является решающим и достаточным. Ведущую роль в формировании выраженной ксенофобии играет среда. Как было показано Флором [F1ohr, I994], недоверие к чужим преобразуется в ксенофобию и этноцентризм под действием широкого набора исторических, экологиче­ских или социо-экономических условий. Говоря о том, что человек пред­расположен к избеганию контактов с незнакомцами, этологи вовсе не имеют в виду, что такое поведение проявляется неизбежно. Знания о нали­чии реальной биопсихологической базы недоверия к незнакомцам не дают оснований рассматривать это поведение как жестко детерминированное и неизбежное. Адекватное использование этологической информации по­зволяет корректировать и сглаживать негативную поведенческую реакцию посредством целенаправленного воспитания [Atzwanger ес а1, 1998].

Важнейшим открытием этологии стало представление об амбивалентности поведения (попеременном проявлении двух диаметрально противоположных мотиваций). Например, реакции нападения у многих видов чередуются бегством и демонстрацией страха. Поведение ребенка и взрос­лого в направлении незнакомца характеризуется выраженной амбивалентностью. Незнакомый человек вызывает смешанные чувства: страх и любо­пытство, желание подойти и установить контакт. Не только враждебность к чужаку, но и ориентация на знакомство, формирование дружественных контактов является частью нашего общечеловеческого поведения, унасле­дованного в процессе эволюции. Другие культуры, другие страны влекут и манят нас, не случайно туризм является процветающей индустрией. Любопытство и желание общаться с соседями широко распространено в традиционных культурах. Наличие ритуалов приветствия гостей, с их выра­женной амбивалентностью дружественной расположенности и демонстра­ции военной силы, свидетельствует о древних корнях межгрупповой амби­валентности. Наряду с угрозой, контакты с незнакомцами, несомненно, несли в себе и адаптивный компонент, так как позволяли получать новую информацию, расширять свой технический и экономический кругоз

Комментарии: