Борис Титов: Мы не обгоним Германию, а уступим Индонезии и Бразилии

Фото: Владимир Гердо/ТАСС

Прошло полтора года с момента подписания президентом майского указа. По широко распиаренным нацпроектам реальная работа не начинается. Вот и Счётная палата в лице Алексея Кудрина приводит смешные цифры прогнозируемого экономического роста. О причинах «пробуксовки» мы спросили уполномоченного по правам предпринимателей при президенте России Бориса Титова.

Борис Титов. У нас по-прежнему нет стратегии, нет понимания той дороги, по которой мы идём в экономике. У нас под стратегией почему-то понимаются другие виды документов. Начинают говорить о реформах образования, здравоохранения. Хотя это и не стратегия в общепринятом понимании слова. Стратегия в Саудовской Аравии, в Великобритании. Там только что принята Industrial Strategy (индустриальная стратегия) – как и за счёт чего будет развиваться экономика и как это повлияет на социальную сферу. Вот что такое стратегия. Это пытались доказать всё время, потому что у Кудрина как раз стратегия была «обо всём хорошем» и никаких цифр: «А давайте думать о том, что мы все должны быть образованы».

Президент дал нам поручение работать над развитием стратегии роста. Мы подготовили т.н. дорожную карту по устойчивому росту несырьевого сектора экономики, то есть сузили вопрос до несырьевого сектора. Подготовили, в ближайшие дни будем отдавать. Если она будет принята, у нас начнется рост.

Юрий Пронько. Мы проанализировали цифры по прямым иностранным инвестициям, и они нас вогнали в шок. Ситуация 1997 года. Если убрать рефинансирование, то есть отсутствие такового, показатели хуже, чем были в 90-х.

Б.Т. Это связано со многими факторами. Частью влияют, конечно, иностранные санкции, в которые мы попали, та конфронтация, которая есть в политической области на международной арене. Но всё-таки, я бы сказал, основная проблема – это структурные проблемы внутри самой российской экономики. Это та денежно-кредитная политика, которая проводится нашей страной, прежде всего Центральным банком, которая ориентирована на макроэкономическую стабилизацию, борьбу с инфляцией как главный критерий, KPI, но которая является антиполитикой роста. При повышении процентных ставок во всём мире, это азы экономики, падают темпы роста.

Мы очень долго исходили из такого базового принципа, который реализовывало правительство и Максим Станиславович Орешкин, которого я очень уважаю. Но он приверженец такой школы, хотя эта школа, в общем, даже и не западная, а некоего симбиоза нашего понимания, как должна работать западная школа.

Ю.П. Там уже многие отказались от этих разработок.

Б.Т. Естественно! Сейчас уже все перешли к количественному смягчению. Наши стоят как раз на количественном ужесточении по-прежнему. Он пришёл и сформулировал, что надо нашим предпринимателям: мы вам обеспечим макроэкономическую стабильность, невидимая рука рынка подтолкнёт вас в этой стабильной ситуации к росту. Нас не волнует макроэкономическая стабильность в его понимании. Инфляция очень косвенно влияет на приток инвестиций. Кроме этого, они, прежде всего, стремятся восстановить государственные резервы, которые были потрачены в 2014–16 годах. Нам совершенно другие вещи нужны.

Надо признать, что позиция, что макроэкономическая стабилизация приведёт к росту, провалилась. Мы точно видим, что не приводит это к росту, даже при высоких ценах на нефть, как сегодня, 0,5% за первый квартал, и не ведёт к улучшению жизни людей. У нас по-прежнему снижаются реальные доходы населения. Ну, резервы растут. Мы практически восстановили и даже превысили резервы до 2014 года.

Ю.П. Чем они объясняют свою упёртость?

Б.Т. Они готовятся к войне. К разным кризисам.

Ю.П. К торговым войнам вы имеете в виду?

Б.Т. Не к горячим видам, да. Они готовятся к кризисным явлениям, противостояниям, многочисленным санкциям, и государство пытается собрать себе такой мешочек, который даст в какой-то момент денежку для того, чтобы затыкать дыры. То там, то сям. Деньги – это, конечно, очень важно. Но они всегда кончаются. Если кризис будет достаточно длительным, мы всё равно войдём в этот кризис, и ничего не изменится.

Ю.П. Тем более, это уже было.

Б.Т. Мы понимаем, что по сравнению с деньгами намного более эффективно иметь машины по производству денег. Если у тебя есть машина, которая производит деньги, ты не волнуешься о размере мешка. Потому что ты знаешь, что всегда эти деньги получишь, потому что у тебя есть производство. У тебя есть заводы, фабрики, стройки, сельское хозяйство, рабочие места. Это всё машины по производству добавленной стоимости, которые дают тебе то богатство, на котором страна может спокойно проходить кризисы и жить долгие-долгие годы, это база нашего будущего. А деньги всегда кончаются.

Ю.П. Вы представили доклад, очень серьёзный, правда, меня напрягают некоторые моменты. Не то что мы вытесним Германию из топ-5 – мы можем оказаться ниже Индонезии.

Б.Т. Сегодня мы находимся на шестом месте по ВВП по ППС (паритету покупательной способности). Германия на пятом, Индонезия на седьмом. И Всемирный банк дал только что свои оценки, и наши расчёты показывают, что в 2023 году Индонезия нас перешагнёт. Она оттеснит нас на шестое место. Ещё через несколько лет может оттеснить и Германию с такими темпами роста, которые есть у неё сегодня. А нас ещё и Бразилия обойдёт.

Ю.П. То есть даже не шестое, а седьмое место?

Б.Т. Мы и так на седьмом. Это будет восьмое. Поэтому перспектив нет, если не расти, не развивать экономику, если надеяться только на цены на нефть. Та концепция, которая сегодня реализуется в правительстве и которую Орешкин также поддерживает, конечно, не даёт нам никаких гарантий, что мы останемся в ряду самых больших экономик мира.

Ю.П. Что вы и ваши коллеги предлагаете? Какую альтернативу?

Б.Т. Собственно, мы ничего не изобрели. Мы изучили опыт многих развитых стран – Китая, Великобритании, Франции, Канады, Германии. Приблизительно там всё одинаково. Во-первых, они имеют стратегию роста. Прямо так документ называется. Три главные вещи. Первое – приоритеты. Это фетиш, что рынок может сам определить, куда и как будут инвестироваться деньги, ему всегда должно помочь государство. Предприятия и частные компании должны знать, каковы приоритеты. Поэтому все они выделяют приоритеты. 8 у Англии, 16 у Германии, в Китае ещё больше – 20 с лишним. Наши приоритеты мы определили как 9. Первое – это экономика простых вещей, то, чего у нас не хватает. Мы не производим базовые вещи, которые обычно производятся локально, – мелкий инвентарь, мебель, какие-то изделия из пластика.

Ю.П. То, что всегда востребовано.

Б.Т. Да. У нас всё по импорту, потому что невыгодно производить здесь. Это, по существу, лёгкая промышленность, товары широкого народного потребления. У нас здесь огромный потенциал роста, и они у нас занимают первый из приоритетов. Последний из приоритетов – это цифровая экономика. Она последняя по списку, но не последняя по значимости. Там тоже очень много можно сделать. Мы можем перешагнуть один этап, так скажем, в техническом прогрессе и выйти на новые, уже блокчейновские и ядерные технологии, которые нам дадут потенциал роста в дальнейшем.

Второе – это общесистемные меры, которые касаются экономики. Есть такое общее понятие, как экономика роста. Всё должно быть ориентировано на рост. У нас должен быть Центробанк развития, Минфин развития, Минэкономразвития, правительство развития – всё только вперёд. Велосипед поставили – он обязательно упадёт. Поэтому надо только ехать. И целый набор мер ещё: и развитие малого и среднего бизнеса, и денационализация. Это экономика роста. И третье направление - это т.н. государство развития. Потому что без такого государства невозможно двигаться вперёд.

Ю.П. В чём суть?

Б.Т. Прежде всего, все государственные структуры должны быть в едином порыве ориентированы на рост. Это, конечно, изменения судебной системы, изменения в административном дерегулировании, это касается и уголовного права, которое не должно использоваться как дубина отъёма собственности. Собственность должна быть защищена. Но, кроме того, мы ещё говорим и о правильной системе управления. Это государство, которое должно уметь управлять. Оно, во-первых, должно знать всё об экономике, а сегодня у нас статистика, которая обманывает и государство, и людей. Должна быть твёрдая, глубокая система сбора информации, Big Data в экономике. Прогнозирование, формулирование стратегических планов на год, на 5, на 15 лет мы предлагаем.

Это и проектное управление в рамках реализации «дорожных карт» по развитию экономики, росту тех или иных секторов, тех приоритетов, о которых я говорил. И ещё, что очень важно, – администрация роста, как мы её называем, должен быть штаб реформ, это должны быть люди, у которых не болит голова о текущих делах. У нас слишком много проблем в текущей экономике – то цены поднялись на бензин, то упали, и все только и занимаются этим сиюминутным вопросом. Вся энергия уходит на решение каких-то сиюминутных задач.

Должны быть выделены люди, которые управляют только ростом, развитием. Они должны об этом думать. Это происходило во всех странах, которые добились успеха. Первый шаг в реформах и, в том числе, для развития несырьевого сектора – создать некий штаб, который бы сегодня занимался этими функциями и который двигал бы нашу экономику вперёд.

Ю.П. Академик Аганбегян заявил, что 2017 год – год стагнации, 2018-й – год стагнации. 2019 год будет худшим годом стагнации. На ваш взгляд, есть тот год, та точка невозврата, когда мы либо окончательно свалимся в рецессию, либо начнем расти?

Б.Т. Всё зависит от цены на нефть. Экономика не растёт, но доходы бюджета у нас растут.

Ю.П. Спасибо ФНС!

Б.Т. Да. Пока у нас богатое государство, богатое правительство, богатый бюджет, мы можем какое-то время держаться. Совсем плохо станет тогда, когда цены упадут, и у нас не только люди, не только бизнес будет стагнирующим, но и государство будет бедным. Вот тогда начнутся реальные проблемы. Сейчас цены на нефть конъюнктурно можно поддерживать, надо сказать большое спасибо Владимиру Владимировичу и министру энергетики Новаку. Если бы этого не было, у нас был бы ещё один кризис.

Ю.П. Как только конъюнктура изменится, мы получим новый кризис?

Б.Т. Конечно. Если будет падение на мировых рынках, будет моментальная реакция. Она в любом случае будет, просто раньше. Конъюнктурно мы держим этот удар, мы договорились об искусственном завышении цен вместе. Это сиюминутное влияние на рынок. Но это не долгосрочный тренд. Долгосрочный тренд – это альтернативные источники энергии. Ещё один долгосрочный тренд – это шельфовые гидраты. Это тот углеводород, который превышает по запасам все нефтяные запасы мира. Просто он сегодня ещё достаточно дорог для добычи, он глубоко залегает на шельфах северных морей, и не только северных, сейчас в Японии уже их добывают, то есть в разных точках мира.

Ю.П. Вы оптимист.

Б.Т. Я оптимист в том, что наша экономика имеет огромный потенциал роста. У нас недоинвестированная экономика. Мы показали это в нашей работе. С ручкой в руках мы показали те 9 приоритетных отраслей, которые увеличат ВВП, по крайней мере, уже в 2025 году на 40%. Единственно – надо отказаться от штампов, не знаю, откуда они возникли, не на Западе, не в этих школах, а здесь, в России, и перейти к нормальной стимулирующей экономике.